3 апреля, понедельник

Мне бы взвизгнуть, отстраниться, покраснеть и начать объясняться, заикаясь, как делают обычно в дешёвых фильмах. Но это нифига не фильм. Поэтому я просто прервала поцелуй, отчего учитель растерянно моргнул и коротко вдохнул, вытерла рукавом влажные от слёз щёки и совершенно спокойно повернула голову к двери, продолжая сидеть на Бестужеве. Когда я стала такой... распущенной?

Евгений Андреевич наконец заметил появление третьего лица и напрягся, что я прекрасно почувствовала собственным телом, но внешне так же, как и я, ничем не выдал своих эмоций.

Актёр.

Я тоже.

Разница между нами в том, что мне действительно пофиг на того, кто в ступоре застыл на пороге, и на то, что он нас «спалил».

Недоумение на его лице быстро прошло, и на губах уже заиграла такая привычная мне ехидная усмешка. Он прислонился плечом к косяку и сложил руки на груди, наблюдая неловкую немую сцену с превеликим удовольствием и улыбкой во все тридцать два.

Мне же всё это быстро надоело.

— Задолбал через дымоход ходить, серьёзно.

Бестужев перевёл на меня пришибленный взгляд а-ля «Вконец рехнулась? Что ты несёшь?». Я проигнорировала.

— Ты бесишься, потому что сама так не можешь.

Андрей усмехнулся ещё шире, хотя больше уж, казалось, невозможно, и, отлипнув наконец от косяка, прошёл в комнату к столу.

— Ты чё, пёс! — рявкнула я так, что учитель подо мной вздрогнул. — Я тут полы вчера помыла, куда в ботинках прёшься?!

Брат издал короткий смешок, открыл дверцу шкафа, где у нас (у него) хранились всевозможные кабели, материнские платы, жёсткие диски и всё то, из чего можно было, по моему скромному "гуманитарскому" мнению, собрать адронный коллайдер или гранатомет. По выбору.

— Да блин, — тут я уже не выдержала такой наглости и, вскочив с колен Бестужева, подлетела к брату, всерьёз намереваясь дать ему хороший такой поджопник, но он вовремя оглянулся на меня, и задуманного свершить не вышло. А как жаль!

— Хватит снова устраивать тут срач, — я раздражённо сверкнула глазами в сторону основательной кучи всякого технического хлама на чистом, помытом полу! — Вот... ты всегда! Пришёл тихо, напачкал, разбросал, свалил. А потом отец орёт за это на меня!

Андрей повернулся ко мне, откинув в сторону очередной неподошедший к чему-то провод.

— Почему на тебя-то?
— Потому, — я развела руками. — Тебя же нет. За все твои косяки по умолчанию отвечаю я, — раздражённо поджала губы. — Только и делаю, что целыми днями тут с шваброй ношусь... а ты добавляешь!
— Только и делаешь? — братец немного противно ухмыльнулся и перевёл взгляд на ничего не понимающего историка. Я почувствовала, что отставленный, так сказать, ранее в сторонку стыд наконец даёт о себе знать, но смогла силой засунуть его обратно. Не вовремя. — Да я вижу, как ты тут только это и делаешь... — Андрей хмыкнул и подошёл к Бестужеву, который, нацепив на лицо «покер фэйс», уже успел встать с дивана, и внезапно протянул ему руку, — Андрей, старший брат этой тигрицы.

Вот тут я густо покраснела. Евгений Андреевич, усмехнувшись, пожал его руку и уже открыл рот, как брат его перебил.

— Можешь не представляться. Я и так понял, кто ты есть и кто ты, — он ткнул пальцем в мою сторону, — ей. Хотя я, признаться, удивлён, — Андрей оглядел меня, подняв брови. — Ты ж монашка та ещё.
— Всё, прекращай! — взорвалась я, сжав кулаки. — И поимей немного уважения, — скрестила руки на груди и насупилась, — всё-таки он старше тебя.
— Поимей-поимей... — проворчал брат, возвращаясь к тому, за чем, собственно, пришёл — доведению нашей комнаты до состояния свинарника. — Что «поимей»? Вы тут и без меня разберётесь.
— Ну ты...
— Аня... — мою гневную тираду неожиданно прервал хриплый голос, и я взглянула на его обладателя.

