- Какая приятная неожиданность! Кто осчастливил нас своим посещением? Может, найдём какой-нибудь укромный уголок, чтобы немного пообщаться?

Сказать, что Гуаннин был неприятно поражён встречей с Ло Цзыхуэй – ничего не сказать.

Но при всём этом он, как настоящий джентльмен, удержал приятную улыбку на лице, сопровождаемую вежливым восклицанием:

- Конечно. Почему бы нет? Но только я не хотел бы уходить слишком далеко от этого места. Давай погуляем по соседней аллейке.

Девушка пожала плечами и пошла рядом, небрежно тряхнула прекрасной гривой прямых волос, в художественном, хорошо продуманном беспорядке раскиданных по плечам, осветлённые пряди вспыхивали в полумраке под светом уличных фонарей, чаруя случайных прохожих:

- Не ожидала, что ты придёшь сегодня на встречу.

- Разве можно упускать столь редкую возможность встретиться с бывшими сокурсниками? – мужчина удивлённо вздёрнул крутую бровь, не совсем понимая, к чему клонит его очаровательная собеседница.

- А я теперь вместе с Чжо СиМином, - внезапно сменила тему разговора Ло Цзыхуэй.

Озадаченный неожиданным скачком её мыслей Гуаннин поднапряг память – и скучная мордочка факультетского компьютерного гения всплыла перед его мысленным взором. Ах, с этим. Ну, что ж. Добрый малый!

Но какое это имеет отношение лично к нему? Наш герой смутно подозревал, что он упускает какой-то важный нюанс в разговоре, вследствие чего ему никак не удается достигнуть истинного взаимопонимания с собеседницей.

- Мой СиМин, может, и не слишком романтичен, но очень внимательный! – чувствуя, что Гуаннин не втыкает, Ло Цзыхуэй повысила голос, в котором зазвучало некоторое нетерпение и скрытая претензия. – Это раньше я рвалась быть рядом с человеком, который нравился мне. Но потом я, наконец, поняла, что если сердце твоего избранника несвободно, то ваши отношения не принесут ни ему, ни тебе никакой радости.

Девушка остановилась и, закинув голову назад, прямо и строго взглянула в глаза своего высокого спутника:

- Ты ведь, должно быть, считаешь, что именно я была инициатором нашего разрыва с Чжан Линъи?

Гуаннин онемел от неожиданности. Честно говоря, он ни разу не рискнул задать своему соседу по квартире вопрос о том, что же произошло между ним и Ло Цзыхуэй четыре года назад.

Конечно, на сердце его лежал глубокий, скрытый шрам, но он не жаждал срывать присохшую корочку и вскрывать полузажившую рану, расколовшую его душу тогда, под дождём, на глазах этой самой девушки, прячущейся под защитой зонта рука об руку с ЕГО ГУН.

Что-то, очевидно, отразилось в его окаменевших чертах, потому что Ло Цзыхуэй, видя, что её спутник молчит, вдруг смягчилась и тихонько засмеялась:

- Как же вы похожи! Неудивительно, что вам удалось так сблизиться и поладить друг с другом за короткое время... Вот и ты, вместо того, чтобы честно сказать что-то толковое, молчишь и заставляешь людей теряться в догадках... Упрямые бараны – заслуженно вас Будда лишил разума...

И, видя, что Гуаннин по-прежнему не втыкает, она пояснила:

- Мы вместе не продержались и года...

Честное слово, теряться в догадках приходилось именно Гуаннину – эти женщины и слова в простоте не скажут, всё-то у них намёки да тайны... Изумление, написанное на его лице, заставило девушку нетерпеливо пожать плечами и продолжить свои «дозволенные речи», хотя застарелая досада вновь омрачила её хорошенькое личико.

Она взяла себя в руки и, видя, как становятся всё больше и больше глаза на напряжённом лице Ван Гуаннина, с лёгким сожалением вздохнула и пояснила:

- Мы пробыли парой всего месяц... И за весь этот месяц господин первый красавец универа лишь трижды удостоил меня свиданием ... Он был ужасно занят... в тот месяц, когда влюблённые парочки трепещут от страсти и алчут любой возможности побыть наедине, наш Линъи всем сердцем и помыслами стремился к одной цели... и эта цель была... угадай, какая?

