Когда на следующее утро прозвенел будильник, я не могла себя уговорить открыть глаза. Мне казалось, что как только мои зрачки сузятся от света нового дня, пробивающегося сквозь неплотно задернутые занавески, все события этой ночи рассыпятся в прах и канут в небытие. Тогда мне будет стоить больших трудов уговорить себя, что это было на самом деле.

Но жизнь требовала свою жертву, и, после третьего звонка надрывающегося электронного будильника, я все же смогла разлепить веки.

Меня пугало то, что комната не изменилась. Почему же стены не поменяли цвет, стол все еще на своем законном месте и никто не кричит "ХАННА, ЭТО БЫЛ НЕ СОН!!!"? Они все как будто насмехались надо мной. Моя спальня была такой же и год назад, и два, и шесть, и восемь, но я никогда не замечала того, что она была вырвиглазно, вопиюще неизменной. Может, это было связано с отсутствием каких либо изменений во мне самой?

В каждым вздохом на меня накатывал жуткий страх стабильности, пока я не зажмурилась и вновь не открыла глаза. Нарастающий гул в ушах пропал, и я хлопнула рукой по электронному будильнику.

Под ладонью что-то зашелестело - сложенный вдвое листочек бумаги. Я стиснула его дрожащими пальцами, как будто боясь, что он выпрыгнет из руки или просто исчезнет.

213211 2⅓21.

От возбуждения запутавшись в одеяле, я едва не упала с кровати, то все же через несколько секунд уже ворошила листы с разгаданными письмами в поисках кода.

Вот и он.

Мои глаза лихорадочно бегали по таблице, и я поняла, что Оливер был прав - с каждым разом мне становилось все легче читать шифры.

Доброе утро, - гласила записка. Мои губы растянулись в широкой счастливой улыбке.

Что же ты сделал со мной, Оливер?

Первую пару - базовую математику, - на сегодня отменили, и, как только родители ушли на работу, я насыпала в чашку сухие хлопья, на четверть залила ее молоком и отправилась на чердак, благодарить Оливера за записку. Открывать потолочный люк одной рукой - задача не из легких и предусматривает веселое шоу в стиле "Однорукий Джон", но я справилась с завидным успехом.

Но чердак был пуст.

Подушка и одеяло лежали там же, где Оливер сложил их перед походом, новых следов не было. Судя по всему, он ушел сразу как проснулся.

"Раз уж я тут, я в прошлый раз пропустила одну из коробок", - пронеслось у меня в голове, и я невольно повернулась в их сторону. Они снова звали меня к себе.

Со знанием дела, но все же с толикой неуверенности, я открыла зажатую в углу, от края до края покрытую толстым слоем пыли коробку. Когда облако потревоженной пыли немного улеглось, я смогла рассмотреть ее содержимое и в душе ахнула.

Книги. Коробка целиком забита книгами. Я никогда не видела их столько в одном месте. Твердые, мягкие, маленькие, размером с кармашек, и тома толщиной более, чем моя ладонь от мизинца до указательного пальца. Я провела рукой по уснувшим в ожидании чуда корешкам, и они как будто начали оживать. Появился запах, который я никогда не чувствовала раньше, но он явно исходил от книг. Запах чего-то старого и правильного. Я вдохнула его полной грудью и дала волю пробежаться по венам и нервным окончаниям. На душе стало тепло.

Я взяла в руки свою первую настоящую книгу, не учебник, и перевернула ее названием к себе. Серебристыми буквами на обложке было выведено

Кэтрин Вандербург.
Эффект плацебо.

Дальше что-то на том тарабарском языке, который встречался мне до этого. Я доставала книги одну за другой и раскладывала их вокруг себя, большие - вместе, и маленькие - вместе, но все они были непонятны мне. В нескольких строки были короткие, другие были красиво иллюстрированы (что-то про красивую маленькую девочку и белого кролика в жилете), третьи представляли собой сплошной текст.

Когда на дне осталось не больше пяти книг и какие-то листы бумаги, я почти отчаялась. Не было ни одной книги, которую я смогла бы прочитать! Первые две среди оставшихся оказались какими-то особо старыми томами, от корки до корки исписанные сплошным текстом (судя по оформлению, это были два тома одного произведения - вот это да!).

Но то, что я извлекла следующим, покорило меня. Небольшая аккуратная книга, которая в моих глазах казалась идеальной. Она буквально светилась в полумраке чердака, такой белой была обложка. На фоне снега стояла спиной ко мне девушка со светлыми волосами чуть ниже плеч и смотрела на заснеженные вершины. Рядом с ней стояла большая расчехленная коробка со множеством маленьких кнопок, возле которой - стопка листов. Один за другим они улетали вверх серыми крыльями, а еще выше превращались в птиц. Название на обложке гласило:

Эван Хоффман.
Затерянные на Аляске.

Я провела пальцами по выпуклым буквам и открыла книгу. Ее, судя по всему, читали и перечитывали довольно часто, но очень бережно - листы были как новые. На белой странице сразу после обложки черными чернилами было выведено идеальным почерком:

Я верю в тебя, Айрин, и люблю безмерно.
Дарю тебе эту историю. Храни ее рядом с моим любящим сердцем.
Твой Эван.

Эван, Айрин... Неужели это те самые люди, который писали друг другу зашифрованные письма? Айрин, которая родилась 6 апреля 1999 года? Я лихорадочно начала искать год издания книги, пока наконец не нашла: 2017 г. Значит, в 17-18 лет она дружила с парнем, который написал книгу и посвятил ее девушке.