Бестужев выглядел, надо сказать, уже чуточку лучше. То ли это наш поцелуй привёл его в чувство, то ли приход брата его растормошил. Однако себя он, кажется, не в своей тарелке совершенно не ощущал, напротив — веселился происходящему.

Руки чешутся стереть с его рта эту задорную ухмылку. Точнее губы. Вот Андрей свалит...

— Не распаляйся, — улыбнулся мне учитель.
— Да как тут?!..
— Тише.

Я закрыла рот, беспомощно хлопая ресницами, во все глаза пялясь на Бестужева. Запал сразу пропал, а я снова почувствовала себя маленькой девочкой рядом со взрослым мужчиной.

И это даже, чёрт возьми, приятно.

Слишком часто мне последнее время приходится становиться взрослее...

— Ладно, я уже линяю*, — Андрей вырыл откуда-то толстый чёрный кабель, запихнул в рюкзак и поплёлся к выходу. — Можете продолжать.
— Твоего разрешения мне и не хватало... — я закатила глаза, шумно выдохнув.
— А как же! И раз уж такое дело, то так и быть, в следующий раз не буду через дымоход.
— Благодарствую. Вертайся взад и дуй уже.

Брат широко улыбнулся и скрылся за дверью. Я пошла закрыть за ним дверь (на этот раз на щеколду), только бы не оставаться в эту секунду наедине с историком. Жесть, как неловко...

Когда отгягивать дальше уже не было возможности, я вернулась в комнату с рвением приговорённого к смертной казни, ожидая любой реакции учителя на всё произошедшее (и я не только про приход Андрея).

Любой. Но не такой.

Войдя в комнату, исподлобья поглядывая на него, неожиданно поймала его немного усталый взгляд, в котором однако плясали чёртики. Он усмехнулся, пряча руки в карманы. Я сглотнула, нахмурившись, но когда послышался тихий смех, сдержаться не смогла.

Вся эта ситуация такая глупая и странная... Господи, подумать только, я целовалась на своём диване со своим учителем, сидя на нём верхом, как последняя дама для всякого рода увеселительных мероприятий. Нас застукал мой брат! Устроил тут погром, поиздевался, свалил, а мы теперь стоим посреди комнаты и смеёмся, как два полнейших идиота. Насчёт него не знаю, но ко мне это определение точно подходит. О чём я думала?

— У меня всего один вопрос, — сквозь смех произнёс заметно повеселевший Бестужев. — Что, чёрт возьми, означает ваше «через дымоход»?

Мы разразились новым приступом гомерического хохота, из-за чего у меня даже свело правый бок. И мозг. Хотя мозг уже, похоже, давно свело.

Как пятно с рубашки.

Бесследно.

— Это... — я несколько раз вдохнула и выдохнула, мысленно призывая себя успокоиться. — Андрей просто знает запасной код от домофона и использует только его, а домофон не... не пикает, когда он приходит. Папа как-то пошутил, про «дымоход». Вот, прижилось, — я развела руками, улыбнувшись. Однако вышла улыбка какой-то натянутой, и я сразу же смущённо опустила взгляд.

Бестужев хмыкнул, ничего не ответив.

Решив, что новой порции неловкого молчания не выдержу, я, вобрав побольше воздуха в лёгкие, пробормотала что-то про остывший чай и ретировалась на кухню, еле перебирая деревянными ногами, как японская гейша.

Конечно, кроме как последовать за мной, учителю ничего больше не оставалось. Но то, что он захватил с собой грязные чашки из комнаты, каким-то образом расположило меня к нему ещё сильнее. О, Х-хромосома* проснулась.

Щёлкнув выключателем чайника, я схватила эти чашки и принялась чересчур усердно их намывать. Евгений Андреевич сел за стол и теперь наблюдал за мной, подперев голову кулаком.

Перемыв всю грязную посуду в доме, включая зачем-то чайную ложечку с аквариума, отведённую под рыбий корм. Что только не сделаешь, чтобы избежать разговора. Кто там говорил, что взрослый? Я? Да нет, вам показалось.

В конце концов я всё же заварила себе чай (учителю всё-таки кофе, бог с ним) и села напротив, не поднимая взгляда. Но, судя по тому, что тишина в кухне прерывалась лишь мерным гудением холодильника и моим редким, невероятно неловким похлёбыванием чая, диалог он начинать не спешил. Что ж, пожалуйста. Могу и я...

