На следующий после адовых двухчасовых усилий день меня разбудила Сьюзен. Электронные часы на прикроватном столике разрывались в вибрации, которую я предпочла обычным трелям утреннего будильника, и, если верить цифрам на светодиодном экране, происходило это не менее двадцати минут.

- Ханна, ты не слышала сигнал подъема? - озабоченно спросила женщина, отправляя на заслуженный отдых охрипший приборчик. Я хотела перевернуться на спину, чтобы потом подняться, но мое тело сковало жуткой болью. - С тобой все в порядке? Что-то случилось?

"Нет, не в порядке, - мысленно пробормотала-простонала я. - Оливер случился". Сьюзен положила мне прохладную руку на лоб, потом прижала фаланги пальцев к виску.

- Температуры нет. Как ты себя чувствуешь?

- Плохо. Все тело ломит, - едва звук собственного голоса долетел до моего слуха, я внутренне онемела от удивления: он был гораздо слабее и несчастнее, чем я ощущала себя на самом деле. Сьюзен озабоченно нахмурила брови.

- Я отправлю сообщение в школу, что тебя сегодня не будет. Наверное, ты просты ла в библиотеке: у вас там всегда окна нараспашку, - она поднялась с кровати, и я старалась следить за ее передвижениями лишь глазами, как можно меньше напрягая гулящие и кричащие от боли мышцы. - Сейчас принесу тебе горячий раствор с витаминами.

Сказав это, она ушла. Едва затворилась дверь, я попыталась сделать хоть какое-то движение в надежде выйти из овощеобразного состояния, и с жуткий болями, преодолевая готовое сдаться ноющее "я", мне удалось поднять сначала одну, а потом и вторую руку. Вряд ли в повседневной жизни это можно назвать великим достижением, но, учитывая все обстоятельства, я была даже малость горда собой, хотя силы на то, чтобы полностью встать на ноги, найдутся еще не скоро. Тихо порадовавшись маленькому успеху, я вновь коснулась пальцами прохладной простыни, с нетерпением ожидая кружку горячего раствора, слегка кислого на вкус, чтобы наконец снова погрузиться в объятья Морфея. Я перевернулась на спину, и следом за болью в мышцах отозвался в моих ушах голос Оливера.

Сильнее!

Еще!

Кожа на костяшках покраснела от бесчисленных ударов по грубой ткани, и сейчас казалось, что на руках у меня тонкие сухие перчатки. Мои мысли улетали от Оливера к Морфею и дедушке, который рассказывал мне разные мифы и сказочные легенды, когда дверь комнаты приоткрылась и вошла Сьюзен с дымящейся чашкой в руках. Она наклонилась надо мной, чтобы убедиться, что я не сплю.

- Пей, Ханна, - я обхватила ладонями теплый стакан и вдохнула безвкусный сизый дым как от варева старой ведьмы - тоже из дедушкиных сказок. - Допьешь - отдыхай. Я зайду к тебе, как вернусь на обед.

На прощание Сьюзен потрепала меня по волосам и тихо вышла. Дымный пар закружился вокруг лица, почти полностью выветрившись, и его странные, иногда даже пугающие своими формами узоры развеялись, не успев создать целостную картину. Я отхлебнула из чашки, сморщившись от малоприятной, немного вязкой жидкости, но все же допила ее до конца, и, едва коснувшись головой подушки, уснула мгновенно.

Молочно-блеклый туман окутал мою голову, и мне снилось, как я бродила в нем, без возможности найти какой-либо выход, без малейшего представления о том, куда меня занесло. Постепенно вокруг начали прорисовываться высокие темные фигуры, выплывающие из блеклого тумана ветвями и тонкими костлявыми пальцами. Между грузными стволами пробежала резвая тень, сначала справа от меня, потом слева, но ни разу не давая разглядеть себя полностью. Ничто из бело-серой картины не вызывало у меня страха: ни неизвестность, ни непонятные силуэты. Когда я наконец остановилась, замерла и скользившая туда-сюда тень. Казалось, она переминалась с ноги на ногу: такие неуверенные движения вкупе с резвым бегом могли принадлежать какому-нибудь животному, и я, кажется, даже знала, кому именно, но память подводила меня. Медленно, виляя между деревьями, робкое создание приближалось ко мне, и вот из молочного тумана появились дрожащие ноздри, покрытая короткой шерстью переносица, большие темные глаза. Оно переминалось на тонких ногах, заканчивающихся элегантными копытцами, и при каждом движении голова, увенчанная ветвистыми рогами, едва заметно покачивалась. Пугливая мордочка тянулась ко мне, в огромных глазах застыли неуверенность и любопытство, и я протянула руку навстречу животному: оно замерло на месте, не переставляя более ног, и лишь вытягивало свою тонкую шею.