И, судя по найденным мною фотографиям, это мои прапрабабушка и прапрадедушка.

Невероятно!

Я перелистнула первую страницу, ни на что особо не надеясь, но едва не взвизгнула от счастья. Я понимала, что здесь написано! Я видела и могла прочитать странное слово "Пролог", хоть и не знала его значения; я пробегала взглядом по тому, что написано дальше, но не задумываясь, а просто поражаясь, что я читала настоящую книгу.

Все-таки я заставила себя оторваться от этого чуда в бумажном переплете, хотя не могла не смотреть на него каждые десять секунд, и потянулась за остатками книг. Их было две.

Йозеф Бродски.
Избранное.

Айрин Рейнер.
Дом в человеке.

Если бы я только додумалась посмотреть в этот ящик чуть раньше! Из второй книги я смогла узнать только название, но этого мне хватило: оба они, и Эван, и Айрин, писали книги. Дата издания "Дома в человеке" - 2018 год, на год позже. Но больше меня, конечно, поразил первый сборник.

Йозеф!!!

В гостиной прогудели напольные часы, возвещая десять часов утра. Если я не выйду прямо сейчас, то непременно опоздаю. Я бегом выскочила с чердака, оставив все книги лежать около коробки, кроме трех последних, и припустила вниз. После того, как мое сокровище было надежно спрятано под матрасом, я схватила сумку и побежала отправилась в школу.

Благо, не опоздала.

День тянулся для меня неимоверно долго, и когда я вспоминала, что ждало меня дома, время, казалось бы, останавливалось вообще. Еле-еле я дождалась окончания этой пыткой временем.

Домой, домой, домой.

Дверь хлопнула, заскрипели ступени, легкие быстрые шаги, снова дверь.

Судорожный, полный удивления вздох.

Тишина и легкий шелест страниц.

- Великолепные книги, Ханна.

- Ты едва не довел меня до инфаркта, Оливер!

Оливер закрыл книгу, которую держал в руках ("Затерянные на Аляске"), и засмеялся.

- Прости, я не хотел тебя пугать, - он протянул мне книгу, и я, забрав ее, села на кровать

- Как ты нашел их? Как ты вообще узнал, что они у меня? - я крутила в руках свою любимицу и чувствовала, как успокаиваюсь.

- Не нужно быть детективом, чтобы узнать, чем ты занималась утром, - усмехнулся Оливер, садясь рядом со мной. - Ты забыла убрать их обратно в коробку.

- Не успела, - буркнула я, недовольная своей глупостью.

Оливер лишь пожал плечами.

- Ты слышал до этого имя "Йозеф"?

Парень посмотрел на меня со странной смесью чувств в глазах и передал мне книгу Йозефа Бродски, раскрыв ее в определенном месте. Между страницами лежал сложенный вдвое лист бумаги. Я уже так привыкла к этим листам, что без тени неуверенности развернула его и прочитала вслух.

- Мой милый Тео,

Во времена, когда я была молодой, писала глупые книжки и не очень, когда подростки из всего Блока знали лишь стихотворение "Ночь, улица, фонарь, аптека..." (хотя, чего таить, Блок мне не нравился никогда), мы с твоим дедушкой наизусть читали все избранные стихотворения Иосифа Бродского. Прошли годы, и поэты, равно как и писатели, скоро канут в Лету. Я дарю тебе эту книгу, как когда-то мне подарил ее твой дедушка. Забудь все, что ты знал до этого, и окунись в нее с чистой, как белый лист бумаги, головой. Йозеф, как говорит Эван, научит тебя жизни так, как никто другой.

Да хранит тебя Вселенная, мой милый Тео, ибо я убеждена, что Бог - не больше, чем средство массовой связи для людей, живущих одной надеждой.

С любовью,
Твоя бабушка Айрин.

Я дочитала и перевела взгляд обратно на Оливера, который лишь слабо улыбнулся. После короткой паузы он произнес:

- Твоя прапрабабушка предпочитала печатать свои истории, потому что почерк у нее был так себе. Хотя, судя по этому письму, можно предполагать, что я вру. Буковка в буковку. Твой дедушка рассказал мне, когда я был еще маленьким и жил у вас на чердаке, что она писала ему уже страдая от болезни Паркинсона, при которой руки зачастую трясутся так сильно, что человек едва в состоянии держать ложку, - он с неподкупным удивлением на письмо, которое я держала в своих руках. - Чудо, не правда ли?

Я перевела взгляд на письмо с абсолютно идеальными буквами.

Да, Оливер. Я держу в своих руках кусочек чуда.

Доброго времени суток, уважаемые мои читатели, число которых по непонятной мне причине растет!!! Я чрезвычайно рада вашей активности, и все ваши комментарии и голоса как бальзам для моего творческого начала! В последнее время одна глава дается мне дольше другой, и те, кто читает меня довольно давно, это заметили. Но сейчас это для меня реально тяжело - иногда, после школы и всех допов, хочется лечь и не встать. И я еще, отчаянная, пытаюсь найти работу:(

Так что я от всей души хочу поблагодарить всех, кто оставлял комментарии для этой работы, из-за кого моя совесть побуждала мою деятельность и, наконец, благодаря кому эта история рождается глава за главой!

Всех люблю, всех обнимаю:3

P.S. ну что, ребят, кто-нибудь догадался насчет Йозефа? С: