АлисА — Дети последних дней.


Кошмары.

За прошедшие дни, Ют так привыкла к этому явлению, что даже не открывает глаз. Только подтягивает колени к груди, сжимает зубы до боли в челюстях, не забывая сделать глоток воздуха через нос, и продолжает беспокойно спать. Утро ещё не скоро.

Мокрая ткань приятно холодит некогда обожжённую кожу. Теперь это лишь пятна, которые мало кто видит. Солнце больше никогда не взойдёт, а следовательно — открытая одежда не понадобится. В этом мире на расхват шарфы, перчатки, бинты и дефицитные теперь мази. На самом деле, они редко помогают, по-настоящему полезные средства имеются только в центре города, а чтобы их заполучить, нужно продать всё своё неказистое имущество.

Под оглушительный вой сирены начинается каждый день. В выходные: её разве что включают позже, не смотря на требования населения отключить это устройство, сославшись на их хрупкие нервны.

Так думает и Ют. От громкого звука сердце подскакивает, едва не впечатавшись в рёбра, затем сжимается, кое-как возвращается на место и начинает неприятно саднить. В след за этим, сбивается и дыхание. Короткое, поверхностное. Ют знает - это пройдёт, а потому, просто подрывается, быстро сбросив с себя одеяло.

От холода кожа покрывается мурашками, зубы стучат, едва не повредив нижнюю губу. Девушка терпит, касается ступнями мокрого пола и быстро выходит из комнаты, хлопнув дверью. Лишние соблазны сейчас ни к чему.

Кафель. Некогда белые квадраты покрыты серо-коричневатой грязью, и это успокаивает. Ют никогда не любила белый. Для неё это цвет тревоги.

Страх перед грязью также исчез. Грубые пальцы легко добывают струю, смешивают её с другой, более комфортной. Такое простое дело уже способно вызвать улыбку. Сегодня дали воду! Какой-никакой, а праздник.

Не опасаясь разбудить соседей, Ют усиливает поток. Этот шум приятен. Капли падают на лицо, очерчивая и без того чёткие скулы, подчёркивая заметные теперь рёбра, худобу рук и ног.

Девушка раздражается, видя, как хозяйственное мыло почти не даёт пены. С шампунем было бы проще, но оный уже покрыл длинные волосы. На всё про всё — пятнадцать минут.

Ют касается жёстких прядей рукой, заплетает их в подобие косы. Волосы имеют серый цвет, и это лишнее напоминание о горстках пепла, которые превратили город в... Нет, она не посмеет произнести это слово даже про себя. Живые люди здесь ещё есть.

Ют смотрит на календарь. Надо же, сколько лет прошло с большого пожара. Бывшая студентка, казалось, никогда не забудет эти столпы дыма, едкий запах гари, безумное оранжевое пламя, которое поглощает всё что видит, будто это обыкновенная солома.

Ещё труднее, забыть животную панику, боль во всём теле, одышку, содранные от падений на камни локти, ладони и колени. Слёзы, собственный хриплый голос, отрывистые команды военных вперемешку с матами.

Брюнетка не любит рассказывать о начале той войны. Вещать о трагедии с каменным лицом, словно диктор по телевидению. Она тогда не верила им. Не верила, что две крупные страны могут дойти до вооруженного конфликта, как это однажды было и отпечаталось на страницах книг. Ют читала и каждый раз делала небрежный жест рукой. Врут они всё.

Не врали.

В середине весны термометр за окном показывал чуть ниже сорока градусов. Всё пересыхало, а Ют пряталась по углам, глотая ледяную воду. Правда это совсем не способствовало охлаждению организма. От жары нельзя было спрятаться, она всюду тыкала своими раскалёнными вилами днём и ночью, стремясь превратить людей в жалкие лужицы.

Первой эта ощутила на себе квартирная хозяйка девушки. В один из дней за ней приехали медики и люди в форме. Записали данные и увезли неизвестно куда, велев держать ухо востро. В ответ Ют только ядовито усмехнулась.

