(день двадцать шестой –написать свой секретик на листочке, закопать под деревоми договориться, когда вы вместе в будущем его отроете)

На обратном пути наша парочка взяла билеты на спальные места. Так они могли избежать конфуза и неловкости, поневоле возникших между ними.

Поезд бежал, стуча колёсами, прочь от Сямыня, и все, что происходило между двумя в течение двух последних дней, постепенно становилось воспоминаниями, тем, что навечно останется в закоулках памяти. Город из окна вагона был едва виден в утреннем тумане, легкий морской бриз тянул сыростью и солёной свежестью.

Казалось, ничего не изменилось в этом мире – и одновременно изменилось ВСЁ.

Парочка всю ночь провела на ногах, вовлечённая в повышенную разностороннюю активность. Неудивительно, что физическая усталость навалилась на них, но возбуждённые последними событиями мозги отказывались расслабляться и успокаиваться. Однако сейчас, в замкнутом пространстве купе, они медленно начали погружаться в теплые сонные волны.

В стране грёз Ван Гуаннина царило смятение. Силы армии сна отбросили его назад, в те давно прошедшие времена, когда он только поступил в ...нский университет. В памяти сохранилась живая картинка - под ласковым солнышком стоит сияющий Чжан Линъи в крутом камуфляже. Образ его, затуманенный и далёкий, даже на таком расстоянии завораживал Ван Гуаннина своей повелительной (и крайне раздражающей) аурой, окружающей его вечного соперника.

Сцена первой встречи сменилась в памяти церемонией посвящения в первокурсники, когда он и Чжан Линъи были избраны от своих факультетов в качестве доверенных представителей, обязанных произнести приветственные речи от имени новых членов студенческого сообщества. Они встретились за кулисами – и это был первый раз, когда они оказались так близко друг от друга, столкнулись лицом к лицу, нос к носу. Чжан Линъи одарил будущего соперника высокомерным взглядом...

Сцены скользили в памяти, лёгкие, как птицы, сменяя одна другую – фрагмент за фрагментом ушедшей жизни, те моменты, когда Ван Гуаннин находил Чжан Линъи раздражающим и беспокоящим.

И все эти воспоминания твердили Ван Гуаннину об одном – они не подходят друг другу, они являются полными противоположностями – как «лёд и пламя», как тьма и свет, у них нет между собой ничего общего... так почему его сердце всё глубже и глубже погружается в невыносимую меланхолию?

Когда они прибыли в кампус университета, уже смеркалось. Студгородок опустел– основная часть студентов ещё не вернулась с каникул. Ребята поспешно разошлись по своим комнатам – разложить вещи и немного отдохнуть. Но в скором времени Чжан Линъи стукнул в дверь комнаты Ван Гуаннина.

Сегодняшний день можно было считать последним днём их Великого Гейского соглашения, хотя четыре поставленные задачи оставалось ещё неисполненными... Он задумчиво перебрал их в памяти – постоять обнявшись под дождём, сходить вместе на концерт, познакомить свою пару с родителями и ... любить друг друга всю оставшуюся жизнь.

Трудность, практически невыполнимость большинства оставшихся задач была очевидна. Так что заканчивать надо здесь и сейчас – созревшее решение было обоюдным.

Хотя каждый где-то далеко в глубине души испытывал... лёгкое сопротивление... ну, в конце концов, не всё коту масленица... карнавал не может быть вечным... все соглашения когда-нибудь приходят к своему логическому концу.

Итак, двое решили выполнить своё финальное задание – и вернуться назад, к своей правильной, упорядоченной, нормальной жизни.

- Шу-шу, пошли! – отдохнувший за день Чжан Линъи нашёл, наконец, в себе силы встретиться с Ван Гуаннином лицом к лицу – и действовать при этом просто и естественно... как обычно... как раньше. Он вспомнил о своей прежней манере поведения – вреднуля-воображуля – и заявился к Гуаннину надменный и далёкий, легкомысленно помахивая в воздухе маленькой коробочкой.

При виде его спокойного, насмешливого лица Ван Гуаннин почувствовал, как обеспокоенность, терзавшая его сердце, тоже рассеялась. И, однако, лёгкий укол странного, невыразимого разочарования ткнулся в левую сторону груди... почти незаметный... как холодная булавочка кольнула куда-то чуть пониже соска...кольнула и исчезла... оставив лёгкое онемение...

Чжан Линъи хотел сделать ЭТО с ним вместе... так тому и быть... остальные мысли, толпившиеся в мозгу Ван Гуаннина, были неясны ему самому... были ли они правдой... или ложью... да и были ли они вообще??

Парочка взяла по листочку бумаги, написала на них свои «секретики» и поместила свёрнутые бумажки в принесённую Чжан Линъи коробку.

- Ха-ха! Пошли теперь закопаем её куда-нибудь. Когда мы выпустимся, можно выкопать коробку и прочесть, что мы там с тобой понастрочили. Интересно, какая фигня пришла нам сегодня в голову? – лицо бравого гуши сияло от предвкушения.

Но, свято соблюдая правила, Чжан Линъи не спросил Ван Гуаннина о том, что было написано в его секретной записочке.

Он удовольствовался кратким «отстань, мне и так неловко!», полученным при попытке сунуть нос в писанину своего шу... или уже и не шу?

Может, это было что-то очень эмоциональное? Или, наоборот, страшно смешное...

С коробочкой и маленькой лопаткой в руках парни направлялись к Лунному озеру. Оно было выбрано как хранилище их секрета после короткой и бурной дискуссии. Ван Гуаннин счёл окрестности озера вполне подходящими для гробокопательных работ, тем более, что в обилии деревьев и кустов легче было затеряться и не подпасть под подозрение в чём-либо нелегальном. Заросли и холмы Лунного озера – прекрасное место для захоронения тайн, погребения секретов, забвения неположенных чувств...

Чжан Линъи же был погружён в воспоминания, связанные с Лунным озером, с тем, что делали они на его холодных берегах – в части исполнения их договора – это судьба, точно судьба... место для хранения «секретика» было утверждено единогласно.

Парочка задумчиво брела в обход озера, пока не наткнулась на африканское фиговое дерево – пожалуй, достойное для обрамления финала их истории. Такое на всем берегу Лунного озера нашлось одно-единственное, поэтому они могли не беспокоиться о том, что в будущем столкнутся со сложностями при его поиске. Если он понадобится, этот поиск...

- Давай копать здесь, - решил Ван Гуаннин. И повелительным жестом указал Чжан Линъи на лопату. Спустя полчаса дело было сделано. Коробочка с секретными посланиями хранилась в глубине ямы, и они в четыре руки присыпали маленький гробик слоем взрыхлённой почвы. Все. Дело сделано. Последнее совместное задание Гейского соглашения было завершено.

- Мы придем сюда после выпуска и выкопаем её, - смятение терзало Чжан Линъи, не сводящего глаз с места погребения их пожеланий, он и сам не понимал, что же именно он сейчас чувствует:

- Возможно, к тому времени мы станем добрыми друзьями (доброфрендами)!

Ах вот как??? Стать добрыми друзьями – это всё, что им осталось??!!

Сложносочинённая улыбка пробежала по губам Ван Гуаннина:

- А разве мы уже не добрые друзья?

- Это не одно и то же! – Чжан Линъи небрежно забросил руку на плечо Ван Гуаннина и насмешливо вздёрнул бровь. – Сейчас мы очень хорошие БОЙФРЕНДЫ!!

Уголок рта Ван Гуаннина нервно дёрнулся, неприятная усмешка всплыла на лице, как труп утопленника месячной давности.

Время зимних каникул – самое пустынное время для университетского кампуса. Большинство закусочных вокруг было закрыто, их владельцы сидели по домам, пережидая мёртвый сезон, но ребята нашли, где им перекусить, и вернулись в общежитие.

- Шу-шу, я уезжаю домой завтра утром. А ты когда собираешься? – спросил Чжан Линъи. Семья Ван Гуаннина жила в городе С., в двух километрах от города Г., где жил Чжан Линъи. Для такой поездки бронировать билеты заранее не требовалось.

- Я тоже собирался уехать завтра. Но, скорее всего, где-то днём.

Чжан Линъи внезапно шагнул к Ван Гуаннину и порывисто обнял его, сжав в объятиях изо всех сил. Его серьёзный голос (дело для Чжан Линъи практически невозможное) выдохнул прямо в ухо Ван Гуаннина: - «Приятной поездки!»

- И тебе... - волевым усилием Ван Гуаннин подавил эмоциональный порыв и, весь сжавшись, постарался, чтобы его голос звучал, как обычно.

Чжан Линъи вернулся к себе упаковывать багаж, а обессиленный Ван Гуаннин прислонился к перилам, уставившись пустым взором перед собой. Небо уже потемнело, и редкие звёздочки проглядывали то тут, то там, пытаясь побороть огни равнодушного города.

Кампус, в отличие от городских улочек, был накрыт темнотой, как тёплым одеялом, В редких окошках общежития горел свет – не все студенты могли позволить себе съездить к родным. Эти случайные огоньки мерцали, разбросанные в темноте, как затерянные в одиночестве, никому не нужные светлячки.

Последний месяц... весь последний месяц казался сейчас Гуаннину одним огромным прекрасным сном, сотканным из присутствия одного человека, из его слов, смеха, взглядов, прикосновений...

Ван Гуаннин честно страдал по Юй Хайнин и был искренне уверен, что это и есть любовь. И лишь сейчас понял он, как был неправ тогда. Никогда, никогда он не думал о Юй Хайнин так неотступно и мучительно, а когда думал, никогда не чувствовал такую теплоту внутри и такое счастье, заполняющее его от пяток до самых кончиков легко вспыхивающих ушей. И эта горькая нотка безнадежности, с самого начала отравляющая чистоту пьянящего коктейля счастья, бурлящего в нём. Когда он думал о Юй Хайнин, никогда его желудок не скручивался в такой тугой узел, такое сокрушительное, бесконтрольное сердцебиение ни разу ранее не сотрясало до основания всё его существо.

Он и не подозревал раньше, что любить кого-то –нескончаемое и непреодолимое мучение.

А ты, Чжан Линъи, как ты?!

Так же, как я, молчаливо стараешься догадаться о том, что происходит в тайниках души другого?

Или уже полностью потерял интерес к оконченной игре?

Ван Гуаннин затряс головой, пытаясь физическим воздействием встряхнуть и разложить по полочкам смятённые мысли. Затем он вернулся к себе в комнату. Комната была пуста, лишь его полуразобранный рюкзак валялся на полу. Бедняжка Ван Дафа, оставленный без присмотра в течение двух последних дней, сиротливо приютился на столе. Но, невзирая на отсутствие ухода со стороны своих загулявших родителей, он казался вполне довольным судьбой, радостно простирая вокруг маленькие листочки.

При одном взгляде на маленькое растеньице в голове Ван Гуаннина всплыла картина того дня, когда они спорили с Чжан Линъи об имени малыша. Он болезненно сморщился и беспомощно покачал головой.

Юноша раскрыл чемодан и начал сортировать свои вещи, отбирая те, с которыми хотел отправиться к родителям. Гардероб его не отличался многообразием, поэтому никаких сложностей тут не предвиделось. Он спокойно перебирал вещи – до того момента, пока не наткнулся на парную одежду – первые дни их безумного соглашения всплыли в памяти с болезненной отчётливостью. А вот и пижама с Губкой Бобом, подаренная ему его заботливым гун.

Сцена совместного шоппинга была жива в его памяти. Наверное, именно тогда Чжан Линъи догадался о его верной любви к этому жёлто-фиолетовому уродцу. После этого Чжан Линъи прислал ему эту пижаму в подарок. А вот он сам так и не узнал, что именно нравится его бывшему напарнику.

Раздумывая над последними неделями, поведёнными вместе Чжан Линъи, Ван Гуаннин осознал, что всегда лишь Чжан Линъи был тем, кто проявлял всяческую активность рядом с ним. А он сам только шёл тому навстречу... причём тогда, когда у него не было иного выбора.

И, однако же, именно он оказался тем, кто пал, сражённый любовным недугом!

Хотя теперь это уже не имеет никакого значения... всё осталось в прошлом...

Ван Гуаннин горько усмехнулся своим запоздалым открытиям и отправился смыть своё горе в душ. По причине каникул горячей воды в кране практически не было – да и та, что наличествовала, вряд ли заслуживала своего гордого наименования. Ван Гуаннин дрожал под душем, как осиновый лист. Выйдя из ванной, он стремглав кинулся в постель и забился под одеяло.

Прошло немало времени, прежде чем ему удалось, наконец, согреться. И именно в этот момент завибрировал его телефон. Он неохотно протянул руку – но звонок был от его куратора, и Ван Гуаннин снял трубку.

- Гуаннин, поздравляю – процедура по обмену студентами с Тайванем, наконец, завершена. Ты направляешься туда прямо в начале следующего семестра, - голос куратора вибрировал от радости. В конце концов, это была редкая удача – воспользоваться международным обменом для лучших учеников университета. И он бесконечно гордился тем, что именно его подопечный сумел добиться такого успеха.

