В гостиных дома Томаса – малой, и большой, так тихо, что слышно, как тикают часы беспрерывно и звенит тишина, будто затягивая в вакуум. По голой спине и плечам Вик бежит холодок, сопровождающийся табуном мурашек по совместительству. Оборачивается резко в его сторону, ожидая столкнуться своими льдисто-голубыми глазами о его карие, затянутые тёмной радужкой, цвета коньяка и созревшего ореха. Сквозняк шевелит занавески на раскрытом окне, пока на столике стынет чашка с недопитым кофе.

– Нет-нет-нет. Пожалуйста, не надо.

Вик опускает руку на плечо Дамиано, чуть встряхивая его, чувствуя под плотной тканью его одежды жар кожи, словно дракон опалил. Ресницы чёрные и густые, как у девочки, загнутые на кончиках, - дрогнули, раскрываясь. Взгляд отчего-то серый, помутневший, как топленое серебро, вперился ей в лицо, кожа снежная, почти что прозрачная, кажется, прикоснись и растает. Садится рядом с ним на краешек дивана, по которому разметается парень, стонет так горько и жалобно, что былое когда-то ледяное сердце в груди у Виктории за последний день едва не останавливается во второй раз, расходясь трещинами. Как кусок льда тает от прерывистого горячего дыхания.

– Дамиано, проснись.

Раскрывает глаза и щурится снова, будто не узнавая её, зубами скрежещет и выдыхает в самые губы, что нависли над ним, сердце Де Анджелис пропускает парочку ударов. Честно старается отодвинуться, но Давид держит крепко за руку, слегка потянув за себя и зачем-то поглаживая большим пальцем запястье. Небрежное и неосознанное касание, высекающее искры из кожи, как точеный кузнец и разъедающие мозги.

Так и не открывая глаз, нащупывает её ладонь на покрывале, прижимая к своей теплой щеке.

– Не бойся, я с тобой.

– Ты пришла. И больше не страшно. Но пожалуйста не уходи.

Виктория гулко глотает воздух, не понимая то ли от того, что пальцы Дамиано продолжают вычерчивать невидимые узоры на руках, щекоча, то ли от дурного предчувствия, разрастающегося по телу, впиваясь сотнями иголок. Она чувствует, как отчаяние пульсирует в каждом его слове, как печаль затягивает глаза дымкой тумана. Давид тем временем переворачивается набок, подтягивая колени к груди и выдыхая тихо-тихо, едва слышно себе под нос, бурчит что-то, беззлобно и все еще сонно, подтаскивая её поближе.

— Тише, Дамиано, тише, все хорошо. Это лишь сон. Очень плохой. Но всё хорошо, я с тобой рядом.

Шепчет, кривясь от непривычных, щиплющих губы слов, что сводит скулы. Перебирает чуть запутанные волосы парня, дурея от запаха мяты и сигарет, легкого, едва уловимого бриза - запаха Дамиано. Дурея от его сонной беззащитности, будучи свернувшимся как маленький котёнок, от маленькой складочки, залегшей меж бровей, от длинных пальцев, вцепляющихся в её, переплетаясь. Виктория дёргается, пытаясь отодвинуться, слезть с проклятой кровати, вдохнуть воздуха - или на крайняк уже чего угодно, чтобы прояснились плавящиеся мозги от мимолетных прикосновений. Не успевает это сделать, чувствуя - Дамиано вздрагивает, как от удара, а потом натягивает ту самую уже привычную насмешку на уста, от которой слабеют колени, красиво заламывает бровь.
Вик шумно втягивает в себя остатки самообладания, отпрянув почти валится с кровати, но рука брюнета обхватывает в последний момент, не позволяя позорно распластаться на полу. Издаёт глухое ой, улыбаясь, думая это сгладит углы этой по-своему глупой ситуации.

