8 марта, четверг

Все в мире знают, что есть «хочу» и «надо», особенно школьники и студенты. У нас с братом полная гармония: у него — только «хочу», у меня — только «надо». Он не захотел учиться — бросил универ, я не захочу учиться — огребу от родителей. Всё просто. И до ужаса несправедливо.

Это к чему я сейчас рассуждаю? Да просто сейчас семь утра, я замазываю синяки под глазами, а Андрей, который по своему обыкновению пришёл под утро, а потом ещё и решил без наушников посмотреть на ютубе какую-то хрень по типу «Как сделать атомную бомбу дома», сейчас дрыхнет без задних ног. Как бы я его ни любила, сейчас было дикое желание вылить на него свой недопитый чай.

Уже на середине пути к школе у меня завибрировал телефон.

— Алло.
— Привет, это я, — по звукам, Валя открыла какую-то дверь с ноги и через пару мгновений с разбега упала на диван. — На сообщения в вк не отвечаешь.

Я удивилась. Она что, дома? Уроки через десять минут начинаются. Кидок, что ли?

— Да я понимаю, что это ты. У меня вообще-то есть определитель номера, чай, в двадцать первом веке живём!
— Ха-ха.
— И у меня трафик кончился, никакого тебе вк.
— Ясно. Так ты сейчас где?

Я неуверенно огляделась. Вообще то, что Валя мне так рано позвонила — это нонсенс.

— Ну... Скоро уже к...
— Сто пудов в школу топаешь, да?
— Ну... Как бы да, сейчас ведь четверг.

На другом конце провода вздохнули и, кажется, поаплодировали по лбу.

— Этого я и боялась. Поворачивай обратно, — устало изрекла она. — Тебе пора переставать так загонять себя учёбой. Так и знала, что ты забудешь... Хотя вообще непонятно как!
— Да о чём ты?!
— О Восьмом марта! Праздник сегодня, заучка, у всей страны выходной!
— Как так? — я резко остановилась и получила по портфелю и порцию ругательств от идущего за мной человека. — Извините. Почему?.. Бли-и-и-ин, как я могла забыть?! Могла спать до обеда!
— Ага, — судя по голосу, она ухмыльнулась.
— Э, ну окей. А ты-то чё не спишь тогда?
— Ну я, так скажем, не сразу на календарь посмотрела...
— Ну-у-у, а на меня гонишь, — я улыбнулась и засмеялась на Валино фырканье.

Похоже, судьба-злодейка сегодня подобрела. Да это же... Это я могла бы... Отдохнуть! Боже мой, я это слово с первого класса не произносила! Ну ладно, вру, с седьмого. Но всё равно это круто, свободный день никогда не помешает.

— Валь, погоди, не отключайся. Может, сходим тогда в торговый центр? Пожрём там.
— Прости, мы сегодня к тётке едем.
— Оу... Ну, крепись там. Пока.
— Пока.

Я сбросила и сразу набрала другой номер. Трубку сняли не сразу, а заспанный голос мне ответил:

— Аллё, ё-маё, восемь утра, кто бы это ни был, я проклинаю тебя, твою семью и твоего кота... — я невольно улыбнулась.
— Энж.
— Кудряш? — голос в трубке мгновенно стал бодрее и добрее. — Чего это ты?
— Собирайся, давай. Поедем в поход!
— Что? Куда?..
— В торговый центр!

На том конце провода что-то зашуршало и заскрипело.

— В восемь утра? Школы-то у тебя нет? А-а-а...
— Вот да.
— Ну... — Энж задумалась и даже постучала ногтем по трубке, а мне пришлось одёрнуть руку с телефоном, дабы сохранить барабанные перепонки в целости и сохранности. — Окей. Я поеду.

Я не смогла сдержать победный клич, и подруга засмеялась в трубку.

— Минут через двадцать-тридцать буду готова.
— Ну, тогда подъезжай сразу туда, я буду тебя ждать.
— Лады.

День обещает быть удачным!

***

— Вам чем-нибудь помочь? У нас сегодня специальные скидки в честь праздника!

Я от неожиданности схватила первую попавшуюся футболку и обернулась. Рядом стояла молодая девушка, приветливо улыбаясь. Блин, с моей социофобией трудно даже с продавцом поговорить!

— Да, кхм, подскажите, пожалуйста, есть у вас сорок второй размер?