Она опять усмехнулась, скорее горько, чем весело:

- Эта цель была...

Стало заметно, как то, что она намеревалась сказать, корёжит девушке рот, однако она преодолела свою слабость:

- Этой целью всегда был ты. Я не знаю, что с вами произошло в последние дни твоей учёбы в нашем университете, отчего вдруг холодное и эгоистичное (скажем прямо) сердце нашего красавца озаботилось твоими делами и проблемами, но мне очень скоро стало совершенно ясно, что никогда моя важность для него не сравняется с тем, что он чувствует по отношению к тебе. Смехотища, не находишь?

Ло Цзыхуэй неохотно погрузилась в воспоминания о том ужасном годе... и вдруг с облегчением поняла, что, вопреки прошлым неприятностям, целебная сила времени уже успела сделать своё доброе дело – и она может перебирать в памяти давно прошедшие события без горечи и злобы, не принимая их близко к сердцу. Свои тогдашние слёзы, тоску и обиду она вдруг увидела сейчас под другим углом – как события, помогшие ей выделить важное для себя и найти того человека, который стал важным и единственным именно для неё. И вполне искренний смешок облегчения сорвался с её красиво обрисованных пухлых губок:

- Знаешь, что стало последней каплей, переполнившей моё терпение? Твоя аватарка на его телефоне. Я попыталась заменить её своей фоткой – а он выхватил из рук этот драгоценный гаджет и не позволил даже дотронуться до экрана с твоей гнусной физиономией. Ха-ха...

Сценка с практически дракой за вышеупомянутый телефон живо всплыла перед её глазами, и печальная усмешка опять исказила красивый рот:

- Ведь, если я правильно помню, Ван Гуаннин, твой телефон также украшала фотография нашего обожаемого Линъи, не так ли?

Неописуемое спокойствие, почти блаженство окутало мятущуюся душу молодого мужчины, сердце зачастило, прыгая в груди, как взбесившийся заяц, но надменная физиономия по-прежнему не отражала ни единого внутреннего порыва. Он завис в бесконечности, снова и снова повторяя про себя услышанные сейчас слова... Целью Чжан Линъи всегда был он, Ван Гуаннин...

Ло Цзыхуэй казалось, что прошла уже целая вечность, а собеседник всё никак не отзывался на её ехидную подколку...

Ван Гуаннин молчал с совершенно каменной миной на красивом, напряжённом лице, но в конце концов, чувствуя недовольное нетерпение собеседницы, он отмер и забавно, по-простецки почесал с улыбкой затылок:

- Вот чёрт – после твоих слов я как стопку джина хватанул: ты позволила мне заглянуть в Зазеркалье и увидеть, что кроется в душе Линъи и какое место я в ней занимаю...

Это признание сорвалось с его губ неожиданно для него самого. И тут же наш строгий красавчик опомнился, коря себя за несдержанность и отсутствие хороших манер, нацепил на лицо строгость и с благовоспитанной, изящной улыбкой произнёс:

- От всей души благодарю тебя за то, что посвятила меня в эти события.

Он на секунду задумался:

- И желаю тебе счастья!

- Несомненно, это то, чего я заслуживаю! – Ло Цзыхуэй вспомнила, как резко оборвала те унизительные отношения, как покинула четыре года назад того, кого втайне столь преданно обожала. Разве не ради того, чтобы прекратить бессмысленные мучения ревности и найти в будущем новую любовь и счастье на всю жизнь?

Но что-то она слишком разоткровенничалась... Когда она увидела Ван Гуаннина, в её планы вовсе не входили пылкие признания и рыдания в подушку..., наверное, всё же не так просто дался ей тот далёкий разрыв – и душевная трещина до сих пор саднила... Но все они уже – взрослые, сознательные люди, которые умеют держать себя и свои эмоции в руках.

Ло Цзыхуэй раскланялась и исчезла столь стремительно, что Ван Гуаннин успел только махнуть рукой ей вслед.

Оставшись один, он впал в глубочайшую задумчивость...

Грех жаловаться – в последнее время Чжан Линъи ясно демонстрировал свою искреннюю любовь к Ван Гуаннину. И не скрывал, что любовь его зародилась в сердце давно.

