Этот день начался полным сумасшествием. Сначала – бредовая идея побегать голышом, потом – приготовить кофе на двоих, затем – скомканный диалог, два позорных бегства...

Я стояла перед открытым гардеробом, не зная, что выбрать. Без Егора – это адский труд. Выберу что-то не то, и он меня закопает в ворохе своего недовольства на иностранном языке.

Стук в дверь привлекает внимание. Это явно кто-то из обслуги. Егор бы стучал по-другому.

- Войдите...

Дверь открылась, но привычного шуршания по ковру слышно не было. Кто-то открыл дверь, но не спешил проходить дальше.

Я обернулась.

Женя замер на пороге в нерешительности. Или мне казалось?

- Я принес ключи.

Нет, это говорит человек решительный. Сомнением здесь и не пахнет...

Он протягивает руку, вместо того, чтобы просто положить ключи на полочку у двери. Он хочет, чтобы я подошла. Я не понимаю, откуда у него столько уверенности... Но я все равно готова идти на его зов. Почему-то...

- Зачем?

Зачем ты пришел, Женя? Зачем ты нашел повод, чтобы снова сломить мою волю? Как тебе удается заглянуть мне в душу?

- Это твоя машина – тебе решать.

И снова – первый шаг должна сделать я. А разве когда-то было по-другому? Я брала на себя ответственность во многих вопросах. Решала там, где другие пасовали. Почему бы и сейчас не сделать первый шаг. В конце концов, за мной останется право и отказать первой.

Я забираю ключи. Но это все, что я делаю. Между нами – сорок тысяч километров. Между нами – экватор. И ничто нам не мешает. Между нами есть то, что никому никогда не мешало.

И все же Женя делает первый шаг...

Всю дорогу на встречу я вспоминаю. Когда я почувствовала его дыхание на коже – оно опалило, когда он склонился, держа взглядом, меня подвела воля, когда его пальцы прошелестели завитком волос у виска, я окончательно отрешилась от мирского. Женя – мой сумасбродный бог. И я буду вечно возводить храм в его честь. Даже на руинах собственного достоинства.

Его губы касались меня осторожно. Он боялся меня? Он боялся себя? В любом случае, он переборол страхи. Мы не задыхались от страсти, но оба знали: стоит слегка ослабить контроль...

Лиз подозрительно косится на меня.

- Ты сама не своя, Юля... Что случилось?

- Ни-че-го, - шепчу я.

Это мой секрет. Я никому не скажу, что сегодня случилось. Только Егор, видимо, что-то подозревает, потому что периодически кивает на меня, толкает подругу локтем и шепчет «Аморе дио».

Мне бы заткнуть Егора, но я этого не делаю. Пускай шепчет. Кричать будет после.

Два дня пролетают в заботах. Каждый вечер я получаю от мужа букет цветов. Он не звонит, не говорит, что его задерживают дела. И это хорошо. Нам надо слегка остыть. Или наоборот – еще больше подогреться?

Мне нравится его решение с цветами. Он точно знает, что я не хочу слышать слова. Я хочу видеть поступки. От Лиз я знаю, что форс-мажор задерживает Женю на побережье. При этом он не забывает и о своем последнем проекте – реабилитационном центре. В СМИ проскакивают сюжеты о нем, блоггеры наперебой спорят, что случилось с буйной головой Гайсина-младшего, а в Инстаграм с завидной регулярностью появляются публикации Жени.

Жизнь налаживается...

На вечер воскресенья назначен поход в оперу. Лиз говорит, что Женя обязательно вернется и успеет пойти с нами. Я ликую, но никто этого не видит. Я боюсь, но никому не показываю. Я сильная, но, черт подери, я так устала...

Сегодня вечером мне не нужна помощь Егора. Моя бы воля, я обрядилась бы в домашний халат и приехала бы в оперу босиком. Но, увы, статус обязывает. Хотя, дам голову на отсечение, на Женю больше произведет эффект моя домашняя одежда, чем шикарный костюм, пошитый на заказ.

И я выбираю платье. Красное. Под цвет крови. Егор одобряет. Уже легче.

В опере все расслаблены, а я натянута, как струна. Мне хочется вытягивать шею в поиске мужа, но вместо этого я, цедя градусы поворота, двигаюсь всем телом, лениво, манерно...

Я прячу глаза, но чувствую на себе тысячи взглядов. Они ненасытны в своем желании отхватить от моей жизни сладкий кусочек, чтобы размазать потом по хрустящему ломтику сплетни. Но я слишком жадная, чтобы с кем-то делиться...

Земля прекращает крутиться вокруг своей оси тогда, когда я слышу знакомый смех. И если бы в крови моих предков был хотя бы один ген кошачьих, сейчас бы он выдал мой интерес поворотом ушной раковины. Но, слава богу, я умею держать себя в руках.

Рядом со мной – мои родители и семья Жени. Они увлеченно обсуждают что-то, что вне зоны моего понимания. Хотя, думаю, пока все мое внимание приковано к голосу мужа, я буду вообще неспособна к восприятию любого рода информации.

Он направляется к нам. По загоревшимся глазам Бертрис можно понять, что он совсем близко.

Его руки заняты: в одной он держит бокал, другую протягивает, чтобы пожать крепкую ладонь моего отца и пухлую – своего. Затем он приобнимает свою мать, а моей отвешивает галантный поклон. И вот, когда все формальности соблюдены, он, все еще не поворачивая ко мне головы, делает шаг назад и оказывается в нескольких дюймах. Боже, как же далеко!

- Чудесно выглядишь, - шепчет он мне, наконец, встречаясь со мной взглядом.

Он говорит нарочито безразлично. И его родители клюют: Гайсин-старший фыркает в бокал, кривится, а мать Жени, вздыхая, прикрывает глаза. Уже через секунду чета Гайсин уходит. Вслед за ними с нами прощаются и мое старшее поколение. Мы остаемся одни, как плавучий остров тишины в море расфуфыренных людей.

Я жду продолжения, а сопротивление притяжению теряет былую силу. Мне бы сейчас развернуться на сто восемьдесят и предложить Жене покинуть изысканное общество. Сбежать... Но разве это – в моем стиле?

- Ты не хочешь сбежать?

Боги! Это Женя предложил?! Хочу! Хочу! Да, хочу сбежать!

- Нас неправильно поймут...

Я улыбаюсь, представляя, как станут шептаться длинные языки, стоит нам покинуть пределы видимости их жадных глаз.

Женя поворачивается ко мне всем телом, предрекая на погибель под валом животного страха и желания, но я остаюсь стойким оловянным солдатиком. Я лишь слегка поворачиваю голову, чтобы иметь возможность читать его.

- Боюсь, поймут они нас правильно. Главное, чтобы мы оправдали их самые смелые ожидания.

Черт! Нельзя быть настолько прямолинейным и соблазнительным!

- Я...

Я не успеваю договорить, потому что вижу, как за плечом Жени вырастает Николя. Он вырастает буквально, то есть, словно сидел на корточках за спиной брата и сейчас решил явить себя. Моя оригинальная заготовка рассыпается пеплом.

- Николя... Какая неожиданная встреча...

Женя резко оборачивается, заворачивая шлейф притяжения вокруг себя. И радостно приветствует брата.

- Вот, он нас и прикроет!

Я не вижу лица Жени, зато хорошо вижу лицо его брата. Он озадачен. Но лишь на секунду.

- И куда это вы собрались?

Женя молчит, но видимо, ответ отражается на его лице, потому что Николя буквально сразу заливается краской.

- Нет, Жека, так не пойдет! Я и без сегодняшнего вечера постоянно прикрываю твою задницу!

Я качаю головой – вот уж точно... Один – прикрывает, вторая – подтирает...

- Николя, ты мне брат?

- Брат, брат... Но только после первого акта.

Женя все же уговаривает брата, а меня бросает в жар от одной только мысли, что будет после первого акта... Оперы, конечно!

Моя рука оказывается в плену его ладони. Горячей, как моя, мягкой и такой широкой. Я жажду того момента, когда от прикосновений его руки будет пылать кожа в совершенно иных частях моего тела.

Женя садится справа от меня, и как только гаснет свет, начинает выводить рисунки на моей руке. Заставляет мое сердце плясать от восторга, даже большего, чем таковой мог вызвать симфонический оркестр. Мы переплетаем наши пальцы раз за разом. Мои руки дрожат от напряжения. Я еле сдерживаю стон. И именно сейчас мне плевать, что чувствует Женя: играет ли, желает меня не меньше моего. Мне наплевать. Я хочу его. И если не получу желаемого – стану его врагом.

Краем глаза замечаю, как Женя достает свой мобильник. Что-то читает, блокирует экран, но уже через секунду возвращается к чтению. Его рука замирает в моей, а затем выскальзывает. Не произнося ни звука, Женя выходит из ложи.

Я терпеливо жду его возвращения, но время идет, а Евгений не возвращается. Меня жутко тянет к мужу, но что-то еще более коварное заставляем меня сидеть на месте. То сообщение, что он получил, видимо, чересчур важное, раз его до сих пор нет. Как и краткого визита с извинениями.

По телу бегут мурашки, когда я представляю, что могло выхватить у меня такое близкое счастье. Если это «что-то» сильнее его желания держать меня в объятиях, я не хочу знать, что это. Я хочу знать, когда оно перестанет быть важным.

Аплодисменты оглушают меня, выдергивают из мучительных сомнений. Я оборачиваюсь – Женя так и не пришел. Николя пожимает плечами и показывает, что сейчас попробует выяснить. Родители, не желая нарушать этикет, выходят в фойе, оставляя меня в одиночестве. Зал пустеет на три четверти, а я все еще сижу. Жду. Чуда, видимо...

- Юля, мне очень жаль, но я не могу до него дозвониться...

Николя рвет последнюю ниточку надежды. А я начинаю жалеть, что оставила свой телефон в машине.

- Может, он еще вернется?

Николя успокаивающе глядит на меня, кладет свою руку на мою.

- Видимо, случилось что-то очень серьезное. Но я уверен, он объявится.

Но Женя так и не объявляется. Ни вечером, ни ночью, ни следующим утром.

Зато на рассвете нового дня появляется совсем другая информация. И я уже не знаю, что лучше – исчезновение Жени или моя ментальная смерть.