5 апреля, среда

Я в который раз с глухим звуком опустила голову на парту. Лоб уже нещадно ныл, черепушка грозила расколоться надвое, а мозг никак не хотел просыпаться.

— Что ты делаешь? — Валя оторвалась от поедания бутерброда с колбасой, которому мой живот вот уже пару минут пел серенаду ввиду отсутствия у меня адекватного завтрака, и кинула на меня пристальный взгляд.
— Не беспокойся, я просто просыпаюсь.
— Ты так скорее заснёшь навсегда, чем проснёшься, — она флегматично пожала плечами и одним укусом доела бутер, не особо эстетично накрошив на парту прямо рядом с моим лицом.

Я вздохнула, отскребла себя от стола и тоскливо взглянула на крошки.

— Может, ты и права. Но я как-то совсем не выспалась... Да и этому чудику, похоже, кошмар какой-то приснился, напугал меня ночью... — я снова улеглась на парту, на этот раз подложив под голову руки.
— Какому чудику? Андрею, что ль?
— Не, Андреичу.
— Э-э-э... А-а-а-а, — судя по всему, на Ланину наконец снизошло озарение. — А чё, опять у него ночевала?
— Не опять, а снова, — я зевнула и закрыла глаза. — Поздно закончили, пришлось остаться.
— И чем же вы там занимались? — тон её голоса сменился с безразличного на похабно-заинтересованный. Э, и эта туда же. Моё подсознание махнуло рукой и записало Валю в тетрадочку с пометкой «Шипперы».
— Историей, — я вспомнила о недавней экзекуции, и настроение стремительно поползло вниз, а оно и так было не ахти после этого утреннего психологического выноса мозга.
— А, — разочарованно протянула она и раскрыла творение графа Льва Николаевича в обветшалом переплёте, только чтобы как-то создать видимость бурной мозговой деятельности. — Я думала, до этого уж и не дойдёт. Чё, пробники?
— Хуёбники!.. — я так резко выпрямилась, что в глазах потемнело, и задумчиво вгляделась в пустоту. — Ого, ты глянь... В одном слове — аж два матерных! Ничего себе... Этому точно должно быть какое-то название... — я полезла в интернет, забыв уже и про сон, и про Бестужева, и про несделанную домашку.

Краем глаза я заметила, что Валя в замешательстве косится на меня, приподняв одну бровь.

— Ну всё, господа, мы её потеряли.
— Не гунди... Вон, лучше про Элен Курагину почитай, сегодня должны её обсуждать.
— Да что там про неё читать? — блондинка отложила книгу и тоже уткнулась в телефон. — Шлюха, она и у Толстого шлюха.

Прозвенел звонок, и все нехотя разбрелись по своим местам. В класс, гордо цокая каблуками, вошла Оксана Павловна. Она же учитель русского и литературы. Она же классуха. Окинув взглядом всех присутствующих, она по традиции отчитала их за отсутствующих и запела что-то ещё и об отсутствии формы, о невнимательности, прогулах и всём том, за что адекватным ученикам было бы стыдно, а нам как-то пофиг. Мы для галочки покивали, состроили задумчивые морды и открыли продиктованную наконец страницу «Войны и мира», вполуха слушая что-то о белизне голых плеч Курагиной.

Я всё это ещё неделю назад прочитала, так что теперь откровенно скучала, вместо литературы думая о том, как бы мне беспалевно списать всю заданную на сегодня домашку, а главное — у кого. Потому что обычно это у меня все её списывают...

— Аня, тебе неинтересно?

Я перевела взгляд с голой берёзы за окном на учительницу.

— Не, Оксанпална, внимательно слушаю, очень интересно.
— А что к окну повернулась? — она никак не отреагировала на мою иронию, которую я даже не попыталась скрыть.
— А это я ухо подставила, чтобы проникающую способность вашего голоса увеличить.

Одноклассники прыснули в кулаки, а я сразу почувствовала себя местным клоуном. Осталось только пару раз на куриные яйца сесть, чтобы сорвать аплодисменты.

— Тогда скажи, что больше всего любила Элен.
— Оголяться и прелюбодействовать, — о, вот и замена яйцам. Ребята уже открыто угорали, а я всё так же сидела, подперев голову кулаком, и ловила хайп. Оксана Павловна только хмыкнула, потому что против правды не попрёшь. Как сказала Валя, шлю...

— Своё тело она любила. Найди-ка мне эту цитату в книге.

Ой, блин, это ж запариться можно...

Я почти что легла на Валино плечо, когда, подперев голову рукой, облокотилась на парту. Лениво мазнула взглядом по старым пожелтевшим страницам, также лениво перелистнула. Невероятно медленно моргнула, и, кажется, успела даже за это время заснуть.

— Аня, тебе плохо?

Я посмотрела на обеспокоенную учительницу и, не найдя, что более менее адекватное можно ответить, просто кивнула. Стало стыдно за то, что я ей наговорила. Она же не дура, прекрасно поняла, что я откровенно смеялась над ней, но не разозлилась, никак не отреагировала, а спросила, всё ли со мной хорошо. Я опустила голову. И почему я вообще начала это? Кажется, кое-кто не с той ноги встал.

— Может, тебе пойти домой?
— Нет, спасибо, я лучше посижу на уроках.
— Ну смотри, как знаешь.

Оксана Павловна пожала плечами и, видимо, решила больше не трогать меня.

Видя, что классуха не обращает на меня внимание, я, не отрывая от неё взгляда, наклонилась к Ланиной и зашептала:

— Пс, знаешь, у кого можно списать домашку?
— У тебя, — коротко ответила Валя.
— Да блин, как я сама у себя-то спишу?
— А-а-а... Ну не знаю. Я у тебя обычно списываю.
— А то я не знаю. Напомни мне, почему я с тобой дружу?
— Потому что наши крыши поехали в одном направлении? — она приподняла брови.

Я пару секунд глуповато пялилась на неё, подумывая о том, что надо бы уже создать для Вали отдельный цитатник.

— Да, определённо поэтому.
— Сказала бы, что хочешь пойти домой, и не парилась бы с домашкой.
— Сегодня история, я не собираюсь её пропускать.

Ланина бросила на меня такой многозначительный взгляд, что мне даже стало не по себе.

— Что-то мне начинает казаться, что тебя там совсем не история интересует.
— Тебе нужна домашка? — к нам неожиданно повернулась Подсумова, и я почти сразу забыла, что хотела отвесить Вале подзатыльник.

Мы с ней удивлённо переглянулись.

— Типа того.
— По чему?
— Так потому что не сделала.
— Оболенская, не тупи, — Надя закатила глаза. — По какому предмету?
— А-а-а... По всем.

Надя посмотрела на меня так, будто видит впервые. Я закрыла веки и незаметно для неё закатила глаза. Потому что раздражение моё было слишком велико, чтобы не дать ему хоть какой-то выход, а злить потенциального спасителя всё-таки не хотелось. Ну да, не сделала Оболенская один раз домашнее задание, всё, теперь север и юг махнутся местами, океаны высохнут, коты заговорят по-человечески, а Бестужев перестанет вести себя как придурок. Чудо. Невероятно.

— Ого, не думала, что доживу до этого дня, — проговорила Подсумова почти в полный голос и резко осеклась, когда Оксана Павловна шикнула на неё.

Я сделала вид, что не имею к этому разговору ни малейшего отношения, пока учительница не отвернулась от нас к Кире, опять за что-то отчитывая её. Та просто надменно смотрела на неё, покачивая под партой ногой. Годы идут, их натянутые отношения остаются прежними. Не хватало мне ещё в конце года попасть к ней в опалу. А её красноречивый взгляд сообщил мне, что я хожу по охуенно тонкому льду.

— Кхм-кхм, — привлекла внимание Надя, округлив глаза. — Короче так, тебе повезло, что сегодня я решила побыть добросовестной ученицей. Я дам тебе всю домашку.

Валя недоверчиво прищурилась, но промолчала, видимо, не решаясь встревать. Хотя мне показалось, что я всё равно услышала все ею придуманные колкости в своей голове. Я легонько ткнула её в бок, чтобы она не отпугнула мою добрую самаритянку. Хотя, признаться, я тоже не сильно верю в её бескорыстие.

— Ты ведь не за спасибо это делаешь, да?
— Я что, уже не могу просто помочь однокласснице?

Я промолчала. Смешной разговор, очень и очень клишёвый какой-то. Мне начинает казаться, что вся моя жизнь — сплошной подростковый сериал.

Надя вздохнула.

— Окей, возможно, я попрошу тебя об одной небольшой услуге.
— Подделывать подпись классухи не проси. Я таким больше не занимаюсь. Поесть за кого-то из льготников теперь и без записки можно. А мне уже попадало...
— Да нет, блин, не нужны мне эти обеды!
— Отшивать твоих поклонников по смс тоже не буду. Ты уже и сама это сделать можешь.
— Мы уже не в восьмом классе, — сквозь сжатые зубы прошептала Подсумова.
— А что тогда?
— Потом скажу, сейчас не совсем подходящее время, — ответила Подсумова и качнула головой в сторону Оксаны Павловны. Потом наклонилась к портфелю, достала несколько тетрадей и осторожно положила мне на парту. — Переписывай сейчас, потом времени не будет.

Я благодарно кивнула и вырвала пару листочков из черновика. Надеюсь, никто сегодня не будет тетради собирать, а то меня с моими листочками просто напросто пошлют в далёкое эротическое путешествие.

Валя прожигала во мне дыру взглядом, которым смотрят на полнейших идиотов. Я нахмурилась и молча принялась переписывать геометрию. И без неё знаю, что крупно попала. Конечно же Надя прекрасным образом могла бы сейчас сказать мне, чего хочет за свою маленькую помощь. Так что она либо ещё не придумала и когда-нибудь схватит меня за... то, чего у меня нет, или же она что-то задумала. И это что-то скорее всего выйдет мне боком.

И, честное слово, были бы сегодня только предметы типа английского, физры или литры, я бы никогда на такое не пошла. Но с физикой, химией и геометрией шутки реально плохи.

***

За остаток урока я успела переписать геометрию и физику, английский — за первую перемену как раз перед ним, а на химию ушёл весь обеденный перерыв. Я писала так быстро и яростно, что рука, казалось, действительно начала отсыхать. Плюс — каждый раз приходилось придумывать отмазы, почему я забыла тетрадь дома, и с боем отвоёвывать своё право сдать вместо неё свой жалкий листочек. Конечно, отсутсвие у меня почти всех уроков, которых не было вчера, и мои неубедительные блеяния по этому поводу не остались незамеченными, и весь класс уже с третьего урока пытался выяснить, почему я не ночевала дома. Детективы доморощенные. В итоге к последнему уроку — истории — я была такая злая и уставшая, что на очередного подошедшего ко мне шутника просто натуральным образом зашипела, как кошка.

Вот честное слово, не понимаю, каким образом я стала для них такой интересной персоной. Ещё месяц назад, даже приди я без руки, никто бы не обратил на это внимание. А теперь я местная скандально известная знаменитость. Кажется, что если чихну в какой-то другой тональности, они уже решат, что я беременна и непременно от историка. Что у этих людей на уме?

— Ну так ты ведь действительно не дома ночевала, — прервала поток моих злобных мыслей Ланина, не отрывая взгляда от телефона.
— Ты что, ведьма, мысли мои читаешь?
— Нет, это ты думаешь вслух.

Я испуганно сглотнула, оглянувшись на одноклассников, и облегчённо выдохнула, поняв, что никто не обратил на меня внимание. Ну слава богу.

Я устало откинулась на спинку стула и бросила взгляд на пустующее место учителя. Где, интересно, так долго зависает Евгений Андреевич? Я его с самого утра не видела, даже в коридоре ни разу не наткнулась. Может, он меня избегает?.. Да не, бред какой-то, не стал бы он так делать. Наверное. Хотя... А что, если он на самом деле решил всё прекратить?..

— О чём задумалась?

От неожиданности я резко дёрнулась и чуть не полетела на пол. Витая в облаках, даже не заметила, как начала качаться на стуле. Я подняла глаза на Надю, и что-то в выражении её лица меня насторожило.

— Да так, о Сталине. Ты что-то хотела?
— Да, пойдём поболтаем, — она встала и, не дожидаясь моего ответа, вышла из класса.

Я покосилась на время, потом на насупившуюся Валю и молча пошла за ней. Нашла я её в туалете, как раз напротив кабинета истории.

— Урок через пять минут начнётся, — предупредила я, облокачиваясь на стену.

Надя встала рядом.

— Знаю.
— Ну так что ты задумала?
— Чего? — она подняла брови и немного склонила голову набок.
— Эта услуга. Чего ты хочешь?

Надя переступила с ноги на ногу, огляделась, смяла рукава кофты и только после всего это наконец посмотрела на меня. Ух, как мне всё это не нравится. Она явно не запасную ручку попросит.

— В общем... Понимаешь, тут такое дело... Короче...
— Ну давай, Надь, ближе к делу, пожалуйста, реально не хочется опаздывать.
— Окей, — она прокашлялась и вроде как собралась с духом. — У меня по всем предметам четвёрки выходят.
— Ого, поздравляю, — я улыбнулась, неожиданно чувствуя неподдельную радость за неё. Похоже, отголоски нашей давней дружбы всё же дают о себе знать. Раньше она училась на одни тройки и то, как она смогла к окончанию школы подтянуться, действительно вызывало уважение.
— Спасибо. Ну... почти по всем. У меня только по истории пока ещё три выходит.

Я подняла брови, прикидывая в голове, в чём же тогда может состоять её просьба. Но голова после почти бессонной ночи и шести уроков варить отказывалась.

— Если ты хочешь, чтобы я с тобой позанималась, то это, если честно, так себе идея, — да и неравный какой-то обмен получится. — Во-первых, времени мало и у меня вообще и до конца года, во-вторых, я сама не то, чтобы сильно в ней шарю...
— Ты же её сдаёшь, — отозвалась Надя, но сразу же покачала головой и цокнула языком. — Да неважно, ты сегодня всё время меня недослушиваешь. Я понимаю, что времени мало. Как раз поэтому я к тебе и пришла. Сама-то я уже вряд ли что-то сделаю с этим, средний балл 2,68. Дай бог, чтобы вообще аттестовал.
— Это, конечно, печально, но я не совсем понимаю, чего ты от меня-то хочешь. Я ж не волшебница, из тройки четвёрку не сделаю.
— А по-моему, как раз наоборот.

Я уже открыла рот, чтобы что-то ответить на это, как резко осознала, что не знаю что. Точнее, я вообще не понимаю, к чему она клонит. Господи, легче уже в лоб спросить.

— Ты к чему клонишь?
— Ань, замолви за меня перед Евгением Андреевичем словечко, пожалуйста.

Блин, вот я дура, это же было очевидно. Но... стоп. Что?..

— Как это, «замолвить словечко»? — мне кажется, так высоко на лоб мои брови ещё не забирались. Блин-блин, надо прекращать так удивляться, морщины будут.
— Ну, попроси его мне четвёрку поставить. Пожалуйста, — Надя прикусила губу и опустила взгляд на свои туфли.

Наверное, ей стыдно просить меня о таком. Ясное дело, мне бы тоже стыдно было.

— Да это я поняла, просто... С чего ты взяла, что я это могу? Я ему не родственница и не подруга, тут по блату не выйдет, мы с тобой пред ним, как говорится, равны.
— Да ладно, Оболенская, уж мне-то не рассказывай. Я прекрасно знаю, у кого ты сегодня ночевала.

Я почувствовала, как по телу волнами начинает распространяться паника, и сцепила руки в замок, чтобы хоть как-то это остановить. Она знает? В каком смысле она «прекрасно знает»? Валя проболталась? Подслушала наш разговор? Так, Аня, успокойся. Скорее всего, как и остальные, пришла к такому выводу из-за несделанной домашки и школьных слухов.

— Слушай, если я один раз забыла дома тетради и не сделала дэ-зэ, это не значит, что я...
— Ой, да ладно тебе. Я уже полтора года у бабушки живу, в другом конце Москвы. Угадай, на чьи окна мои окна выходят.

Мне не нужно было вслух отвечать на это. По её взгляду я и так всё поняла. Во рту мгновенно пересохло, и даже сглотнуть получилось не с первого раза. Отпираться смысла уже не было.

— Я его сразу узнала, тогда, в первый день, — нарушила тишину Надя, когда поняла, что говорить я не намерена. Или пока просто не в состоянии. — Вообще-то моя бабушка ещё с тех времён, когда работала у нас тут медсестрой, дружит с Татьяной Анатольевной, и мы часто к ней заходили. Я много слышала про «Женьку», но ни разу с ним не сталкивалась, пока однажды не выяснила, что его окна напротив моих, — она покосилась на открытую дверь кабинета истории. — Он вообще, как оказалось, очень любит стоять у окна. Точнее, любил. А потом он заявился к нам в качестве препода по истории. Я так охренела тогда, ты не представляешь.

Представляю. Как я сейчас, наверное.

— Какое-то время его не было видно в окне.
— Ты шпионишь за ним?
— Нет, — Надя сморщила нос, как делает всегда, когда обижается. — Я уроки делаю напротив окна за столом или за компом сижу, периодически смотрю в окно, а там вид не особо разнообразный, знаешь ли. Но дело в том, что в какой-то момент я увидела в его комнате тебя.

Из её окна видна его спальня? Значит, она могла видеть, как мы?..

— Я тебя там часто стала видеть. То вы о чём-то болтали на кровати, то ты сидела за его столом. Вчера вы, кажется, занимались историей.
— Ты хоть представляешь, насколько это крипово?
— Да, — честно согласилась Подсумова без тени смущения. — Но любопытство всегда было сильнее моих моральных принципов, сорри. Никакой влюблённости не было, если ты так подумала. Мне просто нечем было заняться.
— У нас с ним уговор, — я сложила руки на груди и облизнула пересохшие губы. — Он занимается со мной историей, а я присматриваю за его дочкой. И всё.
— Ага, — Надя кинула на меня такой взгляд, что я поняла: она знает больше, чем говорит. Намного больше. И следит за ним — за нами — больше, чем говорит. И, возможно, дольше.

Это осознание настолько резко и настолько сильно врезалось в моё сознание, что я чуть не взвыла от отчаяния. Ну вот знала же, что когда-нибудь нечто подобное произойдёт.

— Ладно, не смотри на меня так, я поняла. Ты собираешься меня этим шантажировать?
— Что? Зачем мне это? Я не против ваших отношений.
— А?
— Бэ. Никому я не собираюсь это рассказывать. Я просто хочу закончить школу без троек, — она обхватила себя руками и тихо произнесла. — Тогда, возможно, папа даст мне учиться там, где хочу я, а не в этом его сраном техникуме.

Теперь уже я смотрела на неё как в первый раз. Я как-то никогда не задумывалась о том, что происходит в её семье. Мы, можно сказать, дружили до восьмого класса, я бывала у неё дома и знала, что её родители — довольно странные люди. Мать бросила их ещё очень давно, отец превратил их дом в казарму, брат со своей гипер-опекой не давал проходу. Было жаль её, но со временем всё это позабылось, и мне и в мысли не приходило, что сейчас всё могло стать ещё хуже.

— Он поставил тебе такое условие?
— Ага. Ну точнее я его себе выбила. Он хочет, чтобы я училась там же, где он учился, и где брат учится. Эти семейные бредни. Абсолютно отстойный техникум. ПТУ блин. Я сказала, что хочу учиться в МАИ, мы начали ругаться, как обычно. Он говорит, что я бы никогда не смогла закончить школу без троек и что я слишком тупая для МАИ, поэтому так легко согласился. А у меня почти получилось.

Я поджала губы. Теперь понятно, почему она стала с ещё большим рвением подлизываться к учителям. А мы шутили над ней. Похоже, учиться в МАИ — действительно её мечта. И судя по всему, с историей она потеряла последнюю надежду на себя, раз пришла ко мне с такой просьбой. Она с надеждой посмотрела на меня, и мне стало ещё хуже от осознания своей беспомощности.

— Надь, мне очень жаль, что всё так произошло с твоим отцом. Я понимаю тебя, мой отец тоже не подарок. И, честно, я бы хотела тебе помочь, но я не представляю как...
— Барышни.

Мы обе подпрыгнули от неожиданности, когда мужской голос эхом разнёсся по пустому помещению. В дверях стоял историк собственной персоной.

— Не хочу вас отвлекать от вашей без сомнения занимательной беседы, но урок уже несколько минут как идёт, если вы не заметили.

Мы с Надей удивлённо переглянулись. Как мы не услышали звонка?

— Простите, — ответила я, почувствовав, как щёки заливаются краской от стыда. То ли за то, что заболтались и опоздали на урок, то ли за то, что я наговорила утром. То ли за всё разом. — Мы уже идём.

Я уверенно шагнула вперёд, мимо Нади, но она внезапно вцепилась в мой рукав мёртвой хваткой, заставляя остановиться, и пристально посмотрела в мои глаза. Я же не могла выбрать, в какой глаз ей смотреть, так что металась от левого к правому, рефлекторно отмечая разницу в длине наспех нарисованных стрелок.

— Аня. Пожалуйста.

Несколько секунд мы стояли в полной тишине, состязаясь в гляделки. Я сдалась первой. Опустив взгляд я вздохнула и осторожно высвободила руку.

Мечты должны сбываться. Во всяком случае у тех, кто делает для этого всё возможное. А Надя делает даже невозможное, пусть и не всегда честно, но она по-настоящему старается.

Я покосилась на ожидающего нас историка.

— Я подумаю, что можно сделать.