Дамиано перекатывается набок, беззастенчиво пялясь на голую грудь Виктории, о которой та совершенно позабыла. Де Анджелис вздрагивает снова, на этот раз - от холода. Горло перехватывает, и на секунду пугается, что ничего не сможет сказать, вымолвить хоть слово.

– Замёрзнешь же. Иди ко мне.

Ещё один короткий рывок с его стороны, на этот раз вполне себе осознанный, располагает рядом с собой на кровати, уступая половину места и кутает в белоснежное одеяльце.
Произносит глухим голосом, кажется, даже умудряясь до конца не проснуться, невзначай погладив голое плечо Вик. Длинные изящные пальцы все также невозмутимо блуждают по телу, иногда пробегаясь возле груди, заставляя неровно дышать и вздрагивать, кусать изнутри щеку, глушить порывающийся сорваться с уст звук, давиться им, как комком, застрявшим в глотке.

– Так и не скажешь, что тебе снились кошмары.

Дамиано ухмыляясь наваливается сверху, отрезая все пути к отступлению, пресекая поток слов. Опускает ладони на скулы, поглаживая. Хищное личико, обычно такое высокомерное лицо вдруг затапливает безбрежная нежность, бьющая по вискам через край, что она выдыхает слишком громко. Горячие губы накрывают её рот, язык скользит в глубину, приоткрывая пересохшие губы, и дыхание смешиваются, сбиваются, и капельки пота блестят вдруг на коже, а на виске быстро-быстро колотится тонкая синяя жилка. Давид фыркает и опускает руку на пояс, притягиваясь ближе. Так, что бляшка ремня впивается в живот, чувствует каждый изгиб, каждую мышцу.

– Кажется крупицы моего здравого рассудка из-за тебя теряются, Виктория.

Коллаборация наших сердец это революция.

Вик видит мельком, как тень исчезает с его лица, а легкая улыбка трогает уста. Пока тот одними губами, беззвучным отчаянным шепотом напевает что-то, высвобождает руку, заправляя прядки блондинистых волос, падающих на лоб, аккуратно, будто гладит реликвию.

– Вик?

Полный изумления голос Томаса Раджи выдергивает её из пучины под названием Дамиано, что оплела дьявольскими силками, затягивая все глубже и туже. Ошарашенный взгляд то ли на неё, то ли на парня, все еще скользящие по телу Виктории с такой отчаянной нежностью.

– Боже, нет. Это не то, что ты подумал, Томас.

Виктория поперхнулась, понимая, что совсем забыла о друге, да и вообще обо всем на свете забыла, почти отключилась, растворяясь в Дамиано. Выскакивает будучи обнаженной из постели, не прикрываясь, зная, что на это счёт можно не париться, пока сомнения, просевающиеся в голове Томаса расходятся с особой периодичностью, дергает бровью, пока кривая усмешка рассыпается на губах.

– Ты тоже голый?

Закончить Раджи не успевает, потому что рядом проходит тут же Вик, взъерошенная и крайне довольная, пока тот зачем-то быстро подмигивает Дамиано. Пихает его в бок, задевая в шутку ещё и плечом, тот тянется через неё к подносу за яблоком. Смачно откусывает, слизывая потекший по губам сок, незаметно глотает и пытается не жмуриться.

– Томас - ты безнадёжная геюга! Дамиано, он хочет соблазнить тебя.

– Ви-ик, это наглая ложь.

Тянет насмешливо Томас, полностью игнорируя остаток предложения Де Анджелис, и снова кусает злосчастное яблоко, кривясь от кислоты, недоверчиво хмурится, а еще выглядит так, будто его снова вот-вот стошнит.

– Ну что я могу сказать! Меня хватит и на вас двоих, ребят.

Дамиано смеётся как-то нарочито пренебрежительно и самодовольно, жар ползет от затылка вниз, распространяясь под кожей у Томаса и Виктории в беззвучном переглядывании между друг другом. Склоняется над ней, шепча в ушко.

– Теперь я тебя прекрасно понимаю. Ходячий секс.

– О чем вы говорите?