Но юноша никогда не сомневался в том, что первым влюбился именно он, Гуаннин – и чувство это было безответно. За все одинокие, мучительные прошедшие годы эта мысль прочно укрепилась в мозгу нашего шу. И как бы ни заискивал, ни подлаживался к нему сейчас Чжан Линъи, как бы ни ликовал при любом знаке милости со стороны Гуаннина, подспудная мысль, что этот красавец слишком шикарен для такого, как Ван Гуаннин, терзала его постоянно, заставляя подозревать насмешку и обман в самом безобидном жесте или слове, вынуждая ожидать, что в любой момент их идиллия может закончиться и обернуться абсолютно идиотской шуткой.

Слова Ло Цзыхуэй раскрывали Чжан Линъи с той стороны, которая была до сих пор полностью сокрыта от трепетного шу.

Так что же это получается? Неужели нахальный гун втюрился в него ещё тогда точно так же, как и сам Гуаннин?? И был в панике от его исчезновения после каникул?

Он... такой шикарный... такой... надменный... такой... офигительный... и попался в ту же незамысловатую ловушку???

Ван Гуаннин внезапно почувствовал, как его начало припекать под ложечкой, грудь вдруг начала распухать от непонятных чувств – казалось, там внутри буйное войско эмоций забило в боевые барабаны, собираясь выступить в поход против врага и вырваться наружу из узилища, где их так долго держали в плену.

***

Освободившийся, наконец, от одноклассников Чжан Линъи вытянул из кармана телефон, собираясь набрать своего шу и разузнать, где тот застрял – как вдруг увидел только что поступившее сообщение: «Я на берегу Лунного озера. Тащись сюда быстро – и не забудь прихватить лопатку».

Обомлев от загадочности смски, Чжан Линъи, однако, не стал дергать своего сурового шу расспросами, а послушненько побежал в круглосуточный супермаркет, где ему удалось прикупить небольшой металлический совок – отчаянно надеясь в душе, что совок нужен для чего-то мирного и что его любимый не прибил в порыве бешенства кого-то из наиболее надоедливых поклонников, а сейчас не намеревается втянуть Линъи в мрачную гробокопательную процедуру.

Прибыв на берег озера, Линъи был неприятно поражён столпотворением на дорожках обычно спокойного и уединённого места – многие выпускники, отсидев, сколько положено, в душных залах и употребив значительное количество горячительного, выползли к любимому месту романтических свиданий всех окрестных учебных заведений почтить ушедшую юность, пускаясь во временами крайне громкие и излишне пафосные скитания «по волнам своей памяти».

Линъи сердито брёл среди толпы, беспомощно озираясь по сторонам и стараясь найти конечную цель своего путешествия.

- Шушечка... наконец-то! – обнаружив искомое, заорал он в голос, ожесточённо размахивая лопаткой над головой:

- И что мы собираемся здесь делать?! (совсем у гушечки с головкой плоховато... - прим.пер. Я уверена, что все читатели в голос заорали... что именно они здесь будут делать J)

Гуаннин строго взглянул на своего бестолкового гун и сурово ткнул пальцем в корни дерева за его спиной:

- Копать!

-???

Гуаннин закатил глаза и покачал головой... Внешне невозмутимый, он весь внутри трепетал от страха очередного облома и робкого предвкушения.

Минуточку... минуточку... что это за дерево? Какое-то знакомое вроде... ВОТ ЧЁЁРТ! А ведь и правда... за спиной шу росло ... африканское фиговое дерево... единственное на всём берегу Лунного озера. То место, где четыре года назад, следуя педантично списку из Великого Гейского соглашения, перед самым расставанием они зарыли свои секретные записки, похоронив с ними свои порочные тайны... С намерением выкопать их после выпуска и поржать вместе над тем, что они там понаписали... Но Ван Гуаннин сбежал без предупреждения, и Чжан Линъи полностью выбросил всю эту фигню из головы...

Почему сейчас его непредсказуемый шу-шу вдруг вспомнил об этом?

Ошеломление Чжан Линъи не знало границ – он был уверен, что они тогда просто дурачились, соблюдая формальности договора, и что Ван Гуаннин никоим образом не мог спрятать в этой коробочке (дуболомный гун как сейчас вспомнил её непрочные жестяные стеночки и слабую цветастую крышку) ничего важного или действительно секретного...

Это была просто забава, шутка, прикол... Но сейчас Гуаннин требует выкопать эту коробочку – и выглядит таким ужасающе серьёзным... В чём причина??? И что же он сам написал в той чёртовой записке, похороненной, казалось, навечно???

Мощная память отличника боевой и политической подготовки не подвела бравого гун – он извлёк из её дальних, пыльных закоулков накарябанный в спешке текст – и сердце его осиял божественный свет... чтоб твою ёрш...

- Копай! - заметив, что его непослушный гун замер на месте, самовластный диктатор шу нетерпеливо поторопил нерасторопного преданного пса...

Как гласит старая китайская пословица – взялся за гуж – не говори, что не дюж! (Шелдон Купер держит в руках табличку САРКАЗМ – прим.пер.)

Посему гордый красавчик Чжан Линъи послушно взялся за лопатку и начал быстро копать между корнями под указующим перстом своего повелителя.

Надо сказать, что поведение нашей парочки, среди бела дня (ну, или ясна вечера) раскапывающей корни редкого дерева, не осталось незамеченным мимоходящими зеваками. На них глазели.

Что это? Зачем эти двое роют землю? Или они собрались выкопать и украсть это роскошное дерево? Но кто же ворует деревья на глазах у изумлённой публики?? Такие приличные молодые люди – и вдруг банальные воры? Может, надо вызвать полицию?

Чжан Линъи в лихорадке поиска утраченных сокровищ и не предполагал, каким негодяем выглядит он в глазах гуляющей почтеннейшей публики – он споро и ловко вгрызался лопаткой в землю, пока её острый край не звякнул обо что-то - ура! Это действительно была та самая жестяная коробочка известного шоколадного бренда. Пролежав так долго в земле, она вся проржавела и покоробилась, но была закрыта на защёлку, как и в момент захоронения. Она лежала на его ладони – маленькая и грязная... Какие секреты таил этот жалкий гробик? Могло ли там быть что-то...

Линъи недоумённо перевёл взгляд на злочинного организатора эксгумации:

- Ну, и что делаем? Открываем?

Ван Гуаннин тоже смотрел на коробочку – сердце его было в полном смятении. Он бросил быстрый взгляд на дорожку вдоль озера – со всех сторон на них смотрели сотни глаз – и у всех было такое странное выражение... Мороз пробежался по хребту великого императора – и он принял решение:

- Не здесь. Быстро домой...

Линъи доставил Гуаннина домой в рекордно сжатые сроки. На его руках оставалась ещё пыль Лунного озера – и он отправился прямиком в ванну умыться.

Когда он вышел, Гуаннин уже очистил от грязи коробочку – она стояла посреди стола в гостиной, а сам великий император скукожился на софе в ожидании своего преданного пса.

Видя серьёзность своего друга, Чжан Линъи тоже внутренне напрягся и медленно подошёл к дивану, присаживаясь рядом. Оба несколько минут не сводили глаз с жестянки в полном молчании.

Линъи чувствовал, как всё внутри начинает дрожать мелкой дрожью...

- Чжан Линъи, - Ван Гуаннин перевёл на него нечитаемый взгляд, - дай мне свой телефон.

- А?? - озадаченный ещё больше, Линъи вытянул требуемое из кармана и протянул напарнику.

Ван Гуаннин принял его. Внимательно осмотрел... это был тот же самый телефон, какой он помнил в руках шикарного гун в их последний студенческий год. За прошедшее четырехлетие он изрядно поистёрся, краска на боках слезла, экран покрылся мелкими царапинками... Он нажал на кнопку включения. Потёртый экран засветился – и знакомая заставка, казалось, прожгла в сердце императора дыру – неожиданный стыд и ожидаемое смущение окатили его горячей волной. Телефон был запаролен – и Гуаннин, держа маску брутальности на опалённом румянцем лице, поспешно набрал свой день рождения. Да, правильно... доступ открылся.

- Шу-шу, что ты хочешь там увидеть? - смятение охватило Линъи, не понимающего, что такое с его ненаглядным шушечкой – всеми фибрами души он чувствовал его метания – но никак не мог ухватить причину происходящего.

- Ничего... - Ван Гуаннин попытался легкомысленно повести плечиком – но его излюбленный приёмчик сегодня не удался, казалось, всё его существо свела жесточайшая судорога. Он швырнул телефон обратно – и властно приказал:

- Открывай коробку.

Повинуясь приказу, Линъи взял коробку в подрагивающие руки. Края крышки прикипели к корпусу – и бравому гун пришлось потратить немало усилий, чтобы открыть тайный ларец – усеяв всё вокруг ошмётками ржавчины и забившейся под крышку грязью.

Но внутри, к счастью, никакой грязи не оказалось.

Два пожелтевших от времени листочка бумаги спокойно, краешек к краешку возлегали на донышке – как парочка пригревшихся на солнышке медузят.

Другая парочка - остолопов, отправивших самим себе послание в будущее, - взирала на них с благоговейным ужасом – и, хотя вроде оба приготовились к тому, что будет дальше – всё равно обоих вдруг одновременно сотрясла нервная дрожь.

- Давай взглянем... - Ван Гуаннин первым с показным спокойствием протянул руку к листочкам, стараясь изо всех сил не выдать себя неконтролируемой дрожью в пальцах.

Листок распахнул свои таинственные желтеющие глубины – и взлетающий дракон полыхнул пожаром в паре с танцующим фениксом (китайская идиома для либо очень красивого, либо слишком небрежного почерка – интересно, какой вариант выберет читатель? – прим.пер.)

«В ту ночь в Сямыне у меня был стояк не из-за порно, а из-за шу-шу рядом...»

- Твоюмааать... - Чжан Линъи (смущённо)

- Твою маааать? – Ван Гуаннин (ошалело).

- Хе-хе-хе, - скрывая смущение, бравый гун глупо захихикал и начал усиленно чесать в затылке, заливаясь алым румянцем, как солнышко на закате: - Шу-шу, ты только не смейся – я лишь потом понял, что уже тогда влюбился в тебя.

Куда уж смеяться бедняге Гуаннину? Его обуревали совершенно противоположные, равно сильные чувства – с одной стороны, ему хотелось заорать от восторга и запрыгать на одной ножке, а с другой... с другой он был так смущён, что не знал, куда девать глаза...

Вот же этот Чжан Линъи! Опять попадает в двух зайцев из одного ружья!

Почувствовав некоторое облегчение от того, что с его тайнами, наконец, покончено, не в силах дождаться, наш гун с любопытством потянулся к оставшемуся закрытым листочку – в предвкушении – и с внезапной опаской... Что там мог написать его трепетный возлюбленный? Гуаннин не мешал робкой руке прикоснуться к давней тайне его сердца.

Записка Гуаннина была простой и короткой, написанной ясным, чётким почерком – и никаких двояких толкований не предполагала...

«Если бы ты был девчонкой, я мог бы перед всем миром не скрывать своей честной любви к тебе!»

Чжан Линъи смотрел на записку, остолбенев, и не знал, верить ли ему своим глазам. Он прочитал её раз... другой... потом повернулся к Гуаннину и, запинаясь, пробормотал, пытаясь заглянуть ему в глаза:

- Шу-шу... я правильно понимаю то, что здесь написано? (Ну, гуша, БЛИНННН... пер.)

Ван Гуаннин, краснеющий ещё больше, с ушами и щеками макового цвета, хмыкнул пару раз, прочищая глотку, затем медленно поднял свои глаза на сидящего рядом парня:

- Чжан Линъи... я люблю тебя...

Помолчал, вздохнул и добавил:

- И четыре года назад тоже любил...

Глаза Чжан Линъи расширились и засияли, он и верил, и не верил, что всё это происходит не в одном из его многочисленных снов, а наяву, но сердце, пропуская удары, вдруг зачастило почти в горле, а уголки губ неконтролируемо поползли вверх:

- ШУУУУШЕЕЕЕНЬКАААА, ТЫ ТОЧНО НЕ ВРЁЁЁЁШЬ???!!

§