- Эээ, хорошо. Спасибо, учитель, - настроение Гуаннина упало ещё ниже, его ответ звучал холодно и небрежно.

- Ну, прекрасно. Я просто хотел предупредить тебя, чтобы ты приготовил всё, что необходимо, в течение этих каникул... - куратор говорил ещё много чего, разъясняя всякие подробности и тонкости. Но, наконец, он завершил разговор:

- Ну, вот. Теперь всё. Отдыхай. Спокойной ноччи!

Ван Гуаннин повесил трубку, но так и не сумел вынырнуть из омута мыслей, мучивших его до разговора.

Он задумчиво пялился на свой телефон – с его экрана на него с победительной улыбочкой и буквой V наперевес у гордого и прекрасного лица смотрел Чжан Линъи. Ну да. Они тогда установили пароли и обои с фотками друг друга на телефоны...

Но если я уеду в Тайвань, я не увижу Чжан Линъи целый год!

И вновь мысли Гуаннина самостоятельно отправились в путешествие по волнам его памяти...

Делиться напитком с Чжан Линъи... смотреть вместе кино... вместе готовить... вместе играть в игрушки... вместе кататься на велике... вместе чистить зубы...

Они целовались на незнакомой улице... а потом утешали друг друга под покровом ночи...

Они напились, как свиньи... они провели вместе удивительную ночь...

Все его воспоминания были заполнены Чжан Линъи, одним Чжан Линъи... Ван Гуаннин не был в состоянии выбросить его из своих мыслей... он не мог перестать думать о своём... не своём.... гун...

Эта игра, хитро маскировавшаяся под договор, была окончена ныне. А вот чувства Ван Гуаннина - как разогнавшийся локомотив, потерявший своего машиниста, неслись на всех парах вперёд, не имея никакой возможности развернуться и отправиться обратно на станцию отправления.

И кого в этом надо винить???

Кого МОЖНО в этом обвинять?

Лишь сейчас Ван Гуаннин осознал, что для наполнивших его чувств прекращение действия договора не означало ничего... от слова совсем...

Наоборот, в столь короткое время они вообще вышли из-под его контроля, распространяясь в душе, подобно лесному пожару – беспощадному и свирепому.

Он больше не имеет никаких возможностей и сил, чтобы их сдерживать.

А ты, Чжан Линъи, что чувствуешь ты??

Будешь ли ты, как я, нежно вспоминать все то, что происходило с нами обоими?

Будешь ли ты томиться о том счастье, которое мы создавали друг для друга, друг рядом с другом?

Пожалеешь ли ты о том, как легко мы разорвали то, что связывало нас в эти дни?

Жаждешь ли ты, как я, чтобы эта игра... стала реальностью?

Удушье костлявой рукой внезапно схватило Ван Гуаннина за горло, прервав дыхание. Словно сердце сжали, перекрутили и вырвали из груди, отбросив его прочь.

Должен ли он сказать ему?

Та ночь в Сямыне всплыла в памяти... ночь, когда им так же не хватало воздуха, глотки судорожно стремились хоть немного наполнить лёгкие кислородом.

Может, Чжан Линъи тоже чувствовал к нему что-то?!

Но если нет... тогда они не смогут больше быть никем... даже друзьями... особенно друзьями...

Даже если он ничего не скажет своему бывшему гун, Ван Гуаннин всё равно не уверен, что сможет остаться в друзьях с Чжан Линъи... так, как будто ничего не случилось...

Ночь проходила в мучительных размышлениях. И так, и сяк обдумывая сложившуюся ситуацию, Ван Гуаннин никак не мог прийти ни к какому решению.

И лишь одна мысль становилась для него всё более и более ясной – он не хочет расставаться с Чжан Линъи.

Мечась между этими двумя полюсами, Ван Гуаннин мучался до тех пор, пока утренние лучики не заскользили по стенам комнаты. И в этот самый момент его телефон опять звякнул. Неожиданно это оказалось сообщение от Чжан Линъи:

Шу-шу, ты, наверное, ещё спишь сейчас, я прав? Я уже на пути домой, но я увижу тебя в следующем семестре. Хорошей тебе поездки!

P.S. Хоть время, проведённое с тобой, было коротко, оно было наполнено счастьем!

Сердце Ван Гуаннина затрепетало от восторга при виде этих слов. Проблема, которой он мучился всю ночь, оказалась не стоящей выеденного яйца.

Надо сказать ему!

Сказать ему, что я люблю его!

§§