Ты сходишь с ума.

В голове Виктории настырно скребется где-то внутри противный внутренний голосок, припеваюче собираясь в тугой ком унылых мыслей, выводящих на эмоции и трансформирующихся в темную материю, накрывающее сознание поверхностной пеленой.

– Проходи и знакомься. Правда Ви сегодня болеет. Вон какая бледная, как признак, прозрачная совсем. Не ест, не пьёт и даже не курит, представляешь? Ладно, заочно вы знакомы, разберётесь.

Томас неопределенно взмахивает рукой, замолкнув на полуслове, тяжело вздыхая и прекращая бесконечный поток слов, ложится неподалёку, утыкаясь в телефон, начиная слушать музыку и двигаться под неё, как ужаленный. Развалившийся на кровати парень переворачивается на спину, блаженно жмурясь, потягивается, выгибая спину подобно движениям кошки. Томас бурчит что-то в сотый раз нечленораздельное в подушку, маясь туда-сюда.

– Я сплю, но если будут какие-то просьбы и другая тупая хуйня – я умер. Меня нет.

Девушка почувствовала, как кровать скрипнула и прогнулась под тяжестью еще одного тела, занявшего места рядом с ней. Садится боком, перед ней, заглядывая в бездонные глаза — голубые, усталые и стонущие каким-то глухим отчаянием. Она забывает дышать в ту же секунду и не может издать даже звука, лишь шевелит беспомощно губами, будто забыв все слова на свете. Виктория прикусила губу, чувствуя, что кончики ушей уже пылают, и краска смущения заливает лицо, а затем шею, как обжигающе-яркий закат. Робкая, почти заискивающая улыбка разрастается по лицу. Глядит на неё из-под длиннющих пушистых ресниц, скользнув перед этим языком по губам, заставляя блондинку тяжело сглотнуть. Хмыкнув видит, что она чуть отворачивается в сторону, с удивлением замечая, как по бледным скулам расползается нежно-розовый румянец.

– Не смотри на меня так, пожалуйста.

Кажется, сипит что-то ему еле слышно, в то время как его теплое дыхание оседает на затылке, посылая мурашки по телу, что впиваются иголочками — прямо под кожу, выворачивая. Смешалась в мыслях и внезапно совсем – замолкла, пискнув откуда-то из ладоней, в которых спрятала пылающее от неловкости, разъедающей прорезью лицо.

– Залюбовался ненароком.

Переводит с облегчением дух, не задумавшись по началу даже, почему так тревожно сжалось под ребрами.

– Томас говорит, что ты не очень себя чувствуешь, но думаю свежий воздух в парке тебе бы пошёл на пользу, Виктория. Сидеть запертой в четырёх стенах, пропитанных табачным дымом - не лучшая идея. Мы могли бы пройтись и познакомиться поближе. Друг Томаса – мой друг.

И тянет раскрытую ладонь ошалевшей немного Виктории. Как в сизом густом тумане тянется навстречу. Его горячая кожа — к ледяной, как контраст и как вспышка. Ярко-белая, беззвучная, стирающая не только заполнившую неловкость комнату, но и вызывающая помутнение сознания, переворачивая вверх дном.

Сжатые губы и упрямая складочка между бровей.

– Хорошая идея. Но...без ничего такого, ладно?

– Разумеется.

***

Голубой взгляд девушки просто впитался вовнутрь чертогов разума Итана, растекаясь по венам, по радужке — сводящей с ума отравой. Смертельной. Он заглядывает в бледное измученное лицо девушки, пока привычная маска душевного спокойствия, видимо в очередной раз слетела с неё где-то в середине разговора, высвечивая слабости и топорщащиеся возле уголков глаз заставшие слёзы.
Как во сне Виктория видит руку парня, тянущуюся к её скуле, гладит осторожно большим пальцем. Застывает, но не шевелится, не отталкивает, лишь быстрая вспышка изумления во взгляде и потемневшая на полтона радужка выдают с потрохами. Пальцы бездумно шарят по лицу, обводят задрожавшие вдруг бледные и искусанные губы, осторожно, почти благоговейно касаются кончиков ресниц. Живая и такая настоящая, запредельно рядом, так близко, опыляет редким дыханием кожу.
Итан клянётся, что чувствует колкие и мелкие разряды, как от электрического тока, разветвляющиеся по телу с особой периодичностью.

