Лалиса  — не стриптизёрша, чтобы за спиной не говорили. Она не отдаётся каждому богатому папику за пачку долларов, никогда не обнажается целиком. Для Манобан танец — это искусство, его она готова дарить своим зрителям за вполне символичную плату. Хозяин ночного клуба для особого класса посетителей-эстетов — Хосок платит своим работницам и работникам вполне достаточно, чтобы хватило на новую толстовку, аренду приличной квартиры и посещение ресторанов в свободное время. Лалиса, в принципе, довольна своей жизнью.

Только всё равно вскакивает по не рабочим ночам в холодном поту — чужие жилистые пальцы ощущаются на рёбрах и шее до ужаса реально, сжимаются, задевая уже давно зажившие гематомы и кровоподтёки. Лалисе снова пора к психологу или к лучшей подруге — Джису с бутылкой вина.

Манобан уже не шестнадцать, но она до сих пор — вот уже три года — боится ходить по торговым центрам, выставкам и прочим людным местам. Ей некомфортно, паранойя каждый раз напоминает о себе с новой силой. Тэхён её не особо понимает, но крепче сжимает руку в своей, закрывая плечом от случайных прохожих. Лалиса действительно благодарна ему за всё, что он делает для неё. Ви даже не уговаривает её покинуть работу, только приходит каждый вечер в её смену, заказывая один и тот же коктейль и о чём-то негромко разговаривая с Хосоком. Тот смеётся на весь клуб и называет его «настоящим ценителем искусства». Точнее ценителем Лалисы Манобан, хоть это и одно и тоже.

У Тэхёна сегодня выходной, у Лисы тоже. Они нередко вот так, спокойно, проводят время в его четырёхкомнатной квартире на двадцать первом этаже современной высотке. Голова Ви лежит на коленях Лалисы, на плазме лениво течёт начало какого-то ужастика, а танцовщица медленно перебирает его волосы.

Бирюзовые, часто окрашиваемые волосы Мин Юнги были почему-то гораздо мягче.

Ей было тогда семнадцать, через полгода должно было исполнится восемнадцать. Лалиса была не уверена, что всё-таки исполнится. У неё постоянное недоедание, практически на грани анорексии, хронический недосып и переутомление, пару раз она уже падала в обморок на уроках и переменах в школе. На неё косятся, перешёптываются за спиной, когда Манобан в очередной раз сбегает с последних уроков на подработку. Таких вот подработок у неё уже целых четыре штуки, включая ночную — танцовщицей в местном баре. Только матери становится всё хуже и хуже, а отец закрывается от неё, отталкивает протянутые руки, у него уже новая семья, там нет места ни Лалисе, ни его бывшей жене.

Лиса уже ни во что не верит, но продолжает бороться.

Встреча с Мин Юнги стала её счастливым билетом и проклятьем на всю жизнь. Раньше Лалиса платила за получаемые деньги своим здоровьем, теперь же платила психикой и тоже небольшим количеством здоровья. Ей всё-таки приходиться бросить школу, так и не дождавшись своего совершеннолетия.

Лалиса впервые встречает его в клубе, сразу же обращая внимание на бирюзовые волосы. И только потом на холодный взгляд узких глаз. Он часто курит дорогие, по видимому, сигареты, пьёт виски со льдом и смотрит на неё в упор, не отрываясь. Лисе приходиться исчезать со сцены в два раза быстрее, одежды на ней и так мало, а когда тебя столь напрямую раздевают глазами, становится страшно. Девочки-танцовщицы, её коллеги, рассказывают, что хоть в их работу и не входит оказание услуг особого рода своим клиентам, но всё равно такое случается. Им всем здесь нужны деньги, никто бы не остался здесь просто так, ради удовольствия.

Он начинает приходить чаще, выбирая к качестве своего места столики и диваны с наилучшим обзором на тот танцпол, где обычно выступает именно она. Лалиса танцует прямо напротив, из последних сил отдаваясь своим движениям. За сценой она падает в обморок, едва не сломав ключицу.

Этой ночью её мать впадает в кому. Врачи дают наихудшие прогнозы. Нужны ещё деньги.

В этот раз ей не удаётся сбежать со сцены также быстро, как и в прошлые разы. Её утаскивают на диван за руку, а у Лалисы банально нет сил на то, чтобы оказать сопротивление. Сегодня она снова всю ночь дежурила у постели матери, находившейся в горячечном бреду. От брендового пиджака пахнет дорогим одеколоном и выкуренными ментоловыми сигаретами. От такой едкой смеси у Манобан ещё больше начинает кружиться голова, а ноги в высоких шпильках подкашиваются уже окончательно. Лалиса буквально падает под бок того самого парня с бирюзовыми взлохмаченными волосами.

- Пришло время нам всё-таки познакомиться.

Он подвигает ей разноцветный коктейль, буквально насильно вкладывая бокал ей в руку. Лалиса выпивает машинально, чтобы хоть как-то прийти в себя. Едкий привкус чего-то химического противно горчит на языке, но зато Манобан более менее приходит в себя. Достаточно, чтобы скинуть его руку со своей талии.

— Мин Юнги. Хочу предложить тебе свою помощь, Лалиса Манобан.

— Мне ничего не нужно от вас.

Лалиса подавляет в себе желание спросить откуда он знает её настоящее имя, ведь здесь она выступает под псевдонимом, но понимает насколько глупо и наивно это будет звучать. Мин Юнги явно обеспечен и это ещё мягкая формулировка, так что добыть для него ту информацию, которую он желает вряд ли составляет для него хоть какую-нибудь сложность. Лиса пытается встать или хотя бы подать знак своим коллегам, что здесь её удерживают насильно, но мужчина не даёт ей этого сделать.

— Я так не думаю. У меня есть, что предложить тебе.

— Я не буду с вами спать.

Мин Юнги хмыкает, залпом осушив свой стакан. В словах этой девчонки столько решимости и отвращения, что он сам невольно бы поверил в её отказ, если бы не знал абсолютно все факты из биографии Лалисы Манобан. Он постарался собрать всю информацию на неё.

- Торопишь события, Лиса. Тебе ведь нужны деньги на лечение матери?

— Как?..

— Угадал. Так что ты скажешь, если я полностью оплачу лечение твоей матери?

Лалиса утыкается взглядом в свои колени, обтянутые сетчатыми колготками. Она злится на себя за то, что думает о согласии. Жизнь её матери стоит для неё слишком высоко, гораздо выше собственных интересов. Лиса поднимает голову, нервно поправляет чёлку и смотрит на Мин Юнги, откинувшегося на спинку кожаного дивана.

— Я согласна.

Мужчина лишь дёргает бровью, пряча свою усмешку в бокале с алкоголем.

- Даже не спросишь, на что именно подписалась?

Лалиса и без него знает, что она — дура. Как позже понимает, ещё и мазохистка.

Когда Манобан забирается к нему на колени, Тэхён понимает всё без лишних слов. На ней только его растянутая футболка и кружевные трусики — снимать с неё практически нечего. Ви крепко притягивает к себе Лалису за тонкую талию, буквально прощупывая каждое ребро и каждый позвонок подтянутого тела, кусает в податливо выгнутую шею, хозяйничает свободной рукой между её ног, погружая сразу две фаланги. Лиса выгибается, хватается тонкими пальцами за его плечи. Юнги был жестче, он бил её по заднице не просто нежно, как это делает Тэхён, а со всем низменным садистским удовольствием. Лалиса отвлекается от своих мыслей, когда Ким наклоняется к её губам.

В Тэхёне есть зачатки того, что было в Юнги. Лалисе страшно, хоть поводов у неё и нет. Не из-за того, что он может причинить боль, к этому она как раз-таки успела привыкнуть. Для Мин Юнги она была лишь игрушкой для осуществления всех тех желаний, которые он не мог себе позволить со своей невестой. Потому что любил её, не глупую послушную Лису, готовую на всё ради жизни матери, выносившую всё на своей бледной тонкой коже, а красавицу с узкими проницательными глазами и хрупкостью фарфоровой статуэтки. Лалиса боится, что окажется для Тэхёна такой же — не невестой, не любимой. Она ведь любит его. Правда ведь любит?