Мой голос полон сарказма, когда я смотрю, как ткань жакета впитывает в себя жир, но Роуз не замечает, потому что оборачивается и удивленно смотрит на опустевший сосуд.

- Понравилось молочко-то? Славно... А кто должен был приезжать?

Она снова садится напротив меня, выгоняя котов подальше. Мои глаза начинают слезиться, я тру их, но уйти раньше, чем получу информацию, я не смею.

- Девушка, Юлия.

- Родственница твоя?

- Агам, близкая...

Я зеваю, воспитанно прикрывая рукой рот, но слизистая глаз, уже окончательно вошедшая в конфликт с кошачьей шерстью, решает, что мне не мил белый свет и заливает щели слезами.

- Так ты тоже из этих? Из Атти...

В новом зевке проглатывается ответ, но Роуз считает, что угадала.

- Ну, значит, и тебе туда дорога. Ты спи, спи, скоро увидишься со своей «близкой».

После слов «спи, спи» я соображаю, что было не так со вкусом молока. И что в психологическом портрете Роуз – неполном психологическом портрете – не хватало графы о ее свернутых мозгах. И что самое паршивое – Роуз знает, где Юлия.

- Давай-ка я проверю, что там у тебя с мобильником...

Я чувствую, как по обмякшему телу шарят руки. Мне не так уж и сильно хочется спать. Но ведь хозяйка темной веранды думает, что я выпил молоко, а не разлил его. Пускай думает, что уловка сработала. Главное, чтобы коты снова не вернулись. Тогда весь маскарад – к дьяволу.

- Приезжала твоя краля, - говорит Роуз, усаживаясь на место и включая мой мобильник. – Привезла мне откупную. Но разве вернут деньги моих родных? Разве сотрут воспоминания о газовых камерах и погребах без лучика света и тепла? Нет, здесь: глаз за глаз.

Я лежу, уткнувшись головой в руки, на столе, рядом с тарелкой охренительно пахнущих булок, и пытаюсь мысленно уговорить эту сумасшедшую, чтобы, наконец, сказала, куда уехала Юля потом?

Но Роуз молчит. Она поднимается, я чувствую, что она разглядывает меня, пытаясь высмотреть что-то, одной ей известное.

- Та хоть на автобусе приехала! А что мне с твоим двуколесным делать?! Похоронить с вами?

Внутри меня обрывается последняя струна. Юля мертва? Эта сумасшедшая убила девушку, которая приехала просить прощения и искупать грехи родителей? Не верю! Не верю в ее смерть! Не хочу верить!

И я продолжаю лежать.

Роуз стоит нечеловеческих усилий уронить меня на пол и поволочь с веранды. Я молчу, терплю боль, лишь бы она дотащила меня до того места, где Юля. Живая или мертвая.

Через четверть часа я оказываюсь в сарае. Время – дело чисто субъективное. Может, и меньше времени прошло, может, и больше. Но я не считаю секунды. Я слушаю. Мне нужно услышать хоть писк, хоть крохотный возглас, и я буду знать, что Юля – жива.

Но вместо желанного голоса я слышу, как шуршит сено, пахнущее гнилью, как топчет свои же лепешки огромная корова, как скрипит дверь...

- Зачем вы делаете это, Роуз?! Я ведь пришла с добром!

Боже! Боже! Это голос Юли! А скрипела не дверь! Скрипел люк подвала!

|sonsof<7;