Дженни глаза открывает и в потолок смотрит. Её который день преследует мелодия колыбельной их королевства. Такие насвистывала каждая мамочка своему засыпающему чаду в их когда-то существовавшем королевстве. Перед ней сгущается тьма, а в голове прокручивается голос Чона,отдающий приказ. Там повторяются обжигающие холодом слова, перемешивающиеся с не менее ледяным, полным решимости взглядом. Ей приказ жжет ключицу, напоминая ежесекундно о себе, будто бы иначе Ким смогла бы забыть. У неё сна ни в одном глазу, зато ворох мыслей с остаточным изображением. На соседней койке громко храпит Бао, и Джен очень хочет списать свою бессонницу на этот громкий звук, но у неё не получается даже этого. Она честно обрадовалась сначала, но потом как-то угасла,задумываясь почему и зачем. Голова болит от прибывающих каждую секунду вопросов. Она путается в мыслях, в себе, в своих эмоциях.
На самом деле она не в порядке.

Усмехается, думая, что для неё это вообще невозможно. Её пробивает чувство страшной тоски по дому, ей хочется в свою снежную и холодную страну, но везде треклятое тепло, от которого Дженни уже откровенно тошнит. Глаза жмурит до пятен цветных перед ними, пытаясь заставить себя поспать хоть несколько часов, но в сознании не вовремя всплывает розовое марево заката на эшафоте и странное ощущение лёгкости пополам с тяжким чувством вины. Она тогда подумала,что это камень ответственности с её плеч упал. Жаль только, что приземлился на головы родителей. Взгляд усталый по комнате окутанной мраком скользит, тщетно пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь. Она готова сделать что угодно, только бы противные мысли в покое оставили и под ключицами гореть перестало. На Бао смотрит вновь и думает, что тем знать не нужно, они ведь думают, что она уже пришла в себя.

Ким благодарна им до потери пульса, за то, что те на её стороне и ведут себя дружелюбно, а потому улыбку сахарную тянет иногда и честно старается выполнять всё, что скажут. Даром, что кулаки сжимает до полумесяцев красных на ладонях каждый раз, когда пространство личное нарушается. Ей до сих пор, если честно, снится то ужасное, — она во двор себя до сих пор через силу выходить заставляет. Потому что там треклятые рабы, свистят и недвузначно намекают, что не против повторить. Дженни скалится каждый раз и говорит, что не против перерезать им глотки, но держит свое желание при себе и им советует того же. Чем, откровенно говоря, лишь интерес к себе разжигает.

И всё прошло вроде, но ничего не изменилось. Ей страшно, темнота пугает, пугают любые шумы. В тонкое одеяло кутается сильнее, подбирая коленки к груди и снова в пустоту утыкается. Подсчитывает про себя, пусть и не уверена в точности, сколько она находится в этом удачном месте. Цифры складываются в страшные полгода, заставляющие Джен сглотнуть подступивший к горлу ком. Она так и не оплакала своих родителей. Они умерли гордо, но зазря — их дочери бороться не за что и сил не хватает. Ей дико хочется, чтобы её пожалел кто-нибудь. Или убил. У неё моральных сил не остаётся почти, она иссякает секунда за секундой, сжираемая собственными предрассудками. Руку вытягивает вперёд и переводит взгляд на собственное запястье. Где-то несколькими этажами выше должен спать человек, у которого ровно в этом же месте находятся все права на обладание Ким. Усмехается горестно, про себя, что всё чаще говорит о себе, как о вещи. Её не продали и не заставили заключить политический брак, её,по сути, завоевали. Жаль, не спросили ни разрешения, ни желания. Чонгук за Дженни родителям отплатил. Кровью их же и это, да, тоже покоя не даёт девушке. Она всё ещё... Да и можно ли простить?

      Её снова до утра терзает по кровати.

Тело оплетает тихий ужас, тело немеет. Она не чувствует себя и дышать начинает урывками, пытаясь сдержать рвущее её на части нечто. На немой хрип срывается пересохшими от страха губами. Жаннет не знает, что с ней , но после ей каждый раз всё труднее улыбаться и льстить невесте Чонгука, а желание убить её накатывает как-то само, едва контролируемой волной. В такие секунды ей хочется умолять о смерти, свалиться под ноги своего истинного и слёзно умолять простить. Хотя ей прощения просить не за что.

Её душу грызёт апатия. Не радует ничего, и даже самое голубое небо кажется, что таит в себе страшную угрозу, поселяя в сердце тревогу. Все цвета тускнеют, и даже если всё относительно хорошо, — ей всё равно плохо. Ей кажется, что она падает куда-то, где дна нет совсем, вязнет в болотных водах, уносимая всё ниже. У неё едва ли найдётся хоть один шанс на жизнь. Нет, она был бы, пожалуй, страшно рада скинуться с огромного обрыва и разбиться о скалы, но ей кажется, что Чонгук достанет её даже оттуда и тогда непременно накажет. Так, чтобы Ким более никогда даже не подумывала о подобном.

Дженни не забыть, откуда рядом с ключицами ещё одна метка.

Её гложет чувство собственной никчемности и собственной никому ненужности. Она ненавидит в себе каждый миллиметр, готовая изничтожить себя при ближайшей возможности. И самое страшное в том, что она не способна объяснить этих чувств даже самой себе. Собственное тело словно бы от неё отказывается, наполненное чем-то слишком лёгким, чтобы ходить. У неё не плохое, но и не хорошее настроение. Её будто бы нет вовсе, из головы выкачали всё, кроме мыслей о Чон Чонгуке и убийстве принцессы.
Та, к слову, прекрасно освоилась и, то ли по своей глупости, то ли по своей доверчивости, что для Дженни казалось синонимами, Ким доверяла, как себе, что ничуть не устыжало её желания её смерти. Ей всё реже даётся осыпать её лестью и всё чаще хочется грубо рассмеяться в лицо, высказав всю правду. Но каждый раз, когда она порывается это сделать, ей метка, вечно пульсирующая неисполненным приказом, тут же сердце болью прошивает. В такие моменты ей трудно даже вдохнуть, не то, что стоять во всё так же красивой позе и улыбаться самой сладкой из всех улыбок. Её тянет блевать от этой девушки и от её поведения, она держится только благодаря королевскому воспитанию, тому прошлому, где на балах ты льстила налево и направо, создавая о себе хорошее мнение. Это было чем-то важным тогда и, кто бы знал, что окажется ещё более важным сейчас. Слуги, которым за ложь полагается отрезать язык, оказывается, врут напропалую, а королевские особы, в меру своего нарциссизма, этого и не замечают. Им на потеху, когда их расхваливают.

Изнаночная сторона картины режет глаз правдой реальности, — она была такой же, такими же были и её слуги. Просто так уж заведено. Весь мир построен на лжи. Весь мир обречён на неправду. Теперь она уверена,она не была любимой своими слугами, те просто хотели жить. Они просто не хотели проблем. И королевское воспитание ничем не отличается от воспитания слуг, — те лгут даже больше.

      Её утро начинается намного раньше, чем когда-либо, потому что Минджу ужасно капризная. Минджу ни черта не умеет и, как, впрочем, большинство знатных особ, не способна самостоятельно даже одеться. И это приходится делать Дженни. Она просит Мэй отгладить платья, потому что до сих пор не способна совладать с этим страшным горячим монстром, которым так легко управляется служанка. Пока девушка отглаживает королевские одежды, сама Джен уже спешит на кухню, отдавая поварихам бумажку с прихотями принцессы. Забирая одежду, она тотчас поднимается в покои принцессы, вешая тяжелые одежды на дверцу дубового шкафа, и принимается её будить. Та ворочается и лениво потягивает руки, после чего всё же открывает глаза и смотрит на Дженни. В ещё сонном взгляде что-то мелькает и, вот уже через пару секунд, она прижимает Джен к кровати. Там плещется желание и похоть в противовес апатии и панике Жаннет.

— Что вы делаете? — Девушка лениво тянется к шелковому бантику, держащему ворот рубахи Джен.