— Вот... знаете, два месяца до экзаменов, — тихо произнесла я, пряча глаза за чашкой. Силуэт Бестужева задвигался, я почувствовала на себе внимательный взгляд. — И месяц я выполняю свою часть сделки, — я всё-таки посмотрела на учителя. — А вы свою — нет. Извините, конечно, но... Мне это нужно.

Евгений Андреевич вздохнул и поднёс к губам свою чашку, но, не донеся, поставил обратно.

— Я думал об этом, — он нахмурился, отчего между бровей появилась складка. Я внезапно поймала себя на абсурдном желании разгладить её пальцем. — Предлагаю пятницу. У меня как раз всего три урока.

Хм, как серьёзно он к делу подошёл. Я думала, он уже забить решил.

— У вас-то — три, а у меня — семь.

Я встала, чтобы взять чайную ложку, и потянулась к сахарнице. Непослушные волосы сразу упали на лицо, а один особо буйный волосок попал в глаз. Я дёрнулась и ударила бедром и без того неустойчивый стол так, что все чашки опасно зашатались. Пока я пыталась вытащить из своего глаза инородный предмет, Евгений Андреевич молниеносно, прямо аки Флэш, двумя руками прижал сверху обе чашки к столу и зашипел, когда горячая жидкость лизнула ладони.

— Простите, — на выдохе произнесла я, быстро доставая салфетки.

Схватив учителя за руки, я повернула их ладонями вверх и, положив сверху сразу по несколько салфеток, накрыла своими. Ладони немного обожгло, и я поморщилась, сосредоточенно глядя на свои пальцы, сжимающие мужские руки. Бестужев неотрывно следил за моими действиями. Когда салфетки полностью пропитались, я сняла их и протёрла «профессорские» руки сухими. Бестужев не препятствовал, лишь удивлённо следил за моими действиями, немного приподняв в немом вопросе брови.

— Простите меня ещё раз... Я сегодня какая-то неук...
— Ты всегда так странно вытираешь воду? — меня внезапно перебили, вовремя остановив поток моих глупых бессвязных извинений.
— Эм, — о чём это он?
— Я имею в виду, ты всегда руками тряпку накрываешь, или только мои ладони удостоились такой чести?

Не знаю, покраснела я внешне или нет, но моё сердце смущённо забилось быстрее. С чего бы это, ага? Чёрт бы побрал мою дурацкую привычку! Прекрасно же знаю, что мои руки никак не помогут влаге быстрее впитаться, но... Ах, да неважно уже!

— А... эм, — я сегодня просто в ударе. Приз за красноречие должен быть мой, — да... Всегда. Не знаю зачем, просто привычка такая.
— Ясно, — Евгений Андреевич ухмыльнулся. Кажется, обожжённые ладони его совершенно не беспокоили. Ну и за каким фигом я тогда так старалась? — В таком случае мне уже не терпится посмотреть, как ты моешь пол.

Пару секунд я глуповато хлопала глазами, а учитель поднял бровь и бросил взгляд вниз, на стол. И только тогда я заметила, что всё ещё держу его за руки. Бали-и-ин... Я отшатнулась от него, как ошпаренная (что весьма иронично), и схватилась за чашку. Евгений Андреевич повторил мой жест, не переставая нагловато усмехаться.

— Пол я мою шваброй, — поднялась и гордо, на сколько мне позволяло смущение, встала у столешницы.

Бестужев хмыкнул.

— Даже жаль.
— Что жаль? Так хочется увидеть меня на коленях? — осознание того, что только что слетело с моего языка, пришло уже тогда, когда было, мягко говоря, поздно. Глаза округлились, ладони вспотели. Я опустила взгляд и сжала чашку покрепче, быстро добавив: — Ползающую. С тряпкой.

Кажется, мне следует зашить себе рот.

— О, ну, — историк странно ухмыльнулся, — будет нетрудно поставить тебя на колени, Княжна. Если ты вдруг решишь у меня...

Он на мгновение замолк, наслаждаясь моей реакцией, а я моментально вспыхнула, продумывая в голове все возможные места, куда можно спрятать труп здорового мужчины.