Они приходят в себя спустя минуты или часы. Время остановилось, скрутившись в тугой ком. Итан прижимает ее к стене, когда та откидывает голову и жмурится, позволяя чужим губам, скользнув по скулам, спуститься к шее, на плечи. Прогибается, чувствуя жадные руки под одеждой. Отрывается, переводит дыхание, утыкаясь лбом в лоб Торкио, напрягается и моментально нацепляет непроницаемую броню. Все эмоции, какие угодно, лишь бы скрыть уязвимость.

– Послушай, у меня есть парень. Который меня во всём поддерживает и любит, как и я его. Не стоит этого всего: этих ненужных касаний и прочего. Если он узнает, будет плохо.

Едко, раздельно, почти угрожающе, тонко отмеренной злобы, не унцией больше.
Мягким движением берет его руки в свои, отодвигая от себя. Вик вспоминает, на что способен Дамиано в гневе и как отбросил отца на раз-два в сторону, словно тот тряпочная куколка. Конечно, Итан был более «в теле», в тот момент, когда Давид был грубым и немного нахальным, держался на эмоциях, как на плаву и выходил сухой из воды благодаря этому. Мысли о её брюнете вызывают нескрываемую туповатую и уж до боли радостную улыбку, озаряя её личико. Прошло пару часов, но уже по нему скучает.

– Угроза?

– Предупреждение.

Итан вызывает иррациональный интерес, готовый перейти необычную для неё грань, высеченную тонкой полоской. Паника, при осознании, что его прикосновения и забота приятны – захлёстывает новой волной, накрывая от и до с головою.

– Я не привык сдаваться от желаемого.

Шепчет Виктории в самое ухо, прихватывая мочку губами, поглаживает спину, опуская ладонь ниже. И ниже. Снова перехватывает его, пытаясь удержать гортанный стон, застрявший изнутри, оставаясь неозвученным.

– Нам нужно вернуться. Мы провели и так много времени вместе, познакомились ближе, чем того стоило, но если ты расскажешь об этом кому-то я...

Де Анджелис заикается и краснеет все сильнее и кажется такой очаровательной в этот момент, что Итану хочется тискать и целовать её, пока не потеряет сознание, пока не взмолится, пока не запросит о большем.

– То ты что?

Проводит пятерней по своим длинным волосам, нахально улыбаясь.

Виктория хватает воздух ртом, пару раз и больше не медля направляется в сторону выхода из парка с молниеносной скоростью. В диапазоне между отчаянием и надеждой.

– Подожди! Я подвезу тебя, да куда ты? Стой!

***

Виктория перешагивает порог дома, с нескрываемой дрожью, проходящей по всему телу наперебой, пока Итан плетётся где-то сзади. Зависает над ручкой у двери, беспомощно дергая, завывает внутри себя от уныния и отвращения к себе.

– Хорошо повеселились, Виктория? Исцелилась?

На языке у Дамиано горчит не от дыма, что забивает легкие, выедает глаза, впитывается в кожу. Каждое слово — горше настойки полыни. Стоит близко, выдыхая дым ей в лицо, разочарованно выходя из гостиной.

Виктория жмурится и думает про себя, что блять – лучше бы он шипел привычно ненавистно и плевался презрением, сочился сарказмом и брезгливо отдергивал руку, отрывая взгляд карих глаз, пропитавшихся тёмной радужкой. Что угодно, но не этот потухший голос. Что звучит, как увядший цветок в лучах лунного света.