(день семнадцатый –если вы готовите вместе, результат готовки поедаетсяс улыбкой, независимо от вкусовых достоинств блюда)    

- Шу-шу, что ты намерен приготовить?

Насыпая овощи в маленькую тележку, Чжан Линъи не мог оторвать любопытных глаз от серьёзной физиономии Ван Гуаннина, пронзительным взором изучающего две на первый (и второй) взгляд абсолютно одинаковые упаковки свиной грудинки.

Они ходили по большому супермаркету рядом с домой Чжан Линъи. Их экзамен по «линейке», наконец, завершился, и Линъи коварно похитил Гуаннина прямо из коридора перед экзаменационной аудиторией, куда тот выпал практически в невменяемом состоянии.

Супермаркет был почти пуст по причине дневного рабочего времени. Чжан Линъи с довольным видом нарезал круги по залу, накидывая в тележку всё, что можно – они предполагали пробыть у него дома не менее двух дней – надо же было чем-то питаться.

Но вот манера Гуаннина выбирать еду была неуклюжей, если не сказать больше... чрезмерная осторожность просто бросалась в глаза.

- Хмпф... Я собираюсь приготовить нечто, что поразит богов и изгонит демонов.. Свиная грудинка двойной прожарки!

Завершая свой спич, Гуаннин, наконец, остановил свой высочайший выбор на одной из упаковок вышеупомянутой грудинки.

- Ооо, ты такой профессионал! – Чжан Линъи был поражён до глубины души. Хотя способ приготовления этого блюда не представлял особых хлопот, но сделать готовое блюдо по-настоящему вкусным было немногим под силу. Очень легко было пережарить мясо, или добавить слишком много растительного масла, или не найти подходящих ингредиентов.

Но при виде абсолютно уверенного в себе Гуаннина – как будто у него в рукаве был припрятан козырной туз – Линъи призадумался и решил, что его высокомерие по отношению к слишком медленно подбирающему мясо напарнику неоправданно.

И это несмотря на то, что он не мог даже предположить, на чём основывал своё решение партнёр при выборе упаковки – а провозился чуть ли не полдня.

Парочка лениво бродила по огромному залу в течение часа. В конце концов Ван Гуаннин отобрал свинину, чили, китайский лук, свежий имбирь и чеснок.

Добычей Чжан Линъи являлась... тележка, забитая доверху горой жратвы.

Ван Гуаннин с хмурой гримасой наблюдал, как напарник выгружал все эти запасы овощей, мяса и закусок в свою экологически чистую сумку:

- Ты накупил столько еды – что, собираешься всё это приготовить?

Не поднимая головы от своей кучи, Линъи коротко бросил:

- Если бы я не собирался это готовить, с чего бы я стал покупать? Разве так бывает – не суметь приготовить то, что купил?

- Ээээ... Гуаннин был сражён этой отповедью в самое сердце. Интересно, понимание сути рецепта и запоминание хода процесса готовки достаточно для того, чтобы суметь им воспользоваться? Он дрожащим пальцем, как будто прося помощи, тронул лежащий в кармане телефон. Припомнив, как много прекрасных рецептов хранится в его телефонной памяти, Гуаннин почувствовал некоторое облегчение.

Оба – и Чжан Линъи, и Ван Гуаннин – были единственными детьми в своих семьях. Однако разница в их поварских качествах явно не проистекала из того, что обычно описывают общим понятием «дети разных миров».

Разница крылась в том, что Ван Гуаннин всегда жил с родителями, в то время как Чжан Линъи привык с детства оставаться один, так как по роду работы родители частенько мотались в разъездах.

Чжан Линъи молча стоял на кухне, наблюдая за шуней, ожесточённо сражающимся с несопротивляющимся перцем чили.

Жестокая реальность частенько доказывает, что люди, прекрасно справляющиеся с учёбой любой сложности, неспособны применить плоды своих усилий на практике.

Вот, например, Ван Гуаннин. Хоть он и запомнил рецепт свиной грудинки двойной обжарки с первого прочтения, но оказалось, что использование горшков, чаш, ковшей, взбивалок и даже ножа для рубки овощей не такое простое дело, как это выглядело в описании рецепта. Вопреки полной серьёзности и сосредоточенности повара, проклятый перец чили никак не хотел сдаваться и становиться ровно нарезанными одинаковыми кусочками.

Чжан Линъи с трагическим видом взирал на кухонную столешницу, терзаемую неловкими руками – и, наконец, не в силах выносить эту мучительную казнь далее, воскликнул:

- Давай, я тебе помогу!

- Не вижу необходимости! – от унижения Ван Гуаннин впал в неконтролируемую ярость, считая, что Линъи издевается над ним. Стремясь завершить неравную схватку последним эффектным ударом, Гуаннин обрушил своё оружие на оставшиеся кусочки несдающегося перца – и месть последнего оказалась стремительна и жестока...

- БЛИИИН! – кусочек чили отскочил прямо в глаз неудачливому повару, и тот вскинул немедленно руку, чтобы потереть его. Как человек с полным отсутствием практического кулинарного опыта, он и не подозревал, сколь сильно может быть наказано незнание основ – например, таких, что при разделке перца не стоит немытыми руками лезть сразу в глаза...

- Стой, не три глаза! – заорал Линъи, попытавшись перехватить руку великого кулинара, но вылет запоздал. И, естественно, в следующую же секунду Гуаннин с воплями затопал и заскакал по кухне – гибель под варварским ножом стойкого перца не осталась безнаказанной:

- Б...дь... Жжётся! Ой, как жжётся!

Чжан Линъи не знал, смеяться ему или плакать при виде этого эксклюзивного зрелища – Ван Гуаннина, ведущего себя, как полный дебил. Однако он поборол свою неуместную весёлость, ожесточённо тряханув головой, как пёс, которому в ухо залетела оса, нажал ручку крана – и скомандовал:

- Быстро промой глаз чистой водой!

Сам же набрал в свободную чашу белого уксуса, сильно развёл его водой и, найдя чистое полотенце, опустил его в чашу:

- Садись, я промою твоё лицо уксусом.

Ван Гуаннин поднял голову от крана – его глаза припухли. При виде этой несчастной моськи с заплывшим глазом сердце Линъи сделало резкий кульбит – и он нежно произнёс:

- Ты только рукой не лезь. Я сам всё промою – и тебе быстро станет легче.

С этими словами он намочил в приготовленном растворе край полотенца и начал осторожно протирать пострадавший глаз.

Глаза страдальца были плотно закрыты, но губы упрямо бормотали:

- Такой жгучий, такой острый. Это же совершенно ненаучно!

Совсем разум потерял – уже науку в своей косорукости винит...

При виде этого безрассудства Чжан Линъи произнёс яростный воспитательный монолог... Но монолог остался внутренним – страдающее личико Ван Гуаннина не дало благородному гун выразить своё недовольство в открытой форме. Приличные люди умеют, когда надо, и помолчать...

После уксусной примочки Гуаннин, наконец, смог приоткрыть глаза. Припухшие по-прежнему, страдающие от боли – но опасность, которая нависла над поваром-неумехой благодаря перцесопротивлению, испарилась. И доблестный шу, сияющий победитель всех перцев на свете – решительно закатав рукава, вернулся к кухонной столешнице, истерзанной ножом.

В сомнении Чжан Линъи обвёл взглядом кухню, самого повара-любителя, изрубленную столешницу:

- Шу-шу, может, лучше я приготовлю?

- Не требуется! – Гуаннин фыркнул с интенсивностью юного гейзера:

- Не смей смотреть на меня сверху вниз! Я непременно приготовлю такую вкусняшку, что поразит богов и изгонит демонов! (Иначе какого чёрта я потратил время на скачивание этого чёртова рецепта?!)

Да, это свойственно новичкам кухонного фронта – приходить в непостижимый экстаз от своих первых равно как побед, так и поражений.

Экстатический клич травмированного шеф-повара напугал практичного Линъи ещё сильнее. Если судить по неуклюжим ухваткам горе-кулинара, вряд ли его стряпня сможет поразить богов...а вот демоны точно сорвутся с места – причем не исчезая вдали, а притянутые дьявльским варевом.

Попытка убедить разбитого полководца мирно удалиться с поля сражения провалилась – поразив критика огненной мощью взгляда, Гуаннин обеими руками упёрся напарнику в плечи и оттолкнул его:

- Убирайся, Чжан Линъи! Жди, пока я закончу – тогда ты сможешь вернуться сюда!

Вот же... неблагодарный... как будто это из-за присутствия Линъи процесс готовки пошёл наперекосяк... Нашёл козла отпущения!

Да, Ван Гуаннин, похоже, нашёл себе хорошее объяснение собственной ошибки.

Итак, покорный гун сидел в гостиной, со страхом и трепетом прислушиваясь к несущимся с кухни пулемётными очередями звукам:

- Пин-пин! Пам-пам! Тррррах!

Иногда долетал отчётливый звон бьющегося фарфора – и тогда Линъи непроизвольно вздрагивал. (До сервиза дошла! – кто помнит? J)

Внутренне хозяин квартиры вопил благим матом от горя. Что там творит этот безумец Ван Гуаннин?! Он проводит маленькую ковровую бомбардировку вверенной ему кухни? Но каждый раз при попытке проникнуть на захваченную врагом территорию суровый гун яростно изгонялся озверевшим в конец, рычащим и матерящимся новоявленным мессией кулинарного искусства.

Так, страдая ментально и аудиально (проще говоря, едва не рехнувшись и почти оглохнув), Линъи безмолвно подбадривал себя, укрепляя дух истого гун. В конце концов, он – настоящий гун, а настоящий гун обязан прощать своего шу-шу безгранично и беспричинно!

Как прошёл этот мучительный час, Чжан Линъи потом вспомнить не мог. Но всё когда-нибудь кончается. Ван Гуаннин, наконец, махнул рукой, как колдун, вызывающий духов – и призвал своего красавчика Чжан:

- Чжан Линъи, я закончил! Теперь твоя очередь...

Хозяин дислокации сделал два судорожных больших вздоха – спокойствие... спокойствие... и по завершении этой небольшой медитации он нацепил на лицо фальшиво-беспечное выражение и решительно вторгся в оккупированную кухню.

На удивление кухня выглядела практически нормально...

Глаза гун ярко блестнули – и он молчаливо выбранил себя. Доверять надо людям! Как он мог судить о кулинарном мастерстве своего партнёра по каким-то звукам, которые, как ему казалось, он слышал...

Оказалось, что готовка Гуаннина только звучит устрашающе – а на деле процесс, похоже, был вполне управляемым?

Чувствуя неизъяснимую благодарность к напарнику, Чжан Линъи глянул тому в лицо – но обнаружил в облике нежного шу какие-то неестественные изменения. Он был слегка напряжён, красен и покрыт обильным слоем пота.

О, так шу-шу даже умеет краснеть? Вот чудо-то!

- Шу-шу, ну, как твоя свиная грудинка двойной обжарки – взглянуть можно? – любопытный Линъи не сводил глаз с тарелки, стоящей на обеденном столе и накрытой крышкой – логично надеясь, что именно там покоится кулинарный шедевр, приготовленный в таких экстремальных условиях. Не в силах удержаться, он потянулся к крышке...

- Не дозволяю! – и грозный повар мастерски отбил зарвавшуюся руку прочь, сурово меряя нахала взглядом:

- Быстро готовь свою часть обеда!

- Почто ты так жесток? – Линъи матюкнулся в душе, но на лице изобразил достойную скорбь, горестно поджав губки. Зачем устраивать загадки Сфинкса на ровном месте? Раньше или позже, тебе всё равно придётся скинуть сей мистический покров и явить мне итог своего искусства.

Бессловесная внутренняя тирада оказалась многоэтажной, но завершилась, наконец, и шеф-повар Чжан, закатав, в свою очередь, рукава, приступил к приготовлению обеда в своей обычной деловой манере.

Затем...

- Слушай, Гуаннин, а что случилось с количеством тарелок в кухонном шкафу? – Линъи замер, бестолково пялясь на изрядно опустевшие полки. Да, похоже, уменьшилось не только число тарелок – ряды чаш тоже изрядно поредели...

Зловещее чувство проникло в сердце Чжан Линъи. Он молча просканировал внимательным взглядом кухню – да, действительно, количество соли, масла, соевого соуса и уксуса тоже изменилось... Многие из стоящих на столе бутылочек были им куплены лишь сегодня – и в них уже осталась едва треть от изначального содержимого.

Что же произошло на этой чёртовой кухне за тот час, в котором демоны правили этим уютным маленьким мирком?

Опыт подсказывал нашему гун, что при таких обстоятельствах ответ на терзающие всех вопросы обычно прячется в мусорной корзине. Воспользовавшись тем, что Гуаннин отвлёкся на минуточку, хозяин кухни по стеллсу проник ближе к стоящей в нише корзине.

Корзина была практически забита доверху... осколками любимого маминого фарфора... валялись там также некие подозрительные объекты, обугленные и сальные. Основываясь на цвете этих объектов – той их части, которая не была слишком опалена – наш хитромудрый гун сделал заключение, что, скорее всего, тут покоились благородные останки стойкого борца с человеческим игом – перца чили – и... боже, эти полосоки – это же... нет, не может быть... это же свиная грудинка!

Дааа, ситуация казалась безнадёжной...

