Пустота перемешалась в нем с тихой, грызущей мозг тревогой, испугом, и ком предательски подкатил к горлу. Он сидел на стуле и курил. Думал, думал и думал. Вспоминал все последние события, и тут же сомневался в их действительности. Голова адски болела – обезболивающее не помогло, но теперь ему было наплевать. Хотелось получить ответы на свои вопросы, но их слишком много. Самым важным оставался один – что именно реально, а что – нет?

Адам прошел в спальню, открыл окно, закурил вторую сигарету. Картинка перед глазами и воспоминания слились друг с другом. Все, что связывало его теперь с зыбкой и уходящей из-под ног явью, это тактильные ощущения. Мужчина впился ногтями в подоконник. Где-то на задворках чертогов разума Дженсен цеплялся за всевозможные совпадения, пытался найти объяснение своему поведению, ложным или нет всплывающим фрагментам из памяти. Что теперь реально? Что с ним происходило и что - сейчас?

И пока в голове сбивали друг друга, казалось бы, рой бессвязных мыслей, Адам судорожно пытался найти ответы, которые ему кроме него самого никто не даст.

«Локк не мог быть выписан, он был на допросе почти месяц назад... А если это был не Локк? Отыскать его? Но ни тринадцатого, ни четырнадцатого пациента...»

Слова того парня из больницы внезапно прорезали слух, а после и сознание: «Другой администратор? Здесь нет второго администратора».

«Попробуйте найти меня через полгода», - кричал Такер в его голове. «У тебя галлюцинации?» - сменился голос Локка на Айрис. «Это признаки шизофрении, Адам». Но ярко вспыхнул образ человека, склонившегося над ним. Он лежал на траве, мир темнел, боль раздирала мозг в клочья. Он отключался, но перед ним все еще лицо Рейзена. Лиам говорил ему «во всем виноваты».

«Кто? Кто во всем виноват? Что реально? Но ведь Рейзен умер... Он вскрыл себе вены пружиной из матраса ночью, пока все спали», - опять заговорило нечто тонким голосом Айрис, а потом он снова сменился мужским.

«...выписан три месяца назад».

Закричав и вцепившись в волосы, Дженсен оторвался от окна, но споткнулся и упал. Ударившись о край кровати, потерял сознание.

Адам открыл глаза, но не узнал место, в котором находился. Вокруг цвели деревья, до него не доносились привычные фоновые звуки города, над головой простиралось небо с редкими белыми облаками – кажется, закат. Мужчина поднялся, осмотрелся: это место не походило на парк – оно абсолютно ему незнакомо. Оранжевые лучи лоснились на траве, что привлекло его внимание. Детектив подошел ближе. Странное и совершенно непривычное чувство легкости таяло в груди. Голова пуста – ни единой, изводящей и без того воспаленный разум, мысли. Адам приблизился вплотную: что-то вдалеке мерцало белым и почти эфемерным светом. Сияло, переливаясь, вместе с уходящим солнцем. И внезапно легкость сменилась тяжестью, осознанием не столько неизбежности, сколько безысходности. И казалось, теперь он знает, что делать. Но был ли смысл? Реально ли все вокруг? Нет, показалось. Такого не может быть. Реальность многогранна – только сейчас Адам это понял. Не все, что видим, является ей, равно как и не все, что не видим, действительностью не является. Иногда легче закрыть глаза, забыть, начать сначала – хоть это все равно произойдет – но только не знать, к чему все приведет в итоге. Иногда легче умереть, чем продолжать бороться. Ведь зачем биться из последних сил, если не для чего? Если жизнь не нужна тебе самому? Для чего тогда?

Адам очнувшись. Заныл затылок. Мужчина поднялся и, сев на постель, осторожно прикоснулся к месту, где болело. Пальцы сразу стали влажными и липкими. Не став даже смотреть, Дженсен завалился на кровать и только после услышал надоедливый звонок телефона, валявшегося на полу. Опустил голову на подушку и закрыл глаза. Ему все еще продолжали звонить. Он медленно сполз с кровати, взял гаджет. На экране – три часа ночи. Звонила Мэлроу. Отклонив вызов, детектив увидел двадцать пропущенных от нее. Вскинув на секунду брови, отключил телефон и кинул на кровать.

Психиатрическая больница Приса

Тринадцать человек сидели на стульях. Свет в помещении замигал, и пациенты, насторожившись, переглянулись между собой. Тогда отключилось электричество. Темнота, казалось, заменила зрение – залезла в мозг и начала рисовать перед каждым невыносимыми красками, что ложились крупными мазками страха, боли, сожалений и виной. Открыв через секунду глаза, первой закричала Мэлроу. Свет теперь слепил, заставляя слезы литься еще и от ужаса увиденного. Ноги в луже крови. По обе стороны от нее - лишь подобия того, что могло остаться от ее пациентов. Взгляд Айрис метался от кошмара к кошмару, пока сердце трепыхалось полумертвой птицей в клетке, а ужас неумолимо рос в душе. Дверь распахнулась: на пороге стояли Джером Крейг с Джоном Ламбертом.