— Хочу тебя, — она смеётся и, наклоняясь, целует девушку в подбородок, на что сама Джен лишь кривится и переворачивает девушку обратно.

Она снимает с неё ночнушку, аккуратно складывая её на кровать, и тянется за бельём, тут же натягивая его на обнаженное тело принцессы.

— Не положено, Госпожа, — ей чертовски противно, пальцы дрожат, и в лёгких не хватает места воздуху. Она судорожно поправляет бантик на шее, затягивая его потуже, и продолжает облачать девушку в наряд. — Для этого в замке есть штат из сабов, готовых оказать вам свои услуги в любой момент. Прислуга же только прислуживает, Госпожа.

Она буквально выплёвывает слова, почти не скрывая своего к этой девушке отвращения. Та хмычет, скрещивая руки на груди.

— Я видела, — глаза щурит, — у тебя на ключицах имя.

Ким дрожь прошибает от этих слов, но девушка добавляет тут же:

— Хаха, я просто пошутила, но, судя по всему, угадала. Так ты, выходит, всё же саб? Так в чём проблема?
— Да, я — саб, — слова звучат как-то зло и грубо, потому что Дженни до сих пор трудно признать это даже для себя. — Проблема в том, юная леди, что я, помимо служения вам, всё так же остаюсь в штате слуг Его Высочества Чон Чонгука. Пора завтракать, слуги уже должны были накрыть обеденную.

Она идёт чуть поодаль от неё, открывает дверь, пропуская девушку внутрь. Сегодня она выполняет все свои обязанности почти идеально. Но её не отпускает тревога в груди и лёгкое ощущение того, что она сходит с ума, медленно, но верно подходя к опасной грани. После завтрака они идут в библиотеку, где принцесса сначала долго выбирает книги, не в силах определиться, какая из обложек выглядит прекрасно, а потом ещё дольше читает первую страницу, с таким умным видом, будто читает она не роман, а минимум толстенный фолиант по астрономии. Ким устало закатывает глаза, но всё так же стоит рядом с мягким диванчиком, на котором расположилась Минджу. Она то и дело ахает и охает, вздыхая над строчками текста:

— Ох, как это верно сказано, никогда бы не подумала, что можно столь точно описать эту сцену. Ты только послушай: "Не помяну любви добром, я не нашел её ни в ком...

— Мне некого воспеть стихом...
Я был у знатных королей.
Но не нашёл любви, ей-ей!
У бедных не видал людей.

Я был у кардиналов, пап.
Колени преклонял, как раб.
Там тоже нет. А быть могла б!

Почти я потерял покой.
Для всех остался я чужой.
Я возвратился в замок мой.

Лелеет каждый лишь своё —
Такое мнение моё.
Любовь. Я не нашёл её.

Творю я добрые дела.
Но где любовь? Куда ушла?
Кому жизнь без любви мила?

Любовь добром не помяну.
Ведь я не у любви в плену —
У горечи — я рок кляну.

Объехал разные места.
Не видел в душах я Христа.
Без песен сладостных уста." — Закончила за неё Дженни,с некой долей иронии, — Вы правы, Госпожа, прекрасные строчки.

Девушка встрепенулась, пораженная познаниями своей служанки и томно выдохнула, вся разомлевшая от тёплого утра, вкусного завтрака и приятной книги в руках.

— Эти слова столь прекрасны, они точно писаны для меня. Как жаль, что ныне прошли те времена, когда прекрасные мужчины были столь преданы своей женщине, сражаясь и слагая им стихи. Ох, этой истории не один уже век, но её словно бы написали только вчера, — девушка задумалась, прикрывая книжку и переводя взгляд на Ким. — Скажи, а как твоё имя.

— Жаннет,Ваше Величество.

— Ах, как ты права,это очень приятно, когда к тебе обращаются «Ваше Величество», тем более, что вскоре я и правда буду носить на себе титул королевы Южного государства. Обращайся ко мне теперь только так!

— Как скажете, Ваше Величество.

Дверь библиотеки едва заметно приоткрылась. Из щелки на неё смотрела Мэй, аккуратно кивая головой на выход. Джен отвлекла принцессу от чтения, прося разрешения выйти и, стоило ей получить одобрение, тут же вышла,забыв откланяться.