Но наш гун не был бы собой – решительным и чётким пацаном, если бы он не сумел оперативно успокоиться. Раз уж вещи дошли до такой ручки, значит, самое мудрое решение – не продолжать заранее бесполезное расследование!

Две горькие слезинки стекли по щекам мужественного парня – это была его дань уважения гордому перцу чили и маминому фарфору. После чего он быстро собрался с духом и принялся за готовку.

Кулинарные навыки Чжан Линжъи, по сравнению с первым поваром, очевидно имели совершенно иной уровень продвинутости. Не прошло и часа, как благоухающие аппетитными ароматами блюда заняли своё законное место на обеденном столе.

Вытянув шею, Ван Гуаннин мог лицезреть роскошное зрелище - шашлычок из говядины и тофу с крабовым мясом.

Соус к шашлыку был густым и ароматным, отблескивая матово в лучах лампы. Экзотический аромат дразнил его измученное обоняние. Крабовое мясо с тофу, казалось, выглядело ещё лучше, распаляя аппетит до полной нетерпячки.

Ван Гуаннин почувствовал, как медленно, но верно он погружается в то, что в любовных романах именуют обычно «пучиной горя».

- Давай есть! – Линъи достал две чаши с рисом, поставил их на стол, и, склонившись к партнёру, сказал:

- А мне позволь попробовать твоей свинины двойной обжарки, которая должна поразить богов и прогнать демонов.

Честно говоря, прямодушный гун вовсе не стремился к тому, чтобы его слова сочились сарказмом.

Но при этих простых словах уши Ван Гуаннина вспыхнули, как пожар на ветру, и он вцепился в подготовленную тарелку обеими руками:

- Забудь об этом! Не надо есть это сегодня!

- Ну уж нет, шу-шу! – Чжан Линъи поспешно сбросил цепкие лапки Гуаннина и с ликом справедливого судии провозгласил:

- Не дрейфь, чувак, я не буду смотреть на тебя свысока!

- Это кто тут дрейфит? – Ван Гуаннин сдался напору и разомкнул сцепленные руки:

- Я просто боюсь, что ты не сможешь остановиться, пока не сожрёшь всё, что я приготовил.

Неважно, что и как – терять лицо он не намерен! Берём эту ужасную ситуацию под свой плотный контроль!

Итак, наш доблестный гун мысленно собрался перед тем, как поднимать таинственную крышечку с недоступной, как царевна в башне, тарелки.

И... даже когда он так прекрасно мысленно подготовился, будет ли он способен удержать на лице маску невозмутимости?!

Чжан Линъи спокойно... внешне абсолютно спокойно... смотрел на тарелку... на которой лежала едва ли четверть от купленной утром свинины. Он преуспел в сдерживании своих истинных чувств и удержался от взрыва, хотя ему ужасно хотелось дико заорать.

- Ах, блюдо шу-шу выглядит очень аппетитно, - положа руку на сердце, возвестил он. Но слова его были пропитаны фальшью, и взглянуть в глаза хвалимого им повара он не осмеливался.

В любом случае, если судить по цвету оставшегося в тарелке чили, он явно недожарен. Но как же тогда могло получиться так, что китайский лук чёрен, как негр в экваториальной Африке? А свежий имбирь? Не слишком ли крупно он нарублен? И как вишенка на торте, король всего блюда – сама Миссис Свиная Грудинка – почему её краешки отчётливо подгорели – но середина явно сырая?

Блин, где Гуаннин научился таким чудесам? Не у шеф-повара ли их универской столовой брал он посильные уроки?

И кто-то тут ещё о науке рассуждает.

Он сам, когда готовил в первый раз, много сумел накосячить – но так пожарить мясо, чтобы края сгорели – а середина осталась сырой? На такое его умения даже тогда не хватило!

Чжан Линъи воистину был готов пасть на колени перед потрясающим кулинарным антиталантом своего шу.

Его фальшивые похвалы вызвали в и так расстроенном напарнике прилив неконтролируемой ярости. Сверкнув глазами, он заорал:

- Раз ты хвалишь мою стряпню, то ешь её немедленно! – с этими словами он выхватил палочки и впихнул ими в рот своего гун большой кусок свинины.

Кто просил тебя так беспардонно врать? Кто просил тебя?!

Говоришь ложь и небыль – проглоти кучу игл! И даже и не мечтай, что я поверю твоей псевдо-искренней физиономии и приму твои похвалы за чистую монету. Не думаешь ли ты, что я не вижу, как с лихорадочным отвращением дёргается уголок твоего рта!

Мелочность и злорадство вдруг взыграли в обычно благородном и простом сердце Ван Гуаннина.