Девушка оценивающе оглядела меня, задумалась, а потом кивнула. Я кривовато улыбнулась ей и перевела взгляд на одежду, за которую в спешке схватилась. Простая чёрно-белая футболка, красивая. Я указала на неё, и продавщица принялась искать нужный мне размер.

— Ой, извините, здесь нет, но я сейчас посмотрю на складе.
— Хорошо, — девушка кивнула и скрылась за стеллажами.

Тут рядом что-то с громким хлопком свалилось, послышались отборные ругательства и какие-то нечленораздельные звуки. Бросив попытки рассмотреть что-нибудь за «гривами» столпившихся посетительниц, я повернулась к «месту происшествия» спиной и уже направилась обратно к полке с моей будущей покупкой, как в меня кто-то врезался. Я вздрогнула и попыталась обернуться, но мне это сделать не дали, потому что какой-то мелкий карлик, который на меня налетел, обнял меня за ноги и захныкал, уткнувшись носом мне, простите, в копчик. Изловчившись, я всё-таки повернулась и обнаружила, что это, естественно, не карлик, а маленькая девочка. Очень расстроенная девочка. И она намочила мне джинсы слезами. Со вздохом я нагнулась, расцепила её руки и присела перед ней на корточки. Вполне миленькая девочка, с глазами «из самого синего льда». Вместе с песней мне вспомнились и другие ледяные глаза, которые были удивительно похожи на эти. Я тряхнула головой и улыбнулась ребёнку.

— Ну, золотце, что случилось?

Девочка вытерла нос рукавом и громко всхлипнула.

— Т...там... я... па... м-меня... луга... — её слова и так очень трудно разобрать из-за рыдания, так она ещё и букву «р» не выговаривает. В конце концов, она просто сморщила лицо, зажмурилась, и тихонько завыла.

Меня этот вой просто до костей пробрал. Я осторожно обняла её за плечи и погладила по голове. В магазине послышались крики, и девочка съежилась и вцепилась пальцами в мою кофту. Блин, а её, случаем, не похитили? Из-за чего ещё можно так рыдать?

— София! — прокричал какой-то мужчина и, судя по голосу, оказался за моей спиной. Хм, кажется, знакомый голос... Да не, послышалось. — София, ты что тут делаешь?! — а чувак злой, понятно, почему ребёнок плачет. — Ещё и к людям пристаёшь? — девочка только крепче обхватила меня за шею. Ну так не пойдёт.

Я, не поворачивая головы, произнесла:

— Никто ко мне не приставал. А вам бы помягче с ребёнком разговаривать, а то неизвестно, куда в следующий раз убежит.
— Оболенская?..

И тут меня накрыло. В буквальном смысле. Кто-то толкнул стеллаж на колёсиках, и он свалился прямо на нас, к счастью, я успела закрыть дитё собой, а «злой дядька» вовремя схватить его и вернуть на место. Хотя пару рубашек упасть успели.

Я отпустила девочку и поднялась, стаскивая с головы одежду. О, а вот эта неплохая... Сколько стоит?

— Оболенская... — нет, не может быть. Я непроизвольно вытянулась и резко повернулась. Может.
— Евгений Андреевич?..

Я говорила, что день будет удачный? Ха. Ха-ха.

Мой учитель стоял неестественно прямо и смотрел на меня с недоверием, будто я с секунды на секунду растворюсь в воздухе. Не-а. Могла бы, сразу бы так сделала. Ну, сама виновата. Вспомнишь солнце, вот и лучик — нельзя было воспроизводить в памяти его глаза, нельзя-нельзя-нельзя. Глупая Аня...

Из мыслей меня «вытолкнула» девчушка, напомнившая о себе, спрятавшись за мной и вцепившись в мою ногу. Историка это, кажется, тоже слегка «встряхнуло». Он перевёл взгляд на ребёнка и грозно нахмурился.

— София, — стоп... София? Сонечка?..
— Папа...

Папа?!

— Ты что творишь? Мало того, что разнесла здесь всё к чер... Кхм... Так ещё и сбежала!
— Ты... — маленький ангелок, который оказался не таким уж и «ангелком», снова всхлипнул. — Плости...

Бестужев закатил глаза и, что-то пробормотав, устало потёр переносицу, на секунду зажмурившись. Тут я заметила его красные глаза и жуткого вида синяки под ними, видимо, от бессонных ночей. И совсем не из-за кутежей. Теперь-то до меня всё дошло. Ему дочка тогда позвонила, а я подумала!.. Эх, стыд. Хорошо, он хоть мысли читать не умеет. Стоп. Если есть дочь, значит, есть и мать...

