Чонгук безбожно просыпает, выключив оба будильника, отзванивается помощнице и диктует ей список дел на сегодня уже из ванной, чтобы не разбудить спящего Тэхёна.

Он в первый раз за все время работы намеренно и по собственному желанию берет отгул. 
Зачем – черт его знает. С Тэхёном все в порядке, за ним не нужен круглосуточный уход, он в курсе, где что лежит, и ему наверняка меньше всего бы хотелось снова чувствовать себя маленьким несмышленным ребенком, за каждым движением которого пристально следят; Чонгук только после побега Тэхёна осознал, насколько гипертрофированной была его забота, – как, в принципе, и все в нем. 
Он чистит зубы, умывается ледяной водой, а потом замирает, упираясь руками в края раковины, и долго, непрерывно, не позволяя себе моргнуть, смотрит на свое отражение в зеркале – непривычно красноватые, будто потертые, закусанные губы, темные следы от чужих ногтей на бледных плечах и шее и что-то странное во взгляде, блестящее и острое, запрятанное под толщей вшитого в Чонгука спокойствия-почти-равнодушия.

Он пялится на собственные губы, как подросток на фотографию в эротическом журнале, – в голове раздается короткий щелчок, а в низу живота неприятно, даже болезненно ёкает. 

То, что Тэхён спит в его кровати, было бы меньшей проблемой, если бы они не целовались вчера. 
Чонгук просто слишком детально все запомнил, и это «все» оплавленным клеймом отпечаталось на каждом слое его сознания.

Тэхён, не просыпаясь, подбирается теснее и прилипает грудью к чонгуковой спине, стоит ему только лечь в кровать. Теплые пальцы отработанными, выверенными движениями цепляются за лямку майки; Чонгук чувствует, как Тэхён прижимается к его лопатке мягкой щекой. 
Его губы, горячие и гладкие, немного приоткрыты, и кожу раз в четыре с половиной секунды обжигает ровным дыханием.
«Ему просто не хватает человеческого внимания», - думает Чонгук.
«Или тепла», - продолжает Чонгук.
«Или, может, просто всего человеческого», - надеется Чонгук.
«Никакого подтекста здесь нет», - уверяет себя Чонгук и едва ли не теряет сознание, когда Тэхён делает глубокий вдох, как-то неловко двигается и прикасается губами к нагретой его же теплом коже, перекладывает руку поперек чужого живота и застывает в таком положении, расслабляясь и обмякая, погружаясь в еще более глубокий сон.
«Или есть».

***

Время тянется медленно, нерешительно и в полном бездействии. Тэхён не знает, чем себя занять, что-то смотрит на чонгуковом планшете, Чонгук пьет уже четвертую чашку кофе, докуривает пачку и каждые пять минут поглядывает на циферблат наручных часов. 

- Хочешь кушать?
- Нет, спасибо.
- Кофе?
- Чай? – перебивает Тэхён и насмешливо смотрит из-под отросшей темно-каштановой челки, выцветшей на кончиках. – Чонгук, я жил у тебя больше двух недель и сам все могу, ты же знаешь.
- Ну так смоги, - Чонгук вскидывает бровь. 
- Что?
- Что-нибудь.

Тэхён хмурится, но все-таки лениво встает со стула и плетется к кухне, включает чайник и кидает в чашку пакетик зеленого чая с жутким химическим земляничным ароматизатором и два кубика тростникового рафинада. 

- Доволен?
- Предположим. 
- Ты заставил меня заварить себе чай.
- Потому что ты задрал жаться по углам и молчать. Я пытаюсь разрядить обстановку.
- Заставляя меня заварить себе чай.
- Как умею, - Чонгук звучно хмыкает и с глухим стеклянным стуком опускает чашку на стол. 

Тэхён возмущенно бормочет что-то себе под нос, заливая пакетик кипятком.

- Ты вообще умеешь отдыхать? – спрашивает он и садится напротив.
- Я этим сегодня и занимаюсь.
- Нет.
- В смысле?
- В прямом, - Тэхён подбирает под себя колени. – Ты уже битый час пялишься на вкладку с рабочей почтой, куда за все это время не пришло ни одного письма, потому что твои коллеги с уважением относятся к твоему же выходному дню, решив, что не стоит долбить тебя сообщениями и звонками, а ты сидишь и ничего не делаешь. 
- Двести пятьдесят слов в минуту, если я не ошибаюсь с подсчетами.
- Очень смешно, - Тэхён закатывает глаза. – Нормальные люди гуляют, ходят в бары и рестораны, в кино, я не знаю… На свидания ходят. Занимаются сексом. 

Он не успевает заткнуться и, заикаясь, добавляет тихое совсем, смущенное до ужаса «наверное» и «а еще шоппинг»; Чонгук почти давится глотком кофе. 

- Короче, ты не умеешь отдыхать, - Тэхён прокашливается в кулак.
- Ничего подобного.
- Так же, как и заправлять одеяло в пододеяльник.
- Иди к черту.
- И по-человечески открывать кофе.
- Блядь, - Чонгук несдержанно рявкает. - Собирайся. Мы едем в торговый центр. 
- А меня ты не забыл спросить? – Тэхён забывает о своем смущении и кривит рот, когда Чонгук встает из-за стола – ножки стула пронзительно скрипят по кафельному полу. 
- Тебе нужны нормальные шмотки, - Чонгук останавливается перед шкафом и долго выбирает рубашку, - а мне – новый галстук.

