Машина подъехала к новостройке. «Короной» обозвали ее застройщики, глядя на форму здания. «Высоткой» называли местные, обделенные фантазией. Я считала дом слишком бетонным.

После того, как помог мне выйти из машины, Владек ни разу на меня не взглянул и ни разу не отпустил руку. Я продолжала семенить за шагающим семимильными шагами мужчиной.

— Доброго ве-ечера, — пропело из-за запотевшего стекла подсобки существо, похожее на иссушенный сморчок.

Владек криво улыбнулся, но шага не сбавил. Меня развеселило удивленно-расстроенное выражение лицо вахтерши, но не стоило смеяться, пока хоть крохотная капля романтики присутствовала в этом беге с ментальными препятствиями.

Как на зло, ни один лифт не спешил открывать двери – все были заняты высотными работами. Не менее странно повел себя и пригласивший в гости Владек: он стоял, продолжая держать меня за руку, и глядел на подмигивающее цифрами табло лифта. Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать...

— Похоже, ты уже успел заработать репутацию «любителя свободных отношений», — без угрозы, но с долей ревности произнесла я. И, похоже, зацепила вопросом.

Вновь лишь приподняв бровь, Владек взглянул на меня. Пришлось пояснять:

— Ты наверняка уже любезничал с вахтершей, а до этого приводил сюда много разных дам, вот она и решила, что ты любитель наваристой ушицы и не побрезгуешь испробовать мелководной трески.

— А ты любитель порыбачить! – со стопроцентной уверенностью отметил Владек, словно открывая во мне новые положительные и приятные для себя моменты. Произнося утверждение, повернулся ко мне всем корпусом, но черту не преступил.

Пришлось помогать. Сжав слегка пальцы и потянув руку на себя, я запрокинула голову и хитро улыбнулась:

— Я профессионал порыбачить...

Сердце ухнуло в пятки, когда Владек сделал шаг вперед. Я невольно отшатнулась и уперлась спиной в стенку. Взгляды порою говорят больше, чем слова. Но сегодня говорили тела. И не было необходимости в дешифровке значений.

Уперев руку в стену у самой головы, Владек целовал меня, все сильнее прижимая телом к стене.

Знакомо звякнул лифт, сообщая о своем прибытии. Из дверей вышли молчаливые люди, но заметив нас, вдруг захихикали, и спешно зашаркали ботинками.

Владек, не желая прерываться, потянул меня к поданной «карете». Спотыкаясь и наступая друг другу на ноги, мы преодолели расстояние от стены до кабинки. Владек, не глядя, ткнул пальцем в кнопки.

Наше жаркое дыхание растекалось матовым пятном на зеркале. Горячие ладони оставляли отпечатки на хромированной поверхности стены.

Я распахнула ворот чужого пальто, расстегнула пуговицы пиджака, добралась до рубашки... Ноги подкосились, когда под пальцами заволновались стальные мышцы живота. От зверского желания содрать с мужчины всю одежду, пальцы скрутило судорогой, а из груди вырвался стон, еще больше усиливая тягу. Поцелуи Владека становились все более грубыми, руки – более бесцеремонными, а дыхание сбивалось, как от ударов в корпус.

Обвивая талию руками, Владек все сильнее прижимал меня к себе, буквально вжимая в тело. Казалось, ребра вот-вот треснут. Но, бог мой, сколь приятной была эта боль...

Не смогла я запомнить, как открылись двери лифта, не отложилось в памяти, как брели по коридору, и уж тем более, как смогли открыть замки на дверях квартиры. Притупившееся чувство восприятия окружающего мира фиксировало лишь крохотные детали: плечам стало легче, когда шуба упала на пол, уставшие в высокой прическе волосы тяжело упали на спину, когда Владек расправился с заколками-невидимками, мягкий свет озарил прихожую, когда рука провела по стене...

Я не могла оторваться от губ Владека. Я исполнила собственное желание и избавила мужчину от излишков одежды. Усадив меня на тумбу и закинув мою ногу себе на бедро, Владек «вслепую» расстегнул молнию на сапоге. Затем, на другом...

Мои пальцы перебирали крохотные пуговки рубашки. Рвануть ткань в стороны, как это делают страстные любовники в пикантных сценах, я не смогла. Прагматичность – жалко дорогую вещь, и отсутствие физической подготовки не позволили опошлить момент. Заодно помогли остыть.

Как ни странно, но Владек отреагировал на мою отстраненность положительно. Продолжая тяжело дышать и глядя прямо в глаза, он сделал шаг назад, оставляя меня в растрепанных чувствах подпирать стену спиной.

Из-за плеча мужчины мне был виден уголок большой картины. В полумраке комнаты светло-бежевый квадрат с перекