На ночь глядя голова точно как блядский тяжелённый булыжник, во рту будто пустыня расположилась, и о Боже, семнадцать пропущенных на телефон вперемешку с голосовыми сообщениями и нотациями от всех троих участников группы. Огромное от Итана, нелепые угрозы Томаса и куча всего совмещенного первого и второго от Давида.

Перед глазами нещадно темнеет, и висках колотится пульс, и пустота наполняет изнутри чернотой без излишних чувств.

Последнее от Дамиано всплывает на главном экране в ту же секунду.

Я сейчас буду.

Горькая ухмылка покидает уста расползаясь по лицу терпким разочарованием.

И дверца медленно, как в дешевом кино, открывается.

Три глубоких вдоха как попытка привести себя в чувства и выдох.
Затем ещё один.

– У тебя было открыто. Что стряслось? Вик, не говори, что ты сорвалась, пожалуйста.

Быстро тараторит на что Виктория закатывает глаза, до такой степени все равно, что не пытается объяснить или оправдаться, ловя его взгляд, складывается впечатление, будто под суд ведут и смотрят так украдкой перешептываясь, пытаясь призвать к признанию в собственной вине. Говорит сипло, устало, вытаскивая сигарету из блестящей пачки. Аж чешутся костяшки, и пальцы сжимаются в маленький кулак - ебнуть бы его разок другой по зубам, чтобы чушь не порол.

– Не сорвалась, наверное. Была паническая атака, затем захотела выпить и потеряла счёт времени

Трясёт и колотит мелкой дрожью.

Снизу вверх воспаленными глазами.

Лгунья.

Кажется, в его пасмурном взгляде прояснения, колется смешинками и какой-то усталой снисходительностью, молчаливо кивает, но она вдруг видит что-то? Переживание и что-то ещё. Чувства, как ртуть, что никак не растечется по поверхности, собираясь в серебристые шарики. Как резиновые пули, которые отскачут от попадания в цель.

– Я боялся. Но рад, что всё в целом нормально. Можно ведь так назвать это?

– Да, лучшие слова, которые ты мог подобрать.

Улыбка шире и всплеск облегчения во взоре. Как небо на исходе последних дней осени уже блёклое. Виктория невольно тянет улыбку в ответ, зажигая новое солнце на его лице, гасит своё солнце ради него, отдаёт последние лучи, как он ей когда-то.

де Анджелис зависает на зажимающих сигарету губах, чувствует, как мгновенно пересыхает во рту от тяги. Курит, разглядывая звездное небо, что словно серебристые дырки от пуль во время перестрелки.

– Я так не хочу тебя потерять, Ви.

Дамиано просто обнимает за плечи, опуская голову на плечо.

Давится дымом, давится каждым словом, что накипели для неё разошедшейся пламенем прямо под кожей и осели табачным дымом под языком, запеклись под кожей. Выдох белым облачком пара в ночь.

Жмурится.

Прикосновения равняются боли, приятной и мучительной.

Ей не хотелось ни одного человека из тех, что окружали ее на протяжении всей жизни. Не хотелось до одури и безумия, до вспышек перед глазами, до какого-то зуда в кончиках пальцев, до блядского пожара в легких и растёкшейся горечью под языком, как этого дебила. Дебила, который спас ей жизнь перед тем как втоптать с неразделенными эмоциями в густую тьму, где она и погрязла, не зная за что зацепиться, чтобы спастись.

Толкнул в пропасть.

– Ты знаешь я не особо тактильная и..

– Молчи. Не порть момент.

Каждое слово - выстрел в упор по вискам.

Тихо-тихо, полушепотом. Полу-мольбой.

– Это неправильно, что я безумно хочу тебя поцеловать, Вик.

– Вполне себе дружеский фарс проявления немного другой любви..

– Вынужден согласиться.

Продолжает бормотать, рассыпается и умоляет, он сам чуть толкает к стене, — губы к губам, и поцелуи-укусы расцветают на плечах и на шее, раскрываясь бутонами в местах отпечатка губ на своём теле. Девушка не протестует, не пытается оттолкнуть, будто ждет чего-то пару секунд, а потом подается навстречу, отвечая яростно, голодно. Они оба — безумцы, которые лишились рассудка из-за друг друга. Сжимает плечи до синяков, опускается на колени, исследуя руками, пальцами, губами каждую клетку тела, которого была лишена так долго. Последние проблески скатывающейся капельки пота за, вкус сигарет на губах и улыбка, что больше не кажется посторонней.

Ни один из них не слышит, как открывается дверь.

Слишком заняты и слишком погрязли друг в друге, устали быть друг без друга.

– Это тоже для выступления?

Голос холодный и презрительный. Отшатываются друг от друга, будто ничего не было. Джорджия открывает рот, и закрывает. Исцелованные губы обоих и спущенные штаны Давида. Она в дверном проёме с округлёнными заплаканными глазами и чемоданами стоит ровно секунд пять, когда Давид оборачивается в ее сторону. Вик отпихивает его, ворчит что-то неразборчиво и много матерится, трёт глаза пальцами, словно их дым разъел, поднимаясь с пола.

– Джо, ты не так поняла.

Запинается, бросаясь в её сторону, когда та уходит не останавливаясь и цокот каблуков эхом отдаются по пространству. Прощальный полувыкрик в пустоту и охрипшим голосом в самом конце прости.

Ещё через условных тридцать минут, Джо заберёт свои вещи из их общей квартиры. Отпишется везде в социальных сетях и удалит общие фото и истории, изменив своё семейное положение и убрав Дамиано из этой графы. Выложит парочку цитат о разбитом сердце по типу если бы можно было также легко удалить тебя из своей грудной клетки забыв, как все наши совместные фото, а затем выцарапать из жизни. Потом что-то про измены, грустные смайлики и удаление аккаунта.

***

Интервьюер не переставая задаёт тонну бесполезных вопросов, лыбится во все тридцать два как под гипнозом очарования Давидом, хлопая ресничками.

Мнётся и давит из себя следующий, сквозь скрежет собственных зубов, кидая опрометью взгляд на Вик.

– Дамиано, ты в отношениях с Викторией?

И за этой показной насмешкой блондинки после услышанного вопроса, вздернутой бровью и сминающими подол платья пальцами, Дами чудится, что глубоко, въевшейся болью в ребра со времен трехлетней давности, она снова погибает медленно и мучительно, разлагается наживую.

– Если хочешь верить в это, то верь.

Крохотная искорка толики мелкой надежды, как от едва тлеющей вспышкой сигаретной затяжки в ночи загорается изнутри путаясь в мыслях: быть может из-за меня?

– То есть ты встречаешься с кем-то?

– Нет.

– Тогда у всех девушек появился шанс.

– Получается да?

Одно только слово, и такая, блять, духота поднимается в помещении, будто за секунду куда-то испарился весь воздух. В голове набатом долбится только одно глаголющее и отдающиеся спазмами по голове нет.
Виктория старается не замечать для себя, как радостно, но вместе тем тревожно хуячит сердце о ребра, собираясь их разломать, как ограду и как отчего-то покалывает пальцы в едва скрываемом возбуждении и дёргается окрылённая.