— ...Помыть полы, — быстро закончил Евгений Андреевич. — Потому что у меня дома швабры нет.

Я медленно подняла на довольного учителя взгляд.

Цель: историк.
Задача: убить.
Время: прямо, мать его, сейчас.

Грязно вы играете, Евгений Андреевич, очень грязно.

Шутник хренов. Первое апреля уже как два дня прошло.

И как вообще в этом мужчине уживаются две такие разные личности?! Сейчас он невинный «маленький ребёнок», а минуту спустя — уже типа мачо с развратными каламбурчиками. Не понятно.

— Ха-ха, — я выдавила улыбку и, залпом допив свой чай, поставила пустую чашку в раковину. — Не волнуйтесь, я найду, чем её заменить.

Вами.

— Как говорится, флаг тебе в... руки, — Бестужев прокашлялся в кулак и отвернулся, а я немного успокоилась и даже улыбнулась.

Я сразу поняла, что он собирался сказать. Так говорила Татьяна Алексеевна. Когда я видела её последний раз?.. Когда убегала от историка в субботу! Чёрт... Надо будет с ней поговорить...

— Так что... — я неловко замялась. Признаться, его слова выбили меня из колеи. Хотя он, кажется, на это и рассчитывал, судя по его самодовольной «кошачьей»* физиономии. — Что с дополнительными?
— Я могу приезжать за тобой после седьмого урока.
— И не лень вам туда-сюда мотаться?

Бестужев пристально посмотрел на меня и покачал головой:

— Мне всё равно примерно в это же время Соню из сада забирать. Могу и в школу заехать.
— Но это несколько не по пути...
— Неважно. Так что?

Я задумчиво пожевала губу. Нет, ну это, конечно, круто, что меня аж, аки царицу, будет карета прям из школы на допы везти, но что, если кто-нибудь заметит?

Это я и спросила у Евгения Андреевича, но тот лишь отмахнулся, дескать «не бери в голову». Его право, мне как-то уже плевать. Главное сейчас — экзамен.

— Окей, — я тяжело вздохнула. — Давайте так.

Учитель кивнул, и на следующие несколько минут в кухне повисла тишина.

Нет, ну это уже ни в какие...

— Ладно, — Бестужев легонько хлопнул ладонью по столу, и я от неожиданности подпрыгнула на стуле, впрочем, сразу же принимая вид абсолютно невозмутимый. — Пойду я уже, пожалуй... — он встал и направился к двери, я пошла следом. — Благодарю за гостеприимство, Княжна, — надевая ботинки, Евгений Андреевич усмехнулся, сузив глаза, и я снова смутилась, прекрасно понимая, какого рода гостеприимство он имеет в виду.
— Не за что, Граф*.

Бестужев, хмыкнув, потянулся к пальто, одиноко висящему на вешалке. Мы-то сами обычно не заморачиваемся и вешаем на крючки.

— Долго же ты, однако. Я думал, в первый день мне так ответишь.

Я пожала плечами.

— Усыпила бдительность, — исподлобья проследила взглядом, как он открывает дверь.

На пороге Евгений Андреевич остановился, обернулся и приоткрыл рот, но несказанное растворилось в воздухе, смешавшись с дыханием.

Я вспомнила то, что произошло полчаса назад, и внезапно захотелось вернуться в те минуты, секунды, когда не думаешь ни о чём, кроме того, какие удивительно мягкие и сухие у него губы, как подрагивают его ресницы и как бережно сжимают мою талию его руки.

Я шумно вдохнула и, скользнув взглядом по учителю, уставилась в пол. Его лицо застыло в таком причудливом отстранённом выражении, что мне на мгновение показалось, что он думает о том же.

— До завтра, Оболенская, — Бестужев отмер и с лёгким кивком наконец вышел за дверь. — И завтра у вас будет проверочная, посмотрю, всё ли вы, балбесы, за каникулы забыли. Так что готовься.

И он ушёл, не повернувшись, оставив меня наедине с моими глупыми подростковыми мыслями. Я закрыла за ним дверь и прислонилась к ней спиной, в задумчивости зажав губами подушечку большого пальца.

— До свидания.

Примечания:

*: 1) "линяю" — (прим. сваливаю)

2) Х-хромосома — женская хромосома. Намёк на уборку.

3) Граф — Бестужевы-Рюмины носили графский титул