Кончиками пальцев я ощутила влажный и прохладный нос, его теплое дыхание обдало мою кисть, и что-то резко вырвало меня из сна.

Вздрогнув всем телом, я ошалело открыла глаза и сжала кончики пальцев, на которых, казалось, еще чувствовалась влага. Когда рядом раздался шорох,  даже когда меня накрыло тенью, я все продолжала потирать подушечки пальцев.

- Я не хотел тебя разбудить, прости, - раздался тихий голос около кровати, но я махнула на него рукой.

- Оливер, какое есть животное, высокое, с маленькими копытцами.., - сон начал теряться с глубинах памяти, а вместе с ним и образ зверя.

- Лошадь? - с усмешкой произнес тот.

- Да нет же, - недовольно буркнула я, закрывая глаза. Я упустила что-то важное, то, что даст мне ответ, вернее, поможет это сделать Оливеру. Там было много деревьев, да... Что же еще?

- Может быть, зебра? Лань? Оно с рогами?

- Точно! - радостно воскликнула я. - У него были большие ветвистые рога, круглые глаза.  Кто это, Оливер?

- Олень? - едва произнес он, как я уже знала, что он прав, и успокоенно опустилась на подушки. Получив ответ на вопрос, я не могла вспомнить, почему так сильно жаждала его; Оливер казался не менее удивленным.

- Полагаю, если я спрошу тебя, к чему это было, ты не ответишь мне, потому что не знаешь сама, верно? - я кивнула в ответ. Нещадная боль снова разлилась по телу, и двигаться не хотелось. - Тогда спрошу о другом: что с тобой? Почему ты не в школе?

Оливер присел на край кровати выжидающе, не спуская с меня глаз. Стараясь не нарушать блаженный покой своего тела, я поведала ему, что, а главное, кто, и в чем виноват.

- Да, не подумал.., - протянул Оливер.

- Не подумал он, - беззлобно огрызнулась я, прикрыв глаза. Сон, прерванный Оливером, начал одолевать меня снова, и я зевнула, уже не таясь. Сквозь полуприкрытые веки я наблюдала за своим гостем: он укрыл меня одеялом по самое горло и тихо поднялся.

- Тебе приснился олень? - произнес Оливер уже в дверях.

- Он был красивым. И робким, - сонно пробормотала я, наполовину погрузившись в дремоту.

- Отдыхай, - скорее выдохнул, чем сказал, Оливер и неслышно вышел.

Я готова поклясться, что в этот момент его глаза были как у того оленя: слегка робкие, но скованные любопытством. Хотя, может быть, это мне уже снилось.

Если сон есть не более чем физическая и умственная разрядка организма, то именно это и ждало меня после ухода Оливера. У забытия не было ни образа, ни цвета, ровным счетом ничего, и длилось оно, пока вновь не было прервано, на этот раз намеренно.

Сквозь онемение и помутнение я ощутила, как кто-то гладит меня по плечу, нежно, едва-едва. Каким бы паршивым не был сон, организм наотрез отказывался пробуждаться, и прикосновения стали более настойчивыми.

- Мама, мам, еще немного, пожалуйста, - сонно пробормотала я, попытавшись даже отвернуться, но поющие мышцы сразу же пресекли любые телодвижения. Я зажмурилась и тихо простонала. Руки перебрались уже на мои щеки, очерчивая линию скул и подбородка, легко касаясь лба.

- Если будешь так долго спать в обед, вечером будет голова болеть, лежебока.

Пальцы приятно защекотали волосы, вплетаясь в них и оттягивая за кончики. Я хотела было спросить Сьюзен, что она делает (может, вшей ищет?), когда в моем сонном мозгу довольно запоздало щелкнуло.

