Гелла не знает, зачем путешествует.

Её не интересуют новые города и страны, памятники и музеи она обходит стороной, а от толп туристов старается скрываться в самых дальних подворотнях. Гелле нравится сидеть целыми днями на подоконниках гостиничных номеров, задумчиво смотреть в окно и пить вино, но каждый раз она, рано проснувшись, кидает в сумку телефон, блокнот и фотоаппарат, быстро завтракает и бежит в город — бесцельно бродить по улицам, не видя перед собой ничего и едва не натыкаясь на машины и людей.

Гелла не живёт — существует. Постоянно перебираясь с одного места на другое, не разбирая чемодан даже наполовину, она будто скрывается от кого-то, боится, что её достигнут. В реальности всё наоборот, но признавать она это не собирается.

В Таллине, городе, куда её занесло аккурат перед Рождеством, она меняет свой привычный план и, отоспавшись и пропустив завтрак, отправляется в торговый центр с многообещающим названием «Морская жемчужина». Искать подарки к празднику ей абсолютно некому, но перспектива протискиваться сквозь толпы туристов прельщает рыжую куда меньше. К вечеру она покупает себе вполне милую голубую шапочку, узнаёт у кассирши в музыкальном магазине, где в городе можно дёшево поесть, и возвращается в отель уставшей от жизни в целом и торгового центра в частности.

Гелла может позволить себе такой образ жизни только по одной причине: ей как-то удалось стать довольно читаемой писательницей. Прятаться за уже третьим псевдонимом и каждый день видеть сообщение от редактора с одним лишь вопросом — где новая книга? — конечно, неприятно, но больше Гелла не умеет делать ничего. Быть идеальной музой — да, потратила на обучение этому вечность, но такие кадры никому, к сожалению, не нужны.

Ночью она почти не смыкает глаз, щурится от яркого света экрана ноутбука, зевает и поглощает одну чашку зелёного чая за другой, но дописывает висящую уже месяц как главу нового романа. Роман сочится розовыми соплями, и Гелле самой противно выжимать из себя такое, но новый редактор считает, что вот она — золотая жила, а без таких уверений издательство ни платит, ни публикует. В результате параллельно пишутся две книги: тот самый роман "чтобы был" и антиутопия, которую, скорее всего, опубликовать так и не получится, но идея буквально выедала её изнутри, мешая думать о чём угодно другом, поэтому пришлось писать для отвода души.

Второй день — сочельник — Гелла решает провести в старом городе, о чём жалеет ровно тогда, когда заходит в кафе. Если на улице ей удавалось уворачиваться от людских потоков и даже восхищаться порой особо красивыми зданиями, то миниатюрное кафе, в котором заняты все до единого столики, а очередь в кассу начинается у самого входа и идёт змейкой, заставляет её разочарованно всплеснуть руками, вдохнуть в последний раз аромат горячего вина и выпечки и отправиться на поиски места, возможно, менее атмосферного, но получше скрытого от туристических глаз.

Поиски приводят её в верхний город, где народу не так много: метель и холод не способствуют прогулкам на столь дальние расстояния. Гелле это тоже не нравится, но желание в тишине и покое скоротать время до вечера побеждает, и рыжая, зайдя в первое попавшееся кафе, заказывает себе кофе и шоколадный медовик.

Вечером она спускается на ратушную площадь и тонет, теряется в потоке людей, решивших там отметить Рождество. Подойдя к одной из палаток на базаре, Гелла тыкает пальцем в первый попавшийся шарф и покупает его, хотя на краю сознания и пролетает мысль о том, что в магазине тот же шарф стоил бы раза в полтора, если не два, дешевле.

У ларька с печеньем и горячими напитками она три долгие минуты проводит, размышляя о глинтвейне и соотношении его цены с предполагаемым качеством. Потом вспоминает, что за исключением той самой шапочки не купила себе абсолютно ничего, и решает в праздник — при этой мысли даже не усмехается горько, как раньше — побаловать себя стаканчиком горячего вина за два с половиной евро.

Гелла смотрит на спешащих куда-то людей, прижавшись спиной к стенке ларька, с презрением и насмешкой, но всё вдруг меняется, когда она видит в толпе всполох пепельно-русых волос. Ей кажется, всего на секунду кажется, что она сумела разглядеть именно его, дьявола, которого не видела почти сотню лет и который всю эту почти сотню являлся ей во снах каждую ночь, обнимал там Марго, а её пронзал равнодушным взглядом льдисто-голубых глаз.

Гелла трясёт головой и спешно разворачивается, прогоняя это наваждение. Мессиру в такой день — да и в любой другой — совершенно нечего делать в этом городе, а уж тем более расхаживать по площади и ей, бывшей музе, на глаза попадаться.

Смятый стаканчик из-под глинтвейна летит в мусорку, и Гелла, тряхнув головой в безуспешной попытке избавиться от прилипших к волосам снежинок, собирается уже вернуться в отель.