Громкая музыка, отдающая звуковыми волнами рвет перепонки, полуголые девицы танцуют на шестах, страстно извиваясь и высоко задирая длинные изящные ноги. Упругие задницы, груди обтянуты какими-то тряпками, хищно поблескивающие в толпу, будто случайно - голодные взгляды и ярко-алые губы, измазанные помадой переплетаются с убийственным запахом смешавшихся духов и алкоголя, что разливается рекой и течёт по венам вместо крови. Много-много алкоголя, чтобы заглушить в памяти то, о чем не хочется думать и вытеснить из грудной клетки.
Свести и свестись с ума.

– Две стопки текилы, пожалуйста!

У Дамиано рот тянется до ушей и озорной блеск играет в глазах разными оттенками, что пьянит хлеще виски в любых дозах. Той же крепости, вот только не вызывает такой зависимости, как эти глазницы, вытаскивающие душу зрачками. Чуть поворачивает голову в сторону раздавшегося женского голоса и кажется моментально трезвеет.

– Готов поспорить, что ты не умеешь её пить правильно.

Виктория ненавидела, когда её брали на слабо, стоит ещё пару секунд, как бы оценивая возможные неоправданные и глупые риски. Но азарт и желание утереть ему нос выигрывают, громко хмыкает больше и не сомневаясь в собственных колебаниях, опрокидывает в себя шипящий стакан алкоголя, пытаясь подавить в себе инстинктивный позыв сощуриться и скривиться, обводит взглядом доныне надменно улыбавшегося Дамиано у барной стойки, что теперь чуть ухмыляется, изгибая красивые губы, вопросительно спрашивая ну как тебе?

В голове тут же что-то взрывается и шумит в сочетании с гулом зала и глупых песен на фоне, когда пелена повисает вдруг перед глазами, а вдруг сгущается в лёгких, хватается за стойку до побеления костяшек, переводя дыхание. Откуда-то издалека летят рваные фразы, смысл которых никак не хочет доходить до сознания. Лишь молча кивает, когда парень встаёт со стула, невольно отмечая, как натянулась кофта на его груди, облегая мускулы, прежде чем он и занимает место позади неё.

– Позволь я покажу тебе, как будет лучше.

Обходит и приобнимает аккуратно за плечи, с толикой нежности, Виктория улавливает исходящие от него слабые нотки, почти выветрившегося одеколона и выкуренных сигарет, позволяет ему уткнуться в свои колени, пока он обнимает за пояс и отодвигает едва в сторону.

– Это особый метод пить текилу от Дамиано.

Бормочет что-то в ответ заплетающимся языком в бессвязно вязкую, липнущую к коже и темноту, что расплывается под веками, пульсирует в висках. Обхватывает гладкое лицо девушки ладонями, притягивая на себя, чтобы невесомо тронуть губы губами, касается их подушечкой пальца, прикрывая глаза и стирает их отпечаток с себя, в надежде оставить в памяти. У Виктории дыхание перехватывает только от блеска этих глаз. Вспыхивает пунцовым румянцем, разливается чувство, будто в груди у неё по меньшей мере граната, из которой сорвали чеку.

Щекотка от мелкой соли, липнущей к коже, секунда и..громкий выдох, горячий мокрый язык проходится по шее до уха. Как будто совсем невзначай поглаживает вдоль позвоночника, посылая за собой невидимые иголочки, вкладывающиеся во всё тело и отдающиеся вибрацией. Подцепляет край коротенькой юбки, чтобы ещё раз ненароком коснуться теплой кожи, теперь уже откровенно оглаживает бедра и ягодицы.

Слизывает соль без остатка, и уже держит дольку лайма, зажатого между фалангами указательного и среднего пальцев. Мягкий язык напористый и быстрый, — плавно и вальяжно скользит между пальцев со звуком, пока губы обцеловывают, и не думает совсем морщиться от кислоты стекающего по сока.

Рука Дами опускается на ключицу, скользит к шее, чуть придавливает подушечками пальцев. Виктория кусает губу, но все равно не может сдержать судорожный вздох слетающий с особым вожделением, когда тот обводит их по контуру, а затем перехватывает запястья, зажимая над головой, трется пахом о бедра и смыкает губы на губах.

На текилу уже становится плевать.

– Ко мне или к тебе?

Его голос хриплый и царапает кожу, заставляет пробудиться от возбуждения, что застыло пеленой на глазах и глупо поморгать, непонимающе в ответ. Не то что бы она сильно боится ехать с посторонним парнем куда-то заняться сексом, но идея кажется довольно абсурдной и второсортной отчасти. Вопрос разрывает с двух сторон, как ангел на правом плече и дьявол на левом, последний выигрывает, когда пьянящий взгляд карих глаз падает на её, заставляя всё внутри сжаться в ожидании следующих поцелуев. Давид запускает руки под измятую одежду и тянет на себя, целуя жадно и глубоко. Целуя, пока она окончательно не сдается, пока не начинает с придыханием отвечать и тихо стонать, выкидывая из головы все посторонние мысли.

– Поедем ко мне.

Силится выдавить, в глотке жадно саднит.

Условных три минуты проходят вечностью для них, когда Дамиано не в силах ждать хватает Викторию за руку, волоча за собой, сквозь потные тела, двигающиеся под музыку словно это их последний день. Он оглушен похотью, распирающей уже ширинку джинс и не видит ничего и никого на пути, кроме извращённых картинок пред глазами. Надвигается к выходу и лёгкие будто разжали, пуская кислород. Прижимает Вик к стене под разбитым фонарем у клуба, губы скользят по скулам, прихватывая кожу на шее, заставляя задыхаться, искры сыпаться из глаз, в свою очередь откидывает голову назад, подставляя шею поцелуям-укусам.
Вцепляется пальцами в тёмные волосы, перебирая прядки и дёргает на себя за воротник его рубашки, сокращая расстояние до жалких миллиметров, кусает губы так, чтобы на языке остался вкус крови, смешивающейся со стонами, зализывая потрескавшиеся ранки на них. Целует до тех пор, пока Дамиано не раскрывает губы, тихо стонет в рот. Оставляет россыпь засосов на плечах и ключицах, втягивает чуть солоноватую кожу, посасывая, выводит языком узоры, напоминающие свой особый шифр.

– Сядем на такси. Диктуй адрес.

Картинка перед глазами двоится, но по телу разливается приятная легкость, как электрическими разрядами, и все кажется таким неважным. Де Анджелис оборачивается, ухватывается за плечо парня, чтоб не упасть, в голове шумит, и выпитый алкоголь пьянит сознание, подменяя что-то изнутри. Дамиано вымывает весь здравый смысл и чувства стеснения, лезет в такси и не может остановиться от её губ даже в паре метров от огромного дома Виктории, будто спешит куда-то.

Блондинка вставляет ключ в дверную скважину и ручка тихо поворачивается, парень буквально перелетает через порог, приземляется на пол и громко заливисто смеётся - тянет её за руку за собой и сквозь улыбку накрывает поцелуями. Резкий выдох, и губы Дамиано возвращаются вновь к шее с привкусом лайма, скользит по плечам. На бледной коже девушки, как цветы на лужайке, распускаются яркие метки.

– Виктория?

– Дамиано?

Замолкают оба, отстраняясь от поцелуев, запнувшись, и в тревожном свете, видят лица друг друга, где проскальзывает растерянность, непонимание и жалкие попытки оправдаться виснут на языке, оставаясь неозвученными. На какие-то мгновения на лицах, стоящих в дверном проёме, мужчины и женщины, появляется неопределимое презрение от которого сводит скулы.

– Пап?

– Мам?