А Чжан Линъи меж тем продолжал неуклонно двигаться в сторону своего личностного роста, улучшая имеющиеся навыки. Столкнувшись с презренным противником в виде огромного куска этого... этой свинины, он сумел сохранить неизменным спокойствие на своём лице. Ни единая чёрточка не дрогнула:

- Ээээ, я съем это А ты тоже ешь.

И затем он неустрашимо устремился к собственной гибели, как настоящий герой римских хроник – засунул этот отвратительный кусок в рот и начал усиленно его жевать.

Гром и молния... Да что же это за вкус такой отвратный! На каких дьявольских копях добыли эту соль, что присыпала тушку недожаренной грудинки.

Наверное, именно с таким испытанием должен столкнуться каждый истый гун типа «преданный пёс», доказывая свою лояльность и преданность.

Слёзы из сердца Чжан Линъи, ранее горько капавшие, хлынули мощным потоком.

Ван Гуаннин, однако же, никак не ожидал, что Линъи действительно начнёт есть это отвратительное даже на вид месиво. Глядя на выражение лица сотрапезника, видя, как он страдает, мучается, но не жалуется ни единым словом, изворотливый шу сдержал себя и не раскатился хохотом, как он представлял, накрывая плоды своих дьявольских трудов крышечкой:

- И как на вкус?

С лицом, невыразительным, как статуя острова Пасхи, Линъи провозгласил:

- НЕПЛОХО!

- Тогда съешь побольше! Не выбрасывать же! - с этими словами злокозненный и безжалостный заклинатель кухонных духов схватил полную тарелку своей ... свинины... и наполнил ею до верху чашу Чжан Линъи.

Тот подавился... но остался безгласен.

- Ты не забыл? Есть надо с улыбкой! – смертельная серьёзность была написана на изящной шунской мордочке. А сам он подхватил палочку говяжьего шашлычка и с наслаждением начал его дегустировать.

Да, о шеф-поваре Чжан ничего лишнего не скажешь... Аромат сотэ пропитал говядину, свежую, нежную, с лёгкой хрустящей корочкой. Крабовое мясо с тофу было сочным, ароматным, таящем на языке.

Внутри Гуаннин вопил « АФИГИИИТЕЛЬНО!», но лицо его было отстранённым и холодным. И только палочки мелькали со скоростью крутящегося велосипедного колеса, катящегося с крутой горки.

Немного спустя еды на столе не осталось и половины.

Ван Гуаннин, насытившись, легонько откинулся от стола – и вдруг осознал, что Чжан Линъи так и не попробовал ни одного из блюд собственного приготовления. Взглянув вверх, он нашёл своего гун...по прежнему жующего знаменитую свиную грудинку двойной прожарки...

И хотя скорость поедания уступала бодрому шу, но он упорно, ложку за ложкой, клал в рот эту гадость.. и жевал, жевал, жевал, жевал...

Разгневанная совесть вонзила с размаху свои острые когти прямо в сердце обожравшегося шу, и он схватил чашу соседа со словами:

- Не надо это больше есть. Это же невкусно!

Голос его казался виноватым... чуть-чуть... самую малость... И хотя он невольно сыграл злую шутку со своим парнем, он вовсе не стремился к тому, чтобы тот подыграл ему в полной мере.

Ван Гуаннин не понимал самого себя – чего он хотел, к чему заварил всю эту кашу, почему сейчас столь дьявольски приготовленное блюдо не доставляет ему ожидаемого удовольствия.

- Ах, мой шу-шу, но твоя еда действительно хороша! – коварная улыбка скользнула по губам Линъи:

- Ведь это в первый раз, когда наш славный шу посвятил себя кулинарному искусству – конечно, я должен съесть всё, что он приготовил... – и самоотверженный гун потянулся за своей чашей.

- Ни крошки больше не тронешь! – с бешеным взглядом вскочил с места Ван Гуаннин и кинулся прямиком к мусорной корзине – всё содержимое тарелки Линъи полетело туда. Затем он наполнил чашу своего гун свежим рисом.

- Вот. Ешь нормально – и не пудри мне мозги! – с раздражением метнул чашу к сотрапезнику Гуаннин:

- Не забудь после еды помыть тарелки.

И с этими словами раздосадованный сам собой и своим непредсказуемым напарником шу удалился в гостиную посмотреть телевизор.

Чжан Линъи молча проводил взглядом прямую спину и тяжело вздохнул: «Ах, гордый и надменный – как всегда!»

Но его гордость и надменность – чёрт возьми, как же они круты!

§§