Это был не ее голос.

Глаза распахнулись сами собой, а сонливость как рукой сняло. В изголовье кровати улыбался Оливер, в свободной руке держа непонятный для меня блестящий сверток.

- Т-ты что делаешь? - голос немного дрогнул.

Явно не собираясь отвечать на мой вопрос, или хотя бы давать тот ответ, который я хочу услышать, Оливер высвободил руку из моих разметавшихся по подушке волос, напоследок нарочно потянув за прядь и вызывая у меня приступ дрожи. Под моим пристальным взглядом он в обе руки взял маленький сверток, в котором я уже распознала ярко блестящую фольгу, немного покрутил его в руках и протянул мне.

- Что это? - осторожно спросила я, садясь на кровати.

- Возьми и посмотри, - ухмыльнулся он, и я все же потянулась за неизвестным предметом в руках... кого? Не врага, это точно. Друга? Может быть.

Подарок весил не более ста грамм и приятно шелестел в руках. Кончиками пальцев держа сверток, я осмотрела его со всех сторон, пока не обнаружила край алюминиевой фольги, которая приятно охлаждала руки, и потянула его на себя.

Едва из-под обертки появился предмет, который я в начале по ошибке окрестила дощечкой, со всех сторон меня окутал запах. Сладкий, дразнящий, где-то - приторный, где-то - пряный, местами сливочно-нежный, он раззадорил мое обоняние, играя с чувствами и блеском удивленных глаз. Рука замерла над коричневой плиткой, которая по цвету была лишь на несколько тонов темнее волос улыбающегося рядом человека. Я подняла на него опьяненные ароматом глаза и вопросительно изогнула брови.

Что это?

- Это шоколад, Ханна.

Неожиданно для себя я нахмурилась.

- Нет, это не шоколад, - я вспомнила день, когда мама принесла домой тонкую-тонкую черную пластинку, на вкус которая была даже хуже, чем на вид. Едва она отвернулась, как я выплюнула тот небольшой кусочек шоколада, думая, что она не заметила. Однако с каждым годом эта уверенность все слабела и слабела, и я со стыдом вспоминаю тот случай. - Мама приносила шоколад, и он был горький и даже не пах.

- То, что по великой удаче могут раздобыть твои родители, не имеет никакого права называться шоколадом. Не знаю  по правде, что они туда кладут, но это не шоколад и никогда им не был. Попробуй, - он кивнул на плитку в моих руках.

Запах дурманил и очаровывал, да, но почему мне казалось, что в руках в меня по меньшей мере мировая реликвия? Было безумно жаль отломить хоть крошку от того, что одним запахом может перенести в мир сладких мечтаний, но все же под настойчивым взглядом Оливера я сдалась и надломила уголок.

Зубы во рту показались мне лишними, едва кусочек лакомства лег на язык. Шоколад медленно таял, растекаясь по небу, и я даже не заметила, как от наслаждения прикрыла глаза. Он был не просто сладким, а по-настоящему сладким, не просто нежным, а по-настоящему нежным. Пока мельчайшие частички растворялись в волны неземного блаженства, я успела понять, что никогда в своей жизни не ела что-либо действительно вкусного, а потом восторг накрыл меня с головой.

- Вкусно? - спросил Оливер. Я не могла ответить ему словами, но он и так все понял по моим горящим глазам. Мои щеки раскраснелись, легкие, казалось, впервые наполнились кислородом, и все вокруг стало таким живым: и солнце светило ярче, и простыни стали мягче, и Оливер... и Оливер стал ближе.

- Там, за городом, все вкусное, а знаешь, почему? -я отрицательно покачала головой. - Потому что там все собирается, бережется, перекупается гораздо тяжелее, чем здесь. Там нет заводов и фабрик,  которые стали бы обеспечивать отщепенцев. И знаешь, приз всегда в сотню раз ценнее, если пришлось добывать его кровью и потом.

Волшебное действие шоколада подошло в концу, и как бы мне ни хотелось его продлить, я все же сдержалась и завернула его обратно в фольгу, протягивая Оливеру.

- Нет-нет, Ханна, это тебе, - покачал головой Оливер. - Можешь считать это подарком. Хотя по большей степени это благодарность.