— Господин сегодня вечером отъезжает по каким-то важным делам! — не дожидаясь, начала тараторить Мэйлин. — Его не будет четыре дня! Говорят, он поедет подписывать договор о новых торговых путях! И, возможно, после этого он вернётся сюда с Принцем Хосоком! В общем, дел невпроворот! Всё!

Казалось, что если бы она не уложилась со своим рассказом в те несколько секунд, за которые выдала всю информацию, то непременно лопнула бы, словно переспевший томат. Она говорила что-то ещё, но Джен лишь смотрела на девушку, ушедшая далеко в свои мысли. Новый контракт о торговых путях Чонгук сейчас мог заключить только с одним человеком. С человеком, что совсем недавно должен был пройти церемонию коронации и взять в свои руки бразды правления. Служанка, стоило ей договорить, тут же мазнула ладошкой по пустоте воздуха и удалилась прочь, — у неё теперь на сегодня появился невыполнимый, казалось, объём работы.

Дженни же теперь думала о том, что совсем забыла о своих обещаниях прошлого и, в любом случае, теперь совершенно точно не сможет их выполнить. А так же о том, как, должно быть, удивился этот человек, когда узнал о новом статусе Джен. Вдруг её окутала страшная тоска по прошлому, где у неё было всё. Ей стало немного стыдно, что она совершенно забыла о своём друге из соседнего королевства, будучи погруженной лишь в свои мысли и проблемы. Она усмехнулась подумав, что парнишка этот сейчас должен стать невероятно красивым, а ещё ему очень должна подойти королевская корона. Как жаль, что, скорее всего, ей этой картины не предоставится возможность увидеть. Она немного грустно вздыхает, подходя к подоконнику и смотря в окно, тут же уходя оттуда и возвращаясь к своим обязанностям. Пусть даже взгляд оторвать трудно.

Чонгук этот взгляд мимолётный на себе чувствует тут же, но когда глаза к окну поднимает, то видит лишь, как из его поля зрения пропадает спина Жаннет, — он её, признаться, ни с кем не перепутает. Мысленно взглядом дорожку чужого предположительного маршрута прокладывает и даже вполне себе может представить, что слышит, как хлопает дверь библиотеки. Он к делам своим тут же возвращается и идёт в свой кабинет. Там суетятся слуги, собирая вещи в чемодан. Чон снова погружается в свои дела, вспоминая о сегодняшнем отъезде лишь тогда, когда Мэйлин стучит в дверь и напоминает о том, что карета готова. Чон перепроверяет все бумажки и, удостоверившись, что всё на месте, покидает свой кабинет. В холле по какой-то старой традиции, уже стоит весь штат слуг, провожая своего хозяина. Все, кроме Ким,что сейчас угождает Минджу, как только может. Слуги кланятся и рассыпаются в реверансах, желая Чонгуку удачной дороги.

Как только лакей закрыл за Гуком дверцу, кучер тут же вскинул вожжи, и кони сорвались с места. Небо медленно начинало темнеть и вроде ничего не предвещало беды, но ему почему-то кололо руку, а сердце не покидало липкое ощущение чего-то неотвратимого. Из замка он уехал с лёгким чувством смятения и тяжелой тревогой, не отпускавшей его до самого приезда. Было решено переночевать в одном из городков близ границы их королевства. Всю дорогу Чонгук то и дело смотрел в окошко, лениво провожая взглядом мелькающие за стеклом деревья и кусты. Ему отчего-то хотелось как можно скорее вернуться в замок. Когда его проводили в комнату, и он прилёг поспать, по окнам забарабанили капли дождя. Отчего-то это показалось принцу плохим знаком. Тем не менее, он постарался выкинуть все неприятные мысли из своей головы и уснуть, что удалось ему с большим трудом.