У Тэхёна не хватает никаких сил терпеть этот его идиотизм, он быстро стягивает с себя домашние шорты и майку и наскоро надевает узкие черные джинсы с дырками на коленках и темно-серую толстовку с капюшоном, вполголоса вещая про «это никогда не кончится».
Чонгуку совсем наплевать на все его капризы – в голове плывет только одна, совершенно жуткая и обреченная, мысль: «под цвет твоей, блядь, помады». 

***

Ни разу не смешно, когда мальчик, с которым ты пришел в огромный торговый комплекс, два раза подряд с клятвенными извинениями вылетает из магазина женского нижнего белья. Тэхён прячет глаза и весь никнет, засовывает руки в огромный карман на животе, плетется чуть позади и объясняется тем, что просто так привык.
Шататься с Тэхёном по магазинам, наблюдать за тем, как он наворачивает круги между стендов, витрин и вешалок, безучастно смотрит на тысячи развешанных и сложенных в ровные стопки свитеров, свитшотов, рубашек, джинсов и брюк, трогает ткань, – потрясающе странно. У него балетная осанка и поставленная походка: Чонгук идет следом и мечется между восхищением и отвращением от того, как Тэхён всего-навсего ходит, переставляя ноги по одной линии, как на подиуме, – отточенным, легчайшим классическим кэтволком. 
На него оборачивается каждый второй.
Чонгук (уже) смиренно понимает, что Тэхён привык быть звездой, притягивать и распоряжаться по собственному усмотрению посторонним вниманием без разделения по половому признаку, возрасту или социальному статусу, без труда прослеживаемому по одежде или по дорогим наручным часам, выглядывающим из-под рукава обыкновенного мужского джемпера. Привык не задумываться об этом и идти дальше, будто вокруг никого нет, будто он – самая тривиальная единица общества, не способная даже привлечь к себе чужой взгляд, не то что вызвать восторг/симпатию/сиюминутное желание – нужное подчеркнуть. В конце концов, он парень, на нем – толстовка с капюшоном, драные на коленках джинсы и потертые конверсы. 

Чонгук ставит себя на место одного из толпы, думает, как бы он посмотрел на Тэхёна, проходя мимо, заметил бы его, оглянулся бы ему вслед, и решает, что ни при каких обстоятельствах. Чисто из инстинкта самосохранения. 

Тэхён рассказывает, что видел в каталоге американского интернет-магазина одну классную рубашку, отмечает, что даже не черного цвета, особенным тоном, на который Чонгук слабо реагирует, мысленно отстреливая каждого прохожего. 

Чонгук разрешает покупать только цветные и белые вещи, потому что черного, по его мнению, в тэхёновом повседневном гардеробе и так достаточно, отдает ему свою банковскую карту и называет пин-код – «не отпирайся, это подарок за твое терпение» – и выходит из зала, потому что от света ярких люминесцентных ламп болят глаза. Тэхёна нет минуту, две и пять – Чонгук ждет, а потом заглядывает в сторону кассы через толстое витринное стекло:
Тэхён крайне мило болтает с девочкой-консультантом, опираясь локтями на стойку; она смущенно смеется, смотрит на Тэхёна большими глазами, подведенными аккуратными черными стрелками, и поправляет челку. Очевидное неразбавленное кокетство Чонгук переиначивает в незатейливый флирт и мгновенно звереет до зубовного скрежета.

- Мне сделали пятипроцентную скидку, - говорит Тэхён, улыбается и отдает Чонгуку карту. – Эй?

Чонгук молча разворачивается и отходит на несколько шагов, до хруста сжимая кулаки в карманах пальто.

- Чонгук, - зовет Тэхён, догоняет, дернув за рукав, и сводит брови к переносице, – в чем дело?
- Красивая девочка, правда? – Чонгук резко останавливается, а Тэхён вопросительно разводит руками. – Нюхнул свободы, блядь. 

Он собирается идти дальше, но Тэхён хватает его за плечо и разворачивает к себе.

- Жан-Поль Готье. Новая коллекция. 
- Что?
- Я говорил с ней про новую коллекцию Готье, если тебе так интересно.
- Ни капли.
- Не ври, - с особым чувством проговаривает Тэхён и внимательно смотрит в темные чонгуковы глаза: в них доза обиды и две – злости.
- Честное слово, - язвит Чонгук и снова хочет уйти, но Тэхён все еще держит его плечо. 
- Окей, у нее отвратительный блеск для губ – я посоветовал другой оттенок. У меня где-то был такой, могу показать, как вернемся. 

Чонгук делает глубокий вдох и трет ладонью взмокший от напряжения лоб.
- Что, поцеловались два раза, и всё, сцены ревности? – Тэхён смотрит без наглости и даже мягко, кривит губы в усмешке и ни на секунду не обижается на прерывистое «иди на хер» в ответ.

Чонгук, весь на взводе, удирает по коридору с натертыми до блеска мраморными полами, нервно поправляет воротник рубашки и скрипит зубами, а Тэхён плетется на три шага позади, кусает губы и очень старается не улыбаться. 

- Смотри, вон, какая там девочка.
- Где?
- Вот же, ну. Иди, поговори с ней про Готье. Посоветуй, блядь, оттенок.

Тэхён сердится напоказ и назойливо требует срочно купить ему что-нибудь черное, пока Чонгук рассматривает стенд с шелковыми галстуками, думая о том, какой из них лучше всего будет сочетаться с цветом самой любимой тэхёновой помады.