То, насколько горьким оказался взгляд Чонгука в этот момент, покоробило даже Дженни. Казалось, пусть и всего на несколько секунд, всё то, что так терзало молодого правителя, отразилось в его чёрных глазах. И в ту секунду Джен была готова разбиться волной о скалы, лишь бы этот человек никогда и ни на кого более так не смотрел. Эти мысли душили и жгли, но отрицать то, что они засели где-то глубоко внутри черноволосой,было сущей глупостью. Потому что так ярко и чётко Ким Дженни ещё ничего в своей жизни не осознавала. Перед сабом проплывали тысячи чужих личных диалогов, чьим невольной свидетельницей теперь становилась Жаннет. Нет, боль и не думала её покидать. Она чувствовала её всё так же чётко. Так же чётко и ярко, как желание принадлежать собственному доминанту.

— Впервые тебя видел таким...аккуратным что ли, — Дженни из тысячи узнает въедливый голос Хосока. Картинка того, как Чонгук тащит её в комнату и укрывает, заставляет Ким замереть и усмехнуться. Словно бы этого всего достаточно.

— Заткнись... — нет, этого недостаточно вовсе, но Чонгук смущён. И это саба даже немного пугает.

— Боже, Дженни же проснётся и поймёт, что проснулась не там, где уснула, ахаха. Она точно всё поймёт, она умная,— Хосок смеётся громко да к тому же странно. Однако, всё это вызывает в парне грусть. Теперь и эти страшные деньки кажутся ему мирными и тихими. Пугает до дрожи всё то, к чему он привык.

      Стаей птиц проносятся и детские воспоминания Чона, что едва ли даже с натяжкой можно было бы назвать счастливыми. За ними несутся картины неприятные.

— Я хотела бы увидеть Жаннет, — старая морщинистая женщина в траурном платье, та самая, которой Чонгук представил Дженни как безымянную саба, подарок королевству Пак, выглядит возмущенно. Она явно в чём-то доминанта подозревает.

      В следующую секунду саб видит картину неприятную. Даже отвратительную. Тело, истерзанное и уже разлагающееся. Оставшиеся волосы чёрные, а кожа, пусть и перепачкана, кажется ужасно белой. По крайней мере там, где кожу можно узнать.

— Это и есть та самая Жаннет. Её постигла страшнейшая смерть. Я сам лично отплатил ей за смерть вашей славной дочери.

      Черноволосая ухмыляется и смотрит на разлагающуюся служанку, закопанную под одним из деревьев. Она помнит этого человека. Случайная девушка, которой не посчастливилось случайно разлить вино на Чон Хосока. Она была ещё совсем новичком, должно быть она просто перенервничала,но, в любом случае, красное пятно тут же уродливо расплылось по белоснежной рубахе молодого мужчины. Жаннет даже смешит немного тот факт, что всё это столь бережно охраняется памятью Чонгука.

      Хосок говорит Чонгук, что ей,Ким Дженни, совершенно точно будет лучше в руках Пак Чимина. Младший кидает какую-то шпильку в ответ и отворачивается тот же час. И этого выражения лица, если честно, саб тоже предпочла бы никогда не видеть. Просто потому что знала,что Хосок всегда прекрасно умел бить точно в цель. Просто потому что не хотела признавать, — она этой целью для Чонгука являлась. Всё это так судорожно страшно, что Дженни чувствует, как разрушается. Что-то в ней кричит о том, что пора выбираться, но рядом отчаянно бьётся мысль, что она Чонгука в самой себе так и не нашла. А найти вдруг важнее воздуха. Потому что Чонгук выход и есть.

      Стоит Джен подумать об этом, как рядом что-то живое и важное чувствует. Прямо у неё за спиной на дно так же как и она сама опускается тот, кого так нужно было найти. Жаннет всё ещё помнит, что доминант её плавать не умеет. И тот не пытается. Опускается всё ниже. Дженни кричит, хоть и знает — бесполезно. Вода не тёмная уже, прозрачно-голубая, чистая. Саб не знает, отчего дом поворачивается вдруг. Но поворачивается всё же. Выглядит удивлённым и скорее напуганным, нежели действительно пугающим. Этот момент надолго впечатывается в память черноволосой. Он оседает внутри яркими солнечными лучами и тёмными, смотрящими прямиком в раздробленную душу глазами. Дженни может поклясться всем богам, что в ту секунду не чувствует боли, но чувствует Чон Чонгука. И совершенно точно понимает, что впервые эти два слова не кажутся ей синонимами. В этот момент между ними застывает само время, Дженни уверена,в мире этого человека оно не правитель.

      Чонгук не тянет рук в спасительном жесте, позволяя себе тонуть как и прежде. Чонгук не тянет рук, но и не отталкивает, когда чувствует, как Ким подплывает опасно близко. Всё вокруг вдруг лопается да взрывается, поднимая огромные волны и устраивая настоящую бурю, стоит сабу прикоснуться к Чону. Вода в красный окрашивается. И то ли вино всё, то ли кровь. Ни черта не разберёшь. Кажется, они оба тонули во всём и сразу. Вместе.