Всё было как в кино. В нелепых фильмах, насыщенных спецэффектами. Только это была жизнь. Тонкая, хрупкая, убегающая сквозь пальцы.

Тёмное ночное небо внезапно озарила яркая вспышка. Следом — ещё одна. Жёлтые и красные полосы вспыхивали, подчиняя себе всё наполненное облаками пространство. Свет, так похожий на дневной, разогнал остатки сна, но не дал даже посмотреть на улицу. Он будто прожигал веки.

Повинуясь какому-то животному чувству, девушка не без труда заползла под кровать, свернувшись в позу эмбриона. Жарко, страшно,а впереди неизвестностью.
Ют лежала не поднимаю головы, молотила кулаками по полу, ругала себя. Если верить наручным часам, этот ужас длился до следующей ночи. Тогда-то, брюнетка бросилась собирать большой рюкзак, оставляя после себя выпотрошенные шкафы и аптечку, забывая драгоценные книги, диски, какие-то безделушки. Хотелось плакать, но вся энергия ушла на бег.

Всю её прежнюю жизнь уничтожил огонь. Странные лучи начали касаться земли уже к рассвету. Ют, успевшая убежать за пределы города, ползла по пустырям, чудом избегая ожогов. Минута за минутой, час за часом. Девушка даже не успела никого позвать с собой. Надежды таяли.

Воспоминания вполне могут стать проклятием. Подземный бункер, незнакомые люди, противный запах лекарств, чьи-то невнятные объяснения. Солнца больше нет. Его энергию буквально высосали, направив на землю, мощные смертоносные лазеры.

На ум приходит протестантский священник. Он тоже был там. Добрый, но наивный человек. Или он просто притворялся? Ют не знает. Она вспоминает такие гладкие для слуха молитвы, утешения. Ют давно не верит им. Как не верила врачам и военным. Конечно, они жалели столь юное создание, но в тот страшный час, подобных поломанных судеб было слишком много. Слова потеряли свой истинный смысл, их мог произносит автомат.

Где-то в этой кутерьме затерялись и близкие девушки. Она бегала по совсем новым лабиринтам, искала. Но не нашла. Это даёт призрачную надежду, которая то исчезает, то освещает хмурое существование, подобно жар-птице из легенд. Горько. Слишком горько.

Синие цифры на электронных часах показывают десять утра. Пора идти. Порыскав, Ют натягивает рабочие брюки из грубой ткани, клетчатую мужскую рубашку и шлифует образ сапогами, не забыв куртку. Вещи покрыты пятнами, но на это всем давно плевать. Красота, аккуратность. Жизнь нынче слишком уродлива - настоящий мутант, выживший после глобальной катастрофы. Не за чем помнить о манерах.

Брюнетке всё чаще кажется, что культура уже где-то утонула, досадно булькнув напоследок. Тут никто не читает книг, не слушает музыки и не смотрит фильмов. Лишь некоторые рискуют писать на клочках бумаги, вести хронологию. Это строжайше запрещено, мол, не нужно фокусировать такие ужасы, мы обязательно построим новый мир и всё будет лучше, чем прежде. Глупость, да и только.

Дикий, затянувшийся кошмар. Как эта вечная ночь. Грубая, неприветливая. Ют делает широкие шаги, пиная встречные камни. Её крестят местные старики. На поверхности лучше, но большинство предпочитает катакомбы. Особенно дети. Дети. Это почти невозможное явление. Беременеть, а тем более рожать в этом покалеченном мире — убийство в квадрате.

Отпрыски апокалипсиса боятся огня. И света тоже. Правда, это касается только более старших, да и то не всех. Подростки любят сидеть возле самодельных костров, травить байки. При виде такой компании, Ют начинает тошнить. У них всё так по-домашнему. Чего больше никогда не будет у неё самой. Мама, папа... Всё в прошлом.

