– На самом деле скоро грядёт пиздецок нехилый, запасы еды и денег не бесконечны и заканчиваются в принципе довольно скоротечно. Пора искать работу или что-то в этом роде, ребят.

Ресницы Томаса дрогнули, когда тот договорил, беря со стола пачку сигарет, где покоилась последняя палочка и слабая болезненная улыбка, больше напоминающая гримасу, искривила бледные губы. Дамиано вскинул осторожно руку на Вик, почти удовлетворенно кивнув, призывая взглядом как бы того замолчать, прикладывая палец к губам и мотнув головой в сторону девушки. Давид тихо засмеялся, безотчетно притягивая блондинку все ближе, стискивая все крепче.

— Мы справимся, я обещаю вам.

Улыбка Виктории ярче, чем солнце утром над озером, что находится неподалёку от дома. Солнце, что выползало из остывших вод медленно и лениво, лаская кожу теплыми лучами. Он взъерошивает в шутку её волосы, прижимает к себе, целует торопливо холодные скулы, падая своими губами о её нежные, приподнимая за подбородок. Де Анджелис скромно подумывая и ведя монолог внутри себя всё-таки думает, что его вкус сочетает в себе мяту и какие-то орехи. Хоть поцелуй получился легким, почти фантомным, почти невесомым. Как призрачное касание крыльев стрекозы, вспорхнувшей с покрытого росой цветка у того озера на рассвете. Как их первый в ту ночь, когда они впервые ночевали не в своих спальнях и всю ночь пили. Пили, не в силах насытиться, не в силах оторваться друг от друга, не в силах разжать сплетенные пальцы или разделить сплетенные тела. Одинаковые до ужаса, страха, до абсурда и непонимания собственных родителей, торжественно отказавшихся от них.

– Думаю Томас прав. Нужно найти работу, через пару месяцев начнётся учёба. Наш последний год.

Вик глянула на обоих парней как-то внимательно и непонятно, кивнула каким-то мыслям после завершения фразы и вдруг ухватила за руку сидящего рядом Дамиано, стискивая пальцы. Она всегда так делала, когда начинала волноваться. Теперь. Хваталась за него, как за спасательный круг, будто тонула.
Дамиано же ловил момент и исподтишка любовался красивым, будто застывшим над ним её профилем. Было так уютно сидеть вот так в обнимку, идти рядом рука об руку, правда условно, и почти все время слышать дыхание девушки так близко, время от времени невзначай касаться идеального тела. И просто смотреть, - любоваться, как изысканнейшим произведением искусства.

Если весь мир — февральский холод, то ты в нем — несколько сотен сияющих солнц августа.

– Ничего не осталось, пачка каких-то макарон, да и всё. Сука, даже курить нечего.

Томас беспрестанно возмущался, искажаясь в разочаровании, и затягиваясь последним бычком, что тлел уже прямо на ладони. У Раджи лицо, как будто он пару лимонов сжевал. С косточками и кожурой. Скрещивает на груди руки, фыркая приглушенно, едва не выворачивает в сотый раз за день от этой избыточно романтичной хуеты, что гейский радар его не выдерживает и разбивается с треском.

Не то что бы он надеялся, но нет...всё-таки надеялся.

Дамиано снова медленно обернулся на него, пальцем приподнимая опущенный на грудь подбородок, всматриваясь в подозрительно поблескивающие глаза девушки. Аккуратно отодвигает от себя, встаёт совсем рядом, в опасной близости между собой и парнем, тот удивленно таращится на него, Дамиано шипит в ответ, точно змея, слегка извиваясь и наклоняясь близко-близко, к самым губам, заигрывающим тоном, купаясь в лучах его растерянности, мол, трактуй это как хочешь. Внутренний мир Томаса, впридачу с его гей радаром издаёт грохот такой, будто рухнуло небо, расколовшись на части, рухнуло так, что погребло под собой пол, сметая стены, будто солому, кроша огромные каменные блоки в невесомую пыль. Резкий рывок и шаг назад снова в отступлении и забытье. Слова так и не покидают уста Раджи, их будто смывает волной, цунами что ни на есть, именуемое Дамиано.

– У меня есть какие-то средства на карте, снимем - хватит на какое-то время, полагаю. Если только сумасшедшая мать и мой новый отчим её не заблокировали.

***

Виктория и правда бледная до какой-то нездоровой сходной с синевой оттенком, губы сжаты в тонкую полоску, крутит треснутый карандаш в пальцах, сжимает. Томас громко хохочет, рассказывая Дамиано что-то через стол, тот отвечает короткими репликами. Видимо, невпопад, судя по удивленному лицу Раджи. Ему везет меньше и меньше — придвигается к тому близко-близко, интимно что-то шепчет, когда Вик глядит краем глаза, опускает ладошку на плечо. И тут же отшатывается, возмущаясь, когда его отпихивает Дамиано — рассеянно моргая пару раз за секунду.

– Я просто шучу, что ж ты так серьезно настроен? Вик, чего ты тоже совсем сидишь, как бедный родственник? Мы сняли деньги Дамиано, у нас есть пиво, сигареты и даже что-то из еды. Ты вдалеке от ебанутого папаши, с парнем и лучшим другом. Что не так-то? Возьми бутылочку, сразу в себя придёшь!

Мне кажется, что все это происходит с кем-то другим. Я рядом, я это чувствую, слышу, вижу, но это не я. Не моя жизнь. Хочу назад.

По коже будто полоскают тупым ножом, вдоль и поперёк, оставляя рубцы. Короткая, разъедающая губы улыбка, с трудом выдавливает её из себя. Отмахивается как-то печально, плечи вздрагивают как от едва сдерживаемого плача. Светлая прядь волос падает на лицо, и Томас откидывает ее назад. Глядит всё также задумчиво-отрешенно. Она будто не здесь, не сейчас, борется с чем-то или кем-то, что грызёт изнутри и вскидывает голубые глаза, наполненные соленой жидкостью. Смотрит с какой-то застарелой горечью, почти даже болью, застывшее на языке вместо слов. Ни искорки былой радости, ехидства и ожидания лучшей жизни. Будто за прошедшую ночь кто-то выскоблил из неё всё положительное и заменил на яд. Чувствует пасмурный, какой-то тоскующий взгляд на затылке, между лопаток, вниз по спине от Давида, что садится рядом с ней, прогибая диван, что пружины впиваются.

– Всё хорошо. Просто...чувствую себя неважно. Голова болит, тошнит.

– Может ты беременна? Вы предохраняетесь? Ребят?

Томас встревожено что-то вторит, как на автомате делая быстрый глоток алкоголя, прямо из бутылки и тянется за сигаретами, уже как по инерции.

– Томас завали ебло, дело не в этом. Малышка Ви, что же ты так...Ладно, я поеду в аптеку, а то отсюда идти слишком долго. Томас, возьму твою машину и заодно спасибо!

У Раджи рот открывается и закрывается как по алгоритму несколько раз подряд, когда нагло ухмыляющийся Дамиано успевает схватить ключи от машины, быстро выбегая из дома. Вот же сукин сын.

Двери смыкаются позади. Становится без него ещё более прохладно, тихо и уныло, что дышать тяжелее, и мысли уже не скачут в голове как ошалелые.

– Понимаю, что тебе плохо, но ко мне...к нам, должен сейчас прийти мой друг другой. С которым я вас кстати обещал давно познакомить, но не фортило всё никак. О, вот и звонит! Вспомни говно вот и оно, да? Ладно, умирающая Виктория, извини - я возьму трубку. Привет, Итан. Да-да, подъезжай. Желательно с тортиком для меня и моей болезненной подруги.