      Дженни глаза открывает. Резко, так, словно бы и не спала. Тяжелый маслянистый запах благовоний, неприятное чувство той гадости, что влил в него Донхэ, на языке. Она помнит каждую строчку слов, каждый миллиметр своего путешествия. Не верит всё ещё, на что способна сила связи, но боль, что тупая, тихая, но постоянно в ней нарастающая, словно бы в насмешку кричит: «Не скроешься теперь, сдалась». Она прикрывает глаза и немного привстаёт. Повозка никуда не движется, и, пожалуй, только по этой причине Ким может себе позволить такую роскошь, как передвижение к краю шатра. Вокруг голоса, лай собак, хохот детей и отточенные речёвки торговцев-зазывал. Дженни хватает кинутую в углу накидку и укутывается в неё с головой, стараясь не думать обо всём том, что увидел и узнал. Она тушит благовония и открывает ткань, прячущую их от мира. На голове капюшон, а в руках лёгкая дрожь. Она садится на край повозки, свешивая ноги, и смотрит в очередной утренний пейзаж своей жизни. Из повозки открывается вид на тихую спокойную реку.

      Гладь воды треплется шелком по ветру, раздуваемая во все стороны. Сочетание небесных цветов западает в душу, ночная россыпь звёзд плавится под нежными переходами. Разлитое золото течёт бесформенной лужей, растворяясь в горизонте воды. Утро настолько тихое, что слышно как просыпаются птицы, и как отцветает зарево. Лёгкий ветер едва задевает края волн, разгоняя их по берегам и заставляя биться рябью о мелкие прибрежные камни.

      Дженни немного ёжится, когда слышит громкий, словно громовой раскат, смех старика Донхэ, продающего что-то очередному горожанину. Сейчас они находятся в одном из тех мест, где каждый может чем-нибудь поживиться. Ким удивляется тому, как её сознание отодвинуло все людские шумы на задний план, сократив их громкость к минимуму, но даже не думает чего-либо делать с этим. Водная гладь теперь несёт в себе слишком много мыслей, воспоминаний и параллелей. Донхэ громко и радостно говорит клиенту, что прямо сейчас сходит и достанет редчайшие из тех товаров, что у него только имеются, и деловито потирает руки.

— Да вы никак очнулись! — мужчина радостно хлопает младшую по спине. — Знали бы, как вы кричали первые сутки, я уже думал, как вас оттуда вытаскивать.

— Сколько я проспала?— совсем уж сиплым от долгих криков и молчания голосом интересуется черноволосая.

— Вы пробыли в этом состоянии ровно сутки, Госпожа. Ох, ну и страшна же у вас была агония. А теперь как?

— Всё болит, но в целом, полагаю, я могу к этому привыкнуть.

— Я никогда не смел в вас сомневаться.

— Я просто бывшая принцесса, оказавшаяся сабом по жестокой воле судьбы, — тихо констатирует Дженни.

— Нет. Вовсе нет, — хмурится старик, трепля Жаннет как малолетнюю девчушку. — Там, неделю назад я увидел не просто бывшую принцессу, не просто саба. Я увидел девушку, в чьих глазах не было страха за себя, но была решимость. Вам незачем клеймить себя. Просто саб или просто принцесса,какая разница, если это заставило вас спасти его. Я очень хорошо запомнил тот ваш взгляд. Вы не хотели погибать, но, ко всему прочему, вы не хотели бы, чтобы человек, которого вы тащили на себе, умер тоже. А до того, саб это или твой доминант, нет никакого дела.

— Это глупости. Я не знаю, почему я его спасла,— вяло пытается отвертеться черноволосая.

      Старик смотрит внимательно, улыбаясь чему-то уголками губ, и после длительной тишины всё же отвечает:

— Вы знаете. Точно знаете. Быть может не здесь, — он едва касается двумя узловатыми пальцами кожи лба, тут же перемещая руку к груди, — но здесь.

      Дженни улыбается слабо, устало. Уже сейчас эта связь высасывает из неё все силы, оставляя самые крохи, которые столь умело собирает саб.

— А теперь, — Донхэ находится явно в отличном настроении, но не забывает хмуриться для вида, — попрошу вас вернуться к своему доминанту. Его нельзя надолго оставлять. К тому же, сейчас мы в городе. Вам слишком опасно светиться. Мы уже на территории королевства Чон. И через трое суток будем в столице. Вам стоит больше отдыхать, потому как теперь вы слабы. Поэтому, прошу, спрячьтесь за навесами, я попрошу Хесон принести вам еды. Сегодня вечером мы уже выдвигаемся, совсем скоро вы будете дома, что бы для вас это ни значило, Госпожа Дженни.