В воздухе пахнет чем-то мясным и оттого зверски вкусным. Нормальная еда — редкость. Только пищевые добавки. Гадость ещё та, только дразнит вкусовые рецепторы, но вещь сытная. А вода в основном сырая, если поблизости нет знакомого с хорошим фильтром и кипятильником.

У Ют его точно нет. Как и друзей. Только случайные знакомые, она даже лица не всегда запоминает. Грубая, чёрствая, обросшая панцирем. Она выжила, она не сломалась. Эта самое ценное для нынешних людей. Они каким-то образом борются со своими фобиями, воспитывают силу духа.

Зайдя за угол, Ют замечает слёзы на щеках. Сегодня прошёл ещё один год. Ещё один год неизвестно чего. В этот день можно позволить себе ностальгическую нотку. Можно тихо взвыть.

-У тебя всё в порядке?

Солдат в чёрной форме. Она раньше не видела его. Значит, сегодня привезли посылки, будет счастье. В подтверждение этого, у незнакомца в руках что-то посыпанное сахаром. Мармелад. Уже забытая на вкус сладость. Из-за неё, вокруг начинают бегать дети. Они клянчат раритет своими смешными голосками.

-Меня Макс зовут, — продолжает дружелюбно улыбаться незнакомец. Ют понимает, что он, возможно, давно не видел женщины, и потому боится.

-Ют, — всё же решает назваться.

-Интересное имя. Ты местная?

У Макса каштановые волосы и зеленоватые глаза. Почему-то это первое, что отпечатывается в памяти. Дальше, следует лицо с будто выточенными из грубого камня чертами, и щемящий душу баритон.

Макс молод душой, хотя жизнь успела его потрепать. Будучи военным, он должен нести страдания, но вместо этого несёт казалось бы неуместные шутки, старые песни и оптимистичный взгляд на будущее.

По началу, девушка злится. Солдаты не уезжают уже вторую неделю, а этот... Чудо, с насыщенным пропагандой мозгом. Чему ты улыбаешься, дурак?

Ют игнорирует Макса. Не выходит на улицу, дыша затхлым воздухом и старательно убеждая себя, что ей и одной хорошо. Вот только всё совсем наоборот.

Желая наполнить самодельную коптилку керосином, брюнетка позволяет себе поболтать с новым товарищем по несчастью. Так она узнаёт, что у Макса есть брат и свой дом — подарок от государства. При упоминании об этом, солдат пинает горсть золы. А топить всё равно нечем.

У мужчины временами странная манера говорить. Его любимая фраза: «Мы слишком робко тянемся к жизни». Ют хихикает.

-Не мы, а ты.

-Ты тоже, — он отводит взгляд на толпу.

Город ожил. Все вышли на постоянную теперь темноту, достали что-то красивое из одежды. Все улыбаются, пусть как-то надтреснуто.

-А ведь сегодня праздник. Мир.

-Хм. И что с этого?

-Сделай себе подарок. Расскажи мне обо всём.

И она говорит. Плевать, что они знакомы совсем недолго. Макс отряхнул её от застывших дней. Он вправду дал ей надежду.

А теперь молчит. Позволяет упасть в твои объятия. Он умеет слушать.

-У нас остался свет. В сердцах который.

Ют кивает. Наверно, жизнь не зря оставила таких как они. Помнящих книги. Макс однажды цитировал «Книжного вора», а потом добавил:

-Ты немного похожа на Лизель, — за что получил ощутимый тык в бок.

-А ты...

-А я выживший, — тихо произносит солдат, гладя Ют по волосам.

-Ты не выживший, ты — живой, — она произносит это с необъяснимым трепетом. Как ребёнок, при виде щенка.

-Не я, а мы.

Они живы. Они празднуют мир. Чтобы поднять всё то, что спасли. Поднять и пронести сквозь века.