Который час? Где я? Почему так жарко?

Вокруг – незнакомые запахи. Во мне – неприятные жидкости. Под головой – неудобная подушка. За душой – явный грешок...

- Николя, я у тебя, что ли, ночевал?

- А ты не помнишь?

Брат стоит у барной стойки, клацает кнопками кофеварки. Но, кажется, набирает номер катафалка, потому что совсем скоро на его диване будет труп. И он это прекрасно знает...

- Мне плохо...

- Я думаю!

Николя уже рядом. Присаживается столик прямо передо мной, протягивает чашку с кофе.

- Селфи делать будешь?

Меня передергивает. Ярко представляю, как я выгляжу после вчерашнего... Кстати...

- А что вчера было?

- Вечеринка на карьере.

Я еле разбираю слова брата, потому что он говорит в чашку. Пьет аппетитно пахнущий кофе. Я заглядываю в свою. И меня совсем не тянет пить кофе...

Я вздыхаю и отставляю чашку. Я вижу свою рожу, отражающуюся на гладкой поверхности столика у покатого бока дивана. Да уж, тут не до селфи...

- А что на вечеринке – весело было?

- А то ты не помнишь!

Николя хихикает. Я знаю его это смех. Лучше бы выпить кофе перед тем, как услышать подробности. Я с трудом приподнимаюсь, снова беру чашку. Голова раскалывается.

- Я не помню, Ник.

Брат бросает в меня мобильником. Я дергаюсь так, что часть кофе выливается мне на футболку.

- Дьявол тебя забери, Николя!

Брат смеется. Ему явно лучше, чем мне...

- Хэштэг «гайсинотжигает» без нижнего подчеркивания.

Хэштэг-приговор. Гильотина развлечений.

То, что показывает мне Инста заставляет залпом выпить горячущий напиток. Не слишком мною любимый.

- Ох!

Я выдыхаю тогда, когда качественные фото заканчиваются. Дальше смотреть нечего. Но того, что я увидел, хватило бы на два пожизненных.

- Вспомнил хоть что-то?

- Агам, - я качаю головой, откладывая телефон, - помню желтую черепаху.

Николя удивленно таращится на меня. А я отмахиваюсь. Мне уже лучше, но еще не до селфи.

Уже из ванной я прошу брата принести мне телефон. Десять минут под контрастным душем, брошенная в мусорник зубная щетка, и я готов к новому дню.

На стойке уже ждет меня завтрак – прожаренные тосты и начинка для сендвича. Приходится делать самому, зато какой снимок выходит! Всем завистникам на зависть...

- Еще я помню машину, очень похожую на ту, что я... ты, конечно, ты подарил моей невесте на свадьбу.

- А это она и была...

Николя невозмутим. Я откладываю бутерброд и долго смотрю на то, как он жует свой. Сглатывание не помогает – как застрял в горле бетонный ком, так и стоит.

- Эм, машина была на карьере?

- Да.

Брат пожимает плечом, а я судорожно соображаю. И, наконец, нахожу объяснение. Выдыхаю и снова берусь за бутерброд.

- А Егор неплохо водит машину. Надо будет только предупредить его, чтобы на этой не гасал по городу, когда его нанимательница сладко спит в постельке.

Николя смотрит на меня. Теперь уже он перестает жевать. А я доволен. Живот урчит за меня.

- А за рулем был не Егор.

- А кто?!

Я успеваю доесть сендвич до того, как Николя заставляет мои внутренности сжаться до размеров сушеного финика.

- За рулем была Юля...

Все, что я могу сделать, - это откинуться на спинку стула. Юля была там. Юля видела. Вчера она видела меня. Сегодня она увидит фото с гребанным хэштэгом. Вчера она видела, как я обманываю. Сегодня она увидит, какой я необязательный.

- Я должен ехать!

По дороге в особняк я слушаю радио: «Первая брачная ночь завидного холостяка удалась на славу», «Милые охотницы, не огорчайтесь, Евгений Гайсин все еще может согреть ваши постели», «Развод не за горами», «Евгений Гайсин не умеет водить авто»... Последнее, что я слышу, перед тем, как вырубить радио.

- Как это я не умею водить машину?! Я умею водить! И полицейский разворот я могу!

Я кричал на журнашлюх. Я кричал, потому что был уверен – меня не простят. Она меня не простит. Она будет отстраненно холодной, когда я буду просить прощения. Она будет холодна, когда я буду пытаться оправдаться. Она будет смотреть сквозь меня. Я для нее – пустое место. А к пустому месту никто никогда не испытывает чувств. А мне важно не быть для нее пустым местом. Хотя бы для того, чтобы потом ткнуть ее носом в свое превосходство.

- Да она вообще ни к кому чувств не испытывает!

Из меня выдавило воздух. Слишком резко я остановил машину. Слишком поздно осознал, что за мной тоже ехали водители.

Я думал. Я сидел в одолженной у брата машине и думал о полицейском развороте.

Думал не о мастерстве, с которым тот был исполнен. А о страсти, с которой тот был исполнен. Водитель авто рассердился. Юля рассердилась. И она не заключила в темницу свои чувства, она выплеснула наружу гнев на меня. Ударила по газам, когда впору было бы бить морду мне. Я довел ее. Я заставил ее проявить чувства. Хоть и не самые положительные.

Уже через несколько минут я тормозил у главного входа дома.

