6 апреля, четверг.

Как только я переступила порог своей квартиры и закрыла дверь, ноги сами подогнулись, и я устало опустилась на небольшую табуретку у двери, в последний момент скинув с плеча тяжеленный рюкзак.

Из кухни с требовательным мяуканьем тут же выбежала кошка и начала тереться о мои ноги, преданно заглядывая в глаза.

— Ну вот и что ты делаешь вид, что любишь меня? Как будто я без этого актёрства тебя не покормлю...

Кошка села и, не мигая, уставилась на меня. Я сделала то же самое, и мы сидели так до тех пор, пока она, всё также гипнотизируя меня взглядом, не издала хриплое протяжное мяу.

Я ненадолго зажмурилась, потом «разжмурилась», поднимая брови, чтобы размять лицо, не лапая его грязными руками, и встала, попутно скидывая ботинки.

— Ладно, пойдём.

Котя тут же активировалась и рванула в кухню. Я потопала за ней, еле передвигая ноги. Господи, как же я устала. Когда же я успела так замотаться?

Я подошла к миске и обнаружила её, черт побери, полной еды. Пока я тупо пялилась на неё, Котя, до этого сидящая поблизости, степенно подошла к ней и начала есть.

— Чё... Ты чё, бестия, не могла раньше миску проверить? — Я раздражённо всплеснула руками и крутанувшись на пятках, плюхнулась на стул, включила чайник и вздохнула, постепенно закипая вместе с ним. — Вечно тебе нужно сначала меня достать.

Я потянулась к Коте ногой и легонько тюкнула её носочком по заднице; она замерла, потом медленно повернула ко мне голову и замерла снова. Я подняла руки.

— Ладно-ладно, не убивай меня. Ты же знаешь, что я тебя люблю. — Кошка вернулась к еде, а я вздохнула, переводя печальный взгляд на булькающий чайник. — Чего, наверное, не скажешь о тебе.

Следующие минут двадцать я провела, сидя с чаем на кухне, не особо эстетично закинув ноги на стенку холодильника, и проверяя по очереди все соцсети. Потом внезапно опомнилась и пошла помыть руки, смыть макияж, переодеться в домашнее и всё в таком роде.

На выходе из ванной я снова чуть не напоролась на кошку. Она сидела прямо на коридорном «перекрёстке» и смотрела на меня так выжидающе, будто я ей когда-то уже успела пообещать как минимум миллион.

Я присела перед ней, она беззвучно мяукнула, подтверждая мои опасения в том, что ей опять что-то от меня потребовалось.

— Что ты хочешь, Котенька? Ну чего? Кушать опять? Ты же только что ела, — Я двинулась к кухне, но она осталась на месте. — Нет? А куда? Гулять? — Я повернулась к двери, но результат был такой же. — Нет? А чё тогда? Окно тебе открыть? — Она снова даже не шелохнулась, продолжая гипнотизировать меня своими большими зелёными глазищами. — Да что ты встала, вылупилась на меня?! Ты чего хочешь?! Ну что тебе надо?! — Я просто села по-гопнински посреди коридора, не отрывая пятки, чтобы район не потерять (с такой-то кошкой), и протянула к ней руки. — А-а-а-а-а-а! Ну пойди в какую-нибудь сторону, чё ты стоишь тут посреди дороги! — Я вскочила на ноги и, сжав зубы, очень выразительно показала усатой гарпии два средних пальца. — Фак ю, шерстяная жопа! Ай донт андерстенд, бич!

Я, раздражённо топая, вернулась на кухню и пошла к шкафчику с конфетами, надеясь заесть свою ярость карамелью. Но тут о мои ноги ударилось что-то пушистое, и, опустив взгляд, я увидела стоящую у теперь уже пустой миски Котю. У меня задёргался правый глаз.

— В смысле?.. Всё-таки жрать? Ты издеваешься надо мной?!

От жестокой расправы её спас только звук поворачивающегося в замке ключа, и, видимо, почуяв неладное с моей стороны, она со всех лап ломанулась в коридор. Я пошла за ней, но остановилась у поворота и выглянула из-за угла только головой, как обычно в мультиках делают. Шея запротестовала, неприятно хрустнув. Мда, это вам реальная жизнь, не мультики нифига.

Новоприбывшим оказался, что нисколько не удивительно, Андрей. Он так же, как и я некоторое время назад, бросил рюкзак рядом с моим, сел на табуретку и принялся расшнуровывать свои огромные берцы.