Стоило ему, наконец, провалиться в сон, как в дверь тихо постучали, говоря, что вскоре им нужно уезжать, и что внизу ему уже накрыли стол. Наскоро отобедав, они снова отправились в путь. Дождь, не переставая, продолжал поливать дорогу и хлестать по окнам. Они подошли к границе и дальше их ждал небольшой лес на нейтральной территории. Он кишил преступниками, то и дело норовящими напасть-обокрасть-убить, и потому Чон на всякий случай проверил, не заедают ли ножны его меча, лежащего рядом. Уже через несколько часов они будут на территории небольшого городка, принадлежащего всем королевствам этого континента и одновременно с тем никому. В этом городке проводились все переговоры и заключались все сделки, а так же назначались общие собрания.

По пути им никого не попалось, что немного облегчило тяжелое сердце Чонгука. Огромных размеров особняк уже привечал принца, и лакей тут же поспешил открыть дверь кареты, провожая своего господина и подавая экипажу знак распаковываться, — им предстоит переночевать в особняке и на утро начать дорогу обратно. В зале его уже ждал Хосок со своим неизменным спутником за спиной — Намджуном, первое имя которого было «Монстр» за, неконтролируемый никем, кроме самого Хосока,характер. Поодаль сидел молодой парень, что был немногим старше самого Чонгука. Темный пепел его волос завораживал взгляд, принц был красив и на первый, и на второй взгляд. Он выглядел и мягким, и жестким одновременно, но скорее напоминал собой саба, нежели доминанта. И окажись это так, думается Гуку,он немедля ни секунды бросился бы захватить его королевство. Увидев, что Чонгук вошел, молодой король тут же встал и поприветствовал своего будущего партнёра:

— Здравствуйте, я — новый король королевства Пак. Пак Чимин. Надеюсь, что из нас выйдут хорошие, не побоюсь этого слова, друзья, — его губы тут же растянулись в улыбке, а в глазах мелькнуло что-то не настолько добродушное и беззаботное, каким хотело казаться. Там было замешано ещё что-то глубоко личное, чего сам Чонгук был понять не в силах. — Я слышал, что вы свергли мою дражайшую подругу и неизменную партнёршу. Также до меня дошли слухи, что наследная принцесса Ким Дженни оказалась вашей сабом, и вы оставили её в живых. Как она там поживает?

— Жива,работает прислугой моей невесты, — скривился принц и взглянул на своего брата, по лицу которого проскользнула тень удивления.

— Ох, полагаю ей нелегко. Но мы здесь не для того, чтобы обсуждать жизнь бывшей принцессы, так что предлагаю перейти к тому, для чего все мы, собственно, здесь собрались. Я рассчитывал на аудиенцию короля, но мне пришел ответ, в котором говорилось, что эти земли находятся на территории Северного королевства Чон и принадлежат Южному, а потому мне предстоит встреча с вами.

— И что же вы можете предложить нам?

— Как известно, в моём королевстве собраны лучшие товары со всего света благодаря обширным морским границам. Я же лишь хочу перезаключить утерянный контракт. Через бывшее королевство Ким проходил самый безопасный и надёжный торговый путь. Раньше я отдавал десять процентов своих товаров: лучших шелков, специй и фруктов, а так же два процента от продажи на обратном пути. Теперь же я предлагаю двадцать процентов товара и четыре с выручки. Десять и два процента как Южному, так и Северному королевству.

Чонгук пытается вслушиваться в приятный голос Пака напротив и даже думает, что это весьма выгодное предложение, от таких не отказываются. Но его вдруг озноб пробирает. Картинка перед глазами странная — совсем не то место, где он сейчас находится. Там одна из комнат его родного замка и странный свист, забивающий уши, перемежающийся с не менее странным скрежетом чего-то металлического. В душе поселяется дикий страх. Он не понимает ничего, но будто бы на несколько секунд перестаёт существовать. Вот он уже не знает, кто и где он, и запястье прошивает насквозь болью так, будто бы в него воткнули раскаленные прутья. Всё смазано, пахнет кровью и болью. Когда он понимает свою ошибку, то вылетает из зала, так ничего и не ответив.

— Запрягайте коней, немедленно! Мы возвращаемся!

— Ваше Высочество, но все дороги размыты жутким ливнем! Это опасно!

— Я велел запрячь коней!