- Юля! Юля! Где она?

Первой на зов вышла Лиз. Такая рань, а она уже на ногах и выглядит сногсшибательно.

- Где Юля?

- Здесь ее нет.

Ох, этот холодный тон... Дьявол, мне некогда оправдываться перед Лиз. Мне нужна Юля.

- Где ее найти?! Лиз, пожалуйста...

- В офисе.

Еще час я трачу для того, чтобы добраться до офиса. Хоть у меня в руках – одна из самых быстрых машин города-миллионника.

- Вчера же было все отлично! Что на утро произошло? У нас зарубленные проекты? Мы перешли кому-то дорогу? Юля, что ты молчишь?!

Мой отец распекает мою жену, а она и бровью не ведет.

Мы снова в том же странном конференц-зале с овальным столом, когда-то здесь был подписан наш брачный контракт.

На мое появление отец реагирует однозначно – никак. Для него я в финансовых вопросах тоже - пустое место. А вот Юле он доверяет. И, видимо, сейчас что-то случилось на рынке, потому что песочит он ее не по-детски.

- Не было никаких скачков валюты! У нас все проекты идут по графику. Некоторые с опережением! Ничего не могло так повлиять. Никто не умер! Не у нас, Юля, понимаешь?!

Отец мечется из стороны в сторону, брызгает слюной. А Юля сидит с ровной спиной, сложив руки на столе. Ни один из ее аккуратных пальчиков не дергается, пока отец бесится, словно Годзилла в поисках своей кладки.

- Ты объяснишь мне или нет?!

- Отец!

Я поднимаюсь с кресла. Он явно перегибает палку. Не стоит ему повышать голос на мою жену. А тем более – замахиваться. Даже если просто хочет стукнуть по столу.

- Отец, не смей!

Я иду к ним, становлюсь рядом с Юлей. Она – под моей защитой. Слышу, как она тяжело вздыхает и протяжно выдыхает. Надеюсь, что ей нравится мой парфюм...

- Это я виноват, отец, но я готов все исправить.

Гайсин-старший недоверчиво смотрит на меня, щурится, окончательно довершая образ фантастического ящера, фыркает и уходит. Мы с Юлей остаемся одни в огромном зале. Хотелось бы мне, чтобы мы остались одни в этом сумасшедшем мире...

- Юля...

Она поднимает взгляд на меня, запрокидывая голову. Ее голубые глаза сейчас холоднее арктических ледников.

- Юля...

- Если ты желаешь оправдываться – не терзайся. Это бесполезно.

Она встает, чтобы тоже уйти.

- Нет, Юля, - я преграждаю ей путь, беру за плечи и настойчиво усаживаю в ближайшее кресло. Сам усаживаюсь так, чтобы перекрыть ей путь к выходу. – Прошу тебя. Я знаю, у тебя есть запасной выход. Я готов...

Юля хмыкает. Изображает улыбку. Именно изображает, потому что я знаю, она – холодна и расчетлива. И у нее есть план.

- Я обещаю, что больше никогда...

- Нет, не обещай! Ты не в состоянии...

- Я буду хорошим!

- Это не решение. Так будет только хуже.

Мне кажется, что у нее на каких-то полдюйма опускаются плечи. Но нет, мне только кажется.

- И что делать?

Я не унимаюсь. У Юли должен быть план!

- Новый проект.

Наследница Атти сдается. Я внутренне торжествую – я знал! У Юли всегда есть план!

- Тебе нужен новый проект, который будет курироваться лично тобой. Публично. – Юля чеканит слова, но при этом глаза ее разгораются огнем. Я слушаю внимательно, но взгляд то и дело касается ее губ. Я понимаю, что имею все законные права на эти губы. Но это лишь – закон. Мораль еще никто не отменял. И я снова возвращаюсь к ее холодным глазам. – И пускай это будет что-то, связанное с джипперами, и против алкогольной зависимости. Готовься изображать ответственность.

- Я и так ответственный!

Юля фыркает. Но я же, реально, ответственный!

- Ты будешь все время рядом?

Я надеюсь, что она ответит утвердительно. Тогда у меня будет шанс показать, какой я ответственный. Какой я серьезный и умеющий принимать взрослые решения.

- Даже не думай!

Я падаю на землю и разбиваюсь, растекаюсь лужицей рядом со своими благими намерениями. Но Юля не останавливается. И роняет на меня еще и многотонный рояль:

- Разве что... если ты хочешь репутацию подкаблучника...

Теперь фыркаю я.

- Ну, вот и отлично!

Юля поднимается и умудряется обойти меня в прямом и переносном смысле: я в нок-ауте после ее заявления про статус подкаблучника, а она уже спешит на выход, бросая через плечо:

- Лиз вышлет тебе план действий.

Я тяжело вздыхаю. Я так рвался сюда. Мчался, чтобы спросить, что она чувствовала, когда давила на газ? Хотел узнать, Юля вообще способна на эмоции?

Я не спросил. Я – дурак... И я готов выбираться из этого дурацкого положения.

Остаток дня я провожу в своей студии. Лиз, как и обещала Юля, выслала мне план, но его слегка подкорректировал и, с согласия (письменного согласия!) жены, запустил маховик. Мне предстояло воплотить в жизнь новый проект – реабилитационный центр для всех, кто пострадал от алкоголя: жертвы насилия, аварий, жертвы зависимости, дети...

%=כ