- Ребят, я не хочу показаться вам той, кто насмехается над чужим горем, - проговорила Женя, подойдя к Ване и Марку после процессии, когда рыдающую Арину уже увезли в особняк Энлиля, - Но Мирон жив. Вы когда-то шутили, что у него нет души...

- Это не шутка, - отозвалась Оля, стоявшая позади, - У него нет ее в привычной для нас понимании - она немного другая, но я могу сказать, что Евгения не врет и не пытается заставить вас страдать еще больше.

- Вы вдвоем хотите сказать сейчас, что Федоров в очередной раз всех наебал? - спросил Евстигнеев. - Серьезно? Тогда я лично разобью ему ебало за такие выходки.

- Бей, - послышалось из-за разрушенного склепа, - Потому что подойти ты сможешь и ударить тоже: ничего не помешает.

Он охрип - голос напоминал сочетание хрипов, шипения и привычного мужского тембра, а на скулах начали появляться шрамы, из которых скоро потечет кровь, заставит его замолчать навсегда, зашив себе рот стальными нитями, и, закрыв лицо маской, чтобы никто и никогда больше не узнал и не услышал; глаза вряд ли станут голубыми: сейчас уже темно-синяя радужка выглядит крайне неестественно на фоне бело-красных белков.

- Мирон?

- То, что от него остается, - он вырос темной фигурой напротив них, не желая снимать с головы черный капюшон, скрывающий, возможно, истинное лицо сущности внутри или же просто вторую его крайность, требовавшую в свое время "хлеба и зрелищ". - Я - король драмы, но сейчас я не шучу и преувеличиваю, а очень бы хотелось.

Серябкина медленно попятилась назад, когда он даже не обратил на нее внимание, потому что на конфликт ведьм и вампиров, на данный момент, ему абсолютно похуй: как бы эгоистично это ни звучало, но сейчас ему важно его, хотя бы, примитивное существование.

- Мне не нужна твоя голова, - холодно проговорил Федоров, взглянув на надгробие перед собой. - Мне плевать, какое проклятие вы на нас наслали.

У него неприятно щемит в груди, потому что перед глазами появляется Арина со слезами на глазах и подземными пожаром внутри. Ее сожгло до тла - Мирон это чувствует: как-никак связан с ней навечно теперь - не только до гроба, а даже после него.

- В прошлый раз ты обещал нас всех вырезать.

- Я начал, - ответил Мирон. - И я закончил. Вспомни, кого убили, и выдохни.

- Зачем ты устроил весь этот цирк? - спросил Рома, спрятав руки в карманы.

- Арина может читать мысли, поэтому теперь вам лучше никому не попадаться ей на глаза, потому что она это делает неосознанно, как и вы, глядя на нее, будете думать о том, что я живой.

- И уебок.

- Это само собой, - безэмоционально произнес он. - Не ждите от меня привычной реакции: я мертв. Мое нутро, если оно было, выпотрошено.

- Оболочка... - прошептала Женя.

- Да, - кивнул Федоров, - А ты видела то, что всегда будет находиться с Ариной. Уж лучше так, чем оставить ее совсем одну.

Он чувствует свою вину в состоянии девушки, возможно, понимает, что это было в корне неправильно - изменить уже ничего не может: на плите выбито две даты, которые для него абсолютно не имеют смысла и никогда не будут важными.

- Хорошо, а что дальше? - спросил Марк. - Ты, сто процентов, все продумал.

- А дальше нужно дождаться свадьбу, - произнес Мирон. - И мне нужно увидеть до этого Арину.

- Это возможно, - кивнул Ваня. - Только времени у вас будет очень мало.

- Попрошу оставить слезы на потом. Другого выхода нет. Оля, мне будет нужна ваша помощь.

- Хорошо.

- Женя, твои оборотни все еще на привязи?

- Да, все еще обязаны мне. Хочешь быть обязан мне?

- Мы сойдемся на чем-то, я уверен, - кивнула Федоров. - Ребят, с вас, как обычно, шоу.

- Будет, - кивнул Рома. - В лучшем виде, как и всегда.

- Заебись. Они больше не отберут у меня мой смысл.