Учитель всё продолжал что-то усердно втирать куда-то в область моих бёдер... Ой, ну, в смысле, он объяснял своей дочке, прячущейся за моими ногами, что она поступила нехорошо, и вообще ай-яй-яй. Боже, он так ничего не добьётся! Вид его измученного лица вызывал у меня жалость пополам с каким-то садистским злорадством. О, нет-нет, только не спонтанное желание помогать!

Но было поздно. Я уже присела перед Соней и взяла её за руки.

— Сонечка... Ты ведь Сонечка? — девочка кивнула. Я ободряюще улыбнулась. — Приятно познакомиться, я Аня. А теперь расскажи мне, что случилось.

Синеглазка глубоко вдохнула и выпалила:

— Я бегала и случайно влезалась в тот шкафчик... — понятно, это она тут переполох устроила.
— Больше ничего не скажешь?
— Ну, папа начал...
— Стоп! — Бестужев выкрикнул и резко замолчал. Мне стало так смешно, что еле могла сдерживать улыбку.
— Что, плохие слова говорил? — девочка кивнула и опустила голову, краснея. Ну, разве не милое создание? Как на неё вообще можно ругаться? — Вот что я тебе скажу. Твой папа был неправ, — я прям спиной почувствовала, как во мне мысленно прожигают дыру. — Ему не следовало на тебя кричать, — Соня посмотрела на меня с надеждой. — Но и ты тоже виновата, золотце. Тут нельзя бегать.
— Почему?
— Как раз потому, что можно что-нибудь уронить. А твоему папе теперь придётся разговаривать с очень злыми дяденьками, которые будут его ругать, — её глаза стали ещё больше. Действительно, кто сможет Бестужева отругать? В голову сразу полезли не очень приличные мысли, так что я пару раз моргнула, отгоняя их. — Поэтому он был очень расстроен и наговорил много плохих слов.
— Угу...
— Ты же не хочешь, чтобы папу ругали, да? И расстраивать его? — Соня резво замотала головой и снова всхлипнула. — Тогда давай договоримся так, — я приобняла её за плечи, — ты больше не будешь бегать по магазинам, а будешь слушаться папу, хорошо?
— Да. Я больше не буду...
— Вот и славненько! Смотри, какая ты молодец! — я улыбнулась, погладила девчушку по голове и, поднявшись с пола, повернулась к учителю.

Он был, мягко говоря, в шоке. У-у-у, похоже, просто разговаривать с дочерью он и не пытался. Ясно, почему такой «побитый» — я бы тоже его не слушалась и по ночам орала. Блин, откуда в моей голове эти двусмысленности?!
Я ухмыльнулась и слегка подтолкнула девочку к нему.

— Вот, Евгений Андреевич, ваш послушный ребёнок. Получите и распишитесь.

Мужчина не сводил с меня глаз. Мда, конкретно он затупил. Ещё немножко, и на лбу проявится синий экран смерти. А когда Соня подошла к нему и взяла за руку, он, кажется, совсем ошалел.

— Как? Как ты это сделала?.. — о, от неожиданности обратно на «ты» перешёл. Бедолажечка, забыл, что кинул на меня обидку.
— Просто поговорила с ней. Что ж ваша жена за ребёнком не следит, если вы не можете?

Евгений Андреевич вдруг дёрнулся, как от удара, напрягся, а его губы сжались в тонкую полоску. Я сказала что-то не то?..

— Нет у меня жены, — от ярости в его голосе я, честно говоря, немного опешила. Но она явно направлена не на меня — особенно он выделил интонацией слово «жена», почти что выплюнул его. Никакой боли или скорби я не заметила, только гнев, а значит, если женушка у него и была, то с ней ничего трагичного не случилось. Скорее всего она что-нибудь такое натворила, из ряда вон выходящее, что Евгений Андреевич о ней даже слышать не хочет. Ну, на меня он, кажется, тоже разозлился, потому как смотрел на меня, как на тумбочку, об которую мизинчиком ударился.

Я в знак капитуляции сделала шаг назад и подняла руки в примирительном жесте.

— Ой, извините, я не хотела вас задеть... — от моих слов учитель вздрогнул и почти мгновенно переменился. Взгляд потеплел, если айсберги в его глазах вообще могут теплеть, спина расслабилась, а сам он, кажется, тоже не понимал, что с ним случилось.
— Прости, Оболенская.
— Да передо мной-то зачем извиняться?.. — тут к нам подбежала молодая консультант, с которой я разговаривала до всей этой дребедени, и с улыбкой протянула мне футболку. — Спасибо.
— Мерить будете?
— Да не, мне тут «эски» подходят.
— Хорошо, — улыбчивая мисс повернулась, подмигнула моему учителю, чем почему-то вызвала у меня волну неконтролируемой злости, чего отродясь ни разу не бывало, и удалилась, виляя бёдрами. Ну ещё бы, мужчина он конечно... Стоп, Оболенская, остановись, пока не поздно!
— Пап, смотли! Я тоже такую хочу! — Соня несколько раз дёрнула мужчину за рукав и ткнула пальцем в моё новое приобретение.
— Когда ты подрастёшь, я её тебе подарю! — я усмехнулась и приблизилась к учителю. Ну, на свой страх и риск... — Евгений Андреевич, может... всё-таки поговорим?

На секунду на лице Бестужева промелькнуло что-то похожее на испуг, но потом он слегка нахмурился и скрестил руки на груди.

— О чём? — опять свою шарманку завёл.
— О том, что было неделю назад!
— А что было? — ну, мамочки...
— Евгений Андреевич, кто из нас подросток: я или вы? По ощущениям не похоже, что вы старше! — Бестужев приподнял бровь.
— Что было, Княжна? — впервые от звучания этого прозвища я готова была взвизгнуть от радости. Евгений Андреевич повернулся к дочери и что-то ей сказал, указав на лавочки чуть дальше, и она послушно засеменила туда. — Ну, да, я тебя чуть не поцеловал, — я так долго хотела, чтобы он это сказал, а теперь, когда получила желаемое, стало как-то не по себе.
— Ага...
— И ты, кажется, была не против, — он усмехнулся, но веселья в глазах не было ни грамма. Я почувствовала, как жар поднимается от кончиков пальцев ног до головы и наливает мои щёки румянцем.
— Да, — судя по взгляду, которым он меня наградил, мужчина был несколько удивлён моей искренностью.
— Ладно... Неважно. И что произошло, Оболенская? Насколько я помню, ничего, — а... Он прав, ничего ведь не было...
— Ну, да. Но вы же потом целую неделю меня избегали! — я тоже сложила руки на груди и повернула голову, чтобы не смотреть на него. — Даже одноклассники заметили, что что-то не так.
— Это была вынужденная мера.
— Чего? — что за бред?
— Чтобы ты себе не напридумывала, что что-то значишь для меня! Ты ведь это всю неделю жаждала от меня услышать?

Я опустила руки и, кажется, вообще потеряла связь с реальностью. Это, между прочим, было слегка... обидно. Он меня за надоедливую поклонницу принимает. Евгений Андреевич странно посмотрел на меня и отвернулся, снова потянувшись к переносице. Я опустила взгляд и попыталась унять взбесившееся от чего-то сердце.

— Я... Нет, я жалею, что...
— Пап! Папа! — Соня подняла вверх какую-то вещь, которая ей, видимо, приглянулась, и потрясла ей в воздухе. Бестужев улыбнулся дочери и снова повернулся ко мне.

— Ну, давай. О чём жалеешь, Оболенская? — насмешка.

О том, что не приложила вас об тот столб посильнее. О том, что назвала всего лишь петухом, когда на языке совсем другое слово вертится. Что не запустила в вас портфелем, когда была возможность. Что не задушила бинтами, перевязывая вашу чёртову голову. О том...

— Что так и не поцеловала вас.

Он застыл, а у меня из лёгких как будто вышибли весь воздух. Это я ему сказала или себе? Слабая, глупая, никчёмная я! На глаза навернулись слёзы, и я поспешила сморгнуть их. Не хватало тут ещё расплакаться перед ним. Учитель неловко переступил с ноги на ногу и резко вдохнул.

— Ты...
— Ну, пап! Смотли, какая класивая! — он, кажется, по инерции повернулся к девочке, не договорив. А мне этого и не нужно.

На телефон пришло сообщение, и, пока Евгений Андреевич что-то говорил дочери, я посмотрела на экран. Анжела пришла.

Не сказав ни слова, я тихо развернулась и, бросив футболку на ближайшую полку, ушла, чтобы больше никогда не смотреть в его холодные глаза так близко. Чтобы больше не совершать таких чудовищных ошибок. Чтобы перестать наконец наступать на одни и те же грабли! Чтобы больше не влюбляться в своих учителей...