— Здаров. Где ты был?

Андрей перевёл на меня уставший взгляд.

— Бегал, блин. За хлебом.
— И как, догнал?

Брат фыркнул, скидывая ботинки.

— Эта шутка старше тебя.
— И что? Ты сам виноват, что так ответил.

Андрей встал, разминая плечи, поднял рюкзак и прошёл мимо меня на кухню.

— И вообще это я должен у тебя такое спрашивать. Я-то реально на час в магазин выходил, а вот тебя я со вторника не видел.
— Я заходила вчера, тебя не было.
— Вот именно, — Андрей поставил рюкзак на стул и принялся разбирать продукты, даже не смотря в мою сторону. — Ты вчера заходила. Ты где вообще живёшь?

Я хотела ответить что-то колкое, но внезапно крепко так призадумалась. А ведь реально. Последние две ночи я провела у Бестужева, до каникул тоже чаще бывала у него, чем дома. Оболенская, ты где живёшь вообще?!

— С преподом своим всё развлекаешься?
— Ай, отцепись. Может, и развлекаюсь, не твоё дело. — Я насупилась и села на другой стул, подвигая к себе свой недопитый чай.
— Как это «не моё дело»? Мне ж нужно знать, кому в случае чего морду бить.
— Не надо никому морду бить.

Я забралась на стул с ногами и поставила на колено чашку, прислонившись к ней лбом.

— У тебя-то как дела? — спросила я, приоткрыв один глаз.
— Да всё так же.
— Ты вроде где-то прокладываешь видеонаблюдение? — Господи, вот зря я это сказала, сейчас же опять начнётся его технический монолог.

Андрей ожидания оправдал.

— О-о-о, щас чё расскажу!..

И следующие полчаса я слушала про всякие кабели, камеры, болты, которые кладутся на всё, что только можно и нельзя, тупость заказчиков, тупость временных начальников, лень его приятеля-«коллеги». И про то, что, в общем и целом, он уже затрахался с этим своим фрилансом.

Технические части я пропускала мимо ушей, стараясь делать вид, что усиленно вникаю. Вот мама обычно понимает, о чём он трындит: всякие чертежи, проводки и иже с ними. Это их стезя. Папа тоже шарит — он на корабле электриком служил. А я тут какая-то приблудная со своими гуманитарными наклонностями.

Хотя и это не факт. Не знаю лично ни одного гуманитария, у которого были бы такие проблемы с историей. А меня от неё трясёт. И ведь, как назло, она нужна в девяносто девяти процентах гуманитарных направлений. Ну зачем мне все эти Лжедмитрии, Иваны, Петры, Сталины?! Я языки учить и без этого могу!

—...Не ну охренеть... У неё питание двенадцать вольт, вилка специальная — расстояние между штырьками меньше, и «поляризованная» — один штырёк потолще, чтобы в розетку наоборот не воткнуть. Понимаешь?

Я машинально кивнула. Не-а, ничего я не понимаю. Но говорить я об этом, конечно же, не собираюсь. А то начнёт «очень доступным языком» объяснять, и я ещё больше охренею.

— Так этот кадр попробовал воткнуть её в розетку двести двадцать вольт — и невероятно — не лезет! И знаешь, чё он сделал?
— Что?
— Разобрал вилку и впихнул штырьки по одному. Предохранитель выбило к чертям...

Я снова отключила сознание и перестала слушать, изредка кивая или удивляясь, когда этого требовала ситуация. Что-то я уже сомневаюсь, что он всё ещё про видеонаблюдение рассказывает. Какие штырьки, какие штекеры? Я почувствовала себя тем чуваком из мема, вокруг которого всякие цифры и вычисления летают.

И вообще! Вот я хорошая сестра, я всегда делаю вид, что слушаю его. А стоит мне начать что-нибудь рассказывать про русский, английский, немецкий или литру, да даже про историю на крайняк, он всегда дольше минуты не выдерживает, перебивает и начинает рассказывать про своё вот это вот, техническое.

— Аня!
— А! — Я дёрнулась и чуть не расплескала чай. — Ты чё орёшь?
— А ты чё не отвечаешь? Я до тебя уже минуту достучаться не могу.
— Чего тебе?
— Рассказывай, говорю. Про историка своего.

Я мысленно застонала. Ну вот почему всем интересен историк? Никто не спросит просто, как у меня дела, как день прошёл, что нового. Нет, всем интересно, что там у меня с историком. В любом случае, я не собираюсь посвящать его в наши... интимные... отношения.

— Да что рассказывать...
— Ну знаешь, то, чему я стал свидетелем в понедельник, как бы намекает, что тебе есть чего рассказать.

Только тут я вспомнила, что он вообще-то нас с Бестужевым спалил, и снова стало стыдно. Вот блин, что делать-то?

— Да не ломайся ты, я и так всё видел. Вы спите?
— Что?! Нет! Точнее да! Точнее... — Я выставила перед собой раскрытые ладони, будто это как-то могло защитить меня от неловких братиных вопросов в лоб, но в конечном итоге сдалась. — Аргх! Типа, мы спим вместе в прямом смысле — в одной кровати, потому что альтернатив больше нет, у него диван сломался. — А о том, что причиной этого была я, ему знать не обязательно.
— Хочешь сказать, между вами ничего не было?

Я вспомнила, как ощущение его рук на моих бёдрах не проходило почти до самого утра, и призрачные прикосновения вызывали дрожь во всём теле. А унять её получалось, только прижавшись к нему и вдыхая аромат апельсина, которым пропиталась подушка, я сама и, казалось, весь воздух вокруг нас... О чём он там спрашивал?

— Не было.

Андрей прищурился, медленно забрал у меня чашку и с чувством так отхлебнул, наверное, половину моего чая. Сразу видно, папины гены.

— Ты сейчас кого надурить пытаешься: меня или себя?
— Так заметно?
— Да тебя, как открытую книгу...

Я выхватила у него свою чашку, в которой уже почти ничего не осталось, и расстроенно отвернулась. Как открытую книгу... Брешет он всё. Да меня вообще на Оскар надо номинировать!

— Вы встречаетесь?

Я вздохнула. Нет, он не остановится.

— Не... — Вот вечно он задаёт мне вопросы, которые я сама себе задать боюсь. — Не знаю.
— Как это «не знаешь»?
— Вслух никто никому встречаться не предлагал.
— Он хоть говорил, что ты ему нравишься?

Я подзависла. Мне бы почему-то и в голову не пришло об этом задуматься, если бы он не спросил.

— Ну... Нет. Я вообще-то тоже.

Андрей поднял свои густые бровищи и достал вейп. Ну вот, сейчас опять тут наснупдожит так, что носа своего не видно будет.

— Но он это показывает. На деле.
— Окей. Это лучше, чем если бы было наоборот.

Он затянулся, а я кивнула с серьёзным видом, хотя так и тянуло улыбнуться.

— Но вы там всё равно поосторожнее будьте. Я ради прикола зашёл в ваше школьное Подслушано, чуть глаза себе не выжег. Кстати, твой этот знает, что тебе восемнадцати ещё нет?
— Не знаю, нет, наверное. И мне, считай, уже восемнадцать. Ты, надеюсь, не забыл, что у меня днюха послезавтра?
— Нет, в этот раз я себе напоминалочку поставил. — Брат сморщил нос, а я так и не поняла, пошутил он, или правда поставил. У него всегда была проблема с запоминанием дат праздников, даже Дней рождений родственников, даже самых близких. Так что было бы не удивительно на самом деле. — Но пока-то не восемнадцать.
— Если что, возраст согласия в нашей стране — шестнадцать лет. И мне уже даже не шестнадцать.
— В Америке, например, учитель, имеющий отношения с ученицей, в любом случае считается насильником, потому что, по мнению психологов, находится во властной позиции. Не знаю, есть ли у нас в стране такие приколы.
— Не слышала о таком.
— Вы очень неудачное время выбрали — из-за всех этих скандалов с домогательствами во всём мире, твоему, как там его, может всё это выйти боком. Что вы им там наплели? Знакомы с детства и соседи по лестничной клетке, так? Пока директриса ваша в это верит, бог с ним, но если они найдут хоть какие-то доказательства... Я хоть и неверующий, но свечку в храме поставлю. Вы ходите по охуенно тонкому льду, ребятки.
— Не найдут они ничего!
— Вам повезло, что никто из школоты про эти слухи предкам не проболтался. Пока. Как думаешь, как могут отреагировать некоторые сумасшедшие мамаши, если узнают, что рядом с их дитятком ходит потенциальный педофил? — Я уже раскрыла рот, чтобы яро запротестовать, но Андрей поднял руку, призывая помолчать. — Даже если это не так, даже если тебе уже будет восемнадцать. Сама прекрасно понимаешь, как в обществе относятся к подобного рода непрофессиональным отношениям. И ты мало, что ли, неадекватных родителей за свою жизнь видела? Если они придут жаловаться, то потребуют, в лучшем случае, его увольнения, а школа не захочет брать на себя ответственность и прикрывать ваши задницы. Просто не высовывайтесь лишний раз, шифруйтесь получше. А то так можно, знаешь ли, и присесть на бутылку правосудия.

Я вяло кивнула и отставила чашку в сторону, устроив подбородок на коленке. Дико не хочется признавать, но он прав. Мало мальски приличное настроение сразу же улетучилось. Не помогло даже предвкушение предстоящего «свидания» с пробниками по истории.

— Ага... Пересядь с иглы мужского одобрения на бутылку правосудия.

Андрей звучно рассмеялся и дал мне пять. Я приподняла уголки губ.

— Ладно, пойду я. — Я отставила чашку в сторону и поднялась со стула, ища наощупь тапки. — Чай можешь себе оставить.
— Куда?
— Домашку делать. У меня вечером допы по истории.
— Знаю я эти твои допы. — Андрей затянулся и выпустил пару «дымовых» колечек прямо мне в лицо. Я замерла, нахмурившись. — Тебя две ночи дома не было, не хочешь коней попридержать? Маман, конечно, на это сквозь пальцы смотрит, но сейчас отец вернулся. Долго ты собираешься морочить ему голову? Это он, пока бухой, всё за чистую монету принимает, а скоро у него вопросы появятся: чего это дочка постоянно «у подружек ночует».

Я поджала губы и, ничего на это не ответив, ушла в комнату. Количество нравоучений и неловких разговоров сегодня перевалило за критическую точку.

***

Господи, за что мне это? Я делаю эту чёртову домашку уже почти четыре часа, а конца ей не видно. Уже даже родители домой вернулись, а я всё сижу тут с этой сраной геометрией. Пока я искала, как найти расстояние от точки П до точки Ц через З и Д, вокруг меня носились трезвый папа, перешедший в режим тотальной уборки, брат, пытающийся выгнать меня из-за компьютерного стола, и кошка, которая просто носилась, как в жопу наскипидаренная. Только мама сидела молча где-то на кухне и, кажется, что-то читала, появившись передо мной только один раз, чтобы принести чай. О моём двухдневном... двухночном отсутствии никто удивительным образом даже не заикнулся. Меня это и обрадовало, и насторожило одновременно.

Ещё настораживало, что на моё извинительное сообщение Бестужеву о том, что сегодня приехать у меня не выйдет, до сих пор не было ответа. И если первые полчаса я просто периодически проверяла телефон, то последние несколько минут я уже тупо забила на геометрию, просматривая по очереди все соцсети, проверяя, когда он последний раз был онлайн, и не помер ли он там часом. Двадцать шесть лет мужику, как никак, ещё немного, и песок за ним убирать.

Черт, главное — при нём так не шутить. А то будет ещё загоняться по поводу нашей разницы в возрасте. Он и так, похоже, по жизни заёбы ловит.

— Тебе ещё долго? — Андрей уже в который раз за час подкрался ко мне сзади, и я чуть не выронила из рук телефон. — Ты, вон, уже фигнёй какой-то занимаешься, может, на кухню пойдёшь?
— А, может, ты уже пойдёшь в каком-нибудь символическом направлении, а? Сам не учишься и людям не даёшь. — Я заблокировала телефон, кинула его на диван, чтобы не отвлекал, и повернулась обратно к тетради.

Андрей выругался, выудил откуда-то мой полученный на четырнадцатый день рождения ноутбук и последовал за моим телефоном, всем своим видом показывая, как он недоволен.

— Я вообще-то работаю. Устаю, между прочим, за день, хочу в CS вечерком порубиться, а ты не даёшь.
— А я хочу, чтобы ты перестал меня бесить, но не всем желаниям суждено исполниться.
— Жопа ты.
— Знаю.

Некоторое время мы сидели в тишине и спокойствии, пока брат агрессивно стучал по клавишам, а я не менее агрессивно скрипела ручкой. Если бы таким образом можно было высечь огонь, от нашего дома уже не осталось бы ничего, кроме угольков.

Тут из дальнего коридора донеслись странные звуки, и мы с Андреем синхронно повернулись на шум. Кто-то полез на антресоль. И этот кто-то скорее всего папа. У него хобби — скупать продукты по акции в нереальных количествах и прятать всё это богатство туда. В подтверждение послышался громкий папин голос:

— Так, масла, молока, чая нет. Макароны вот! Но на случай ядерной войны не хватит. Нужно пополнять запасы.

Я прыснула в кулак. Когда не пьёт, он вообще-то очень весёлый и интересный человек. Жаль, что такое состояние у него не часто.

Мама что-то ответила, и звуки антресольных створок повторились.

— Надо ко всему быть готовым. Вдруг опять вторжение случится.

Папа грузно сошёл со стула и направился в нашу сторону, мама, кажется, тоже.

— Ты что, не веришь, что нашу планету посещали инопланетяне? И украли справку о моём психическом здоровье? — Тут папа заглянул в нашу комнату, окидывая нас с братом серьёзным взглядом. — Что, думаете, я вру?

Эта фраза всегда означает, что он шутит. Какую бы даже супер правдоподобную околесицу он ни нёс, и как бы сильно ты ему ни верил, эти слова в конце его речи говорили о том, что ты лох.

— Верю, — устало ответила мама, протискиваясь мимо него в комнату, — но мне почему-то насрать с высокой колокольни.

Прекрасно, теперь тут собралась вся семья. У них что, цель номер один — не дать мне доделать домашку?

— Нюрка.
— А? — Ну вы чего все, в самом деле? Никто не видит, что я занята и в бешенстве?
— Ты уже надумала что-нибудь с Днём рождения? Все каникулы думала.
— Мам, ну не знаю я, правда. Вы же знаете, я не особо праздную свои днюхи, учиться надо.
— В этом году выпадает на субботу, можно и забить на учёбу денёк.

Я вздохнула, бросила на тетрадь по геометрии последний печальный взгляд и, отложив ручку, отодвинула все учебники в сторону. Хрен с ней, с геометрией, завтра спишу у кого-нибудь. Я развернулась к родителям, облокотившись плечом о спинку кресла.

— Я правда не знаю. Видимо, всё пройдёт спонтанно. Можем в какое-нибудь кафе сходить вчетвером.
— Серьёзно? — Андрей оторвался от экрана ноутбука и посмотрел на меня, как на глупенькую. — Тебе исполняется восемнадцать, а ты собираешься праздновать с нами в кафе?

Мама села рядом с ним и кивнула.

— Правда. Может, друзей хотя бы позовёшь?
— Да у меня друзей-то — раз, два и обчёлся. Валя с Анжелой только. И не факт, что они смогут в субботу. У Вали допы, Анжела работает.
— А как же эта твоя подружка с танцев?- вдруг спросил отец. -Женя вроде. Можешь позвать её к нам, как раз после твоих курсов по литературе.

Я замерла с покерфейсом, покосившись в его сторону. Брат с мамой на диване сидели с такими же лицами, лишь изредка моргая. Мда, я этим враньём себе сама могилу рою.

Если мама и была удивлена новостью об этих курсах, то вида не подала, за что я ей нереально благодарна. И как мне теперь объяснять, что никаких курсов у меня на самом деле нет, а я просто госпожа соврамши?

— Я их отменила, пап. Я вообще решила не сдавать литературу, мне и истории хватит.
— А, ну тем лучше. Меньше экзаменов — меньше проблем.

Ну вот и как человек, способный надурить кого угодно, не замечает, когда так бездарно дурят его самого? Ужасно стыдно, но это, наверное, лучше, чем сейчас выдать что-то вроде: «Извини, папочка, я тебе всё это наврала: у меня нет никаких курсов и подружки Жени, а ночую я у своего учителя истории, с которым, похоже, встречаюсь. Но ты не волнуйся, он молодой, ему всего лишь под тридцатник. А то, что у него дочка есть, — это вообще не проблема, мы прекрасно ладим, она меня даже мамой называет».

Боюсь, после таких признаний я либо останусь без дома, либо без папы.

Тут под Андреем что-то звякнуло, и он выудил из-под задницы мой телефон. Вот засранец, не мог смотреть, куда садится?!

— Тебе тут... твоя эта подружка Женя пишет, — спокойным голосом уведомил брат и подал мне мобильник, а я понадеялась, что папа не услышал в словах «подружка Женя» этих его ехидных ноток.

А может, стоит реально название его контакта сменить на «Женя Танцы»? Для конспирации.

Включив телефон, мельком глянула на уведомление.

Бесстыжий учитель, 21:20: Ладно, увидимся в школе.

Ну, скажем так, если бы это сообщение вкупе с именем увидел отец, оно вызвало бы у него немало вопросов. Если бы оно было подписано «Женя Танцы», в принципе, тоже. Потому что... Что девочке с танцев делать в моей школе? Может, тогда просто «Женя»? Глядишь, я и называть его так когда-нибудь смогу.

Я быстро отправила в ответ короткое «да». Потом секунду подумала и добавила ещё скобочку. Просто так.

На моменте осуществления задуманного, то бишь переименования учительского контакта, градус моей внутренней драмы достиг своего апогея. Начиная с сегодняшней ночи и за весь день я почти переспала со своим учителем, целовала его прямо в школе, признала, что мы встречаемся, осознала, чем это грозит, а теперь ещё и официально нарекла его для себя Женей. Этот день я помечу в календаре, как самый странный день в году, нет, в жизни.

А всё так невинно начиналось пару месяцев назад. Невинно и глупо.

— Ладно, — Мама привлекла всеобщее внимание, хлопнув себе по коленкам. — С субботой по ходу разберёмся. А с подарком? Не решила ещё, чего всё-таки хочешь?

Я только пожала плечами. Сколько себя помню, почему-то именно на День рождения меня такой вопрос никогда не занимал. В детстве я могла чего-то желать на Новый год и Восьмое марта, хотя со временем и это пропало. Ко Дню рождения все мысли отличницы до мозга костей занимала учёба. Возможно, потому что приближался конец года, и надо было подтягивать всякие хвосты, делать дополнительные проекты, читать заранее триллион книг на лето и тому подобное. А в этот раз ко всему этому ещё добавляются экзамены, которые, чёрт возьми, дышат уже в затылок. Какие уж тут праздники да подарки. Если бы они могли подарить мне без экзаменационный пропуск в университет... Но они не могут, никто не может.

— У меня вроде всё есть.

Родители вздохнули, а я снова пожала плечами. Андрей заметил отложенные учебники и встрепенулся.

— Ты всё?

Я кивнула, и он принялся складывать ноутбук обратно, наверное, уже предвкушая свои сумасшедшие игры. Но этому не суждено было сбыться, потому что мама тоже среагировала:

— Прекрасно. Мне как раз «архикад» нужен.

Стоя посреди комнаты с ноутом в руках, брат смотрел, как я уступаю маме место, и его глаза стремительно наполнялись отчаянием.

— Да вы че, серьёзно?!

Я подняла руки, мол «ничего не знаю» и, схватив свой телефон и наушники, быстренько ускользнула туда, где меня никто не достанет — на свою шатающуюся скрипучую кроватку. Легла, отвернулась к стене и закрыла глаза. Андрей ещё немного повозмущался и в качестве мести ушёл в ванную, наверное, до второго пришествия, папа же пошёл смотреть новости.

Я уткнулась в смартфон, снова залипнув на инстаграме Евгения Андреевича. Фотки он туда выкладывает, что называется, редко, но метко. Последняя была месяцев шесть назад, но сделана кем-то так качественно, что мне срочно захотелось записаться к этому человеку на фотосессию. Надо будет узнать у Бестужева, кто этот фотограф. Хотя, судя по его собственным фоткам, он в этом тоже неплох весьма. Может, заставить его сделать мне новую аватарку? Как подарок на дэ-рэ. Если у моего парня руки растут из нужного места, этим грех не воспользоваться.

Постойте.

У моего парня. Моего. Парня.

В голове не укладывается.

А хотя может, и укладывается, как-то же я подумала об этом без задней мысли. Правда определение «парень» к Бестужеву как-то не очень подходит, он уже скорее мужчина. Но называть его «моим мужчиной» даже про себя страшно. Это уже какой-то другой уровень отношений, получается... Гляньте-ка, вроде изначально эти слова обозначали только разный возраст, а тут вон оно что.

Перед глазами внезапно встала Валя с этим «мы её теряем», и я тряхнула головой, чуть не треснувшись об изголовье. Мда, мне и здесь уже филологические приколы в голову лезут.

С такими мыслями я на автомате листала фотки Евгения Андреевича, пока не наткнулась на одну единственную, на которой был не он и не какой-нибудь пейзаж (фотографий Сони не было вообще), а какая-то русая девушка. Кто это? Я ткнула на фотографию, приближая. Девушка смотрела не в камеру, а куда-то выше, может, на фотографа, и улыбалась; ветер развевал её светлые, почти блондинистые волосы и лёгкое атласное платье. Правильные черты лица, острые скулы, прямой аккуратный нос. Очень красивая. Только вот глаза тусклые, серые и какие-то суровые, что ли. Если закрыть рукой нижнюю половину лица, будет и не понятно, что она улыбается. Попялившись на девушку пару секунд, я перешла в комментарии.

«Светочка красотка! Вам так повезло друг с другом» и куча сердечек.

А, ну да, как я сразу не догадалась, что это она? Она похожа на Соню. Точнее, наверное, Соня — на неё.

Да уж, «повезло» не то слово. Не зря мне её глаза не понравились, неприятная она какая-то, даже когда улыбается. Понятно, почему Сонечка её боялась, этот взгляд кого хочешь закошмарит. Неужели, он был так влюблён, что не видел этого? Осознавать это было больно. Она такая красивая, просто модель какая-то. Я ей совсем не ровня... С чего он вообще посмотрел на меня после такой бывшей? Интересно, у него ещё остались к ней какие-то чувства?

Хотя нет. Вообще-то нисколько не интересно, не хочу этого знать. В любом случае, больше её нет в их с Соней жизни.

Он жалеет об этом?

Тут телефон в руке брякнул и завибрировал, я открыла входящие. Новое сообщение от Бестужева:

Женя, 22:03: Соня повесила это на холодильник.

И сразу за ним другое, теперь MMS-ка. Я открыла фотку, пригляделась и чуть не поперхнулась воздухом. Это же тот самый рисунок: Соня с папой идут к их домику... а в домике — я. И чтобы в этом не осталось никаких сомнений, сверху — разноцветными карандашами: «А Н Я».

Я решила, что уже можно не сдерживать идиотскую улыбку и даже случайно пискнула от радости. Быстро обернулась к маме, проверив, не заметила ли она. Но она продолжала вглядываться в свои чертежи.

Ой. А как Бестужев к этому отнёсся? С его реакцией на то, что она меня мамой называла, сложно угадать, с какой «интонацией» он писал мне это сообщение.

Я, 22:05: Красиво :)) Как она дотянулась?

Похоже, моего ответа ждали.

Женя, 22:05: Она и не дотянулась, я просто повыше перевесил.

Я отправила какой-то улыбающийся смайлик, убрала телефон под подушку и зарылась лицом в одеяло, чтобы не отсвечивать, потому что сияла я сейчас, небось, как начищенный пятак. Так тебе, Света!

— Ой, — внезапно сказала мама, отвлекая меня от немого празднования моей маленькой победы. — Косяк нашла.

Я усмехнулась, разворачиваясь к ней.

— Да уж, чего только в нашей комнате не найдёшь.

Мама быстро застучала по клавишам, потом сохранила документ, откинулась на спинку кресла и посмотрела на меня.

— Надеюсь, всё-таки нет. А то как дам. — Пригрозила кулаком, вставая из-за компьютера. — Всё, я тут закончила. Тебе оставить свет?
— Нет, можешь выключить.
— Хорошо. — Она подошла к кровати, подтянулась на перекладине и чмокнула меня в щёку, когда я к ней покорно наклонилась. Кровать опять заскрежетала, и я невольно скривилась, с печалью вспоминая прекрасную бестужевскую постель. — Спокойной ночи.
— Спокойной.

Мама аккуратно прикрыла за собой дверь, и я нырнула обратно под одеяло, укутываясь им по самый нос.

Ну хорошо, день закончился вполне приятно. И папа не пил, и брат бесил не больше, чем обычно, разве что кошка...

Тут кровать снова пошатнулась, и я вздрогнула, когда мне в ухо настойчиво ткнулся холодный носик. Потом меня лизнули в висок, отчего я еле сдержала смешок.

— Ну Котя!

Я заворочалась, и пушистая грелка тут же скользнула под одеяло, устраиваясь у меня под боком и начиная свой АСМР-концерт, урча как трактор.

Я зарылась пальцами в её мягкую шёрстку, закрыла глаза и улыбнулась, подумав о сообщении Евгения Андреевича.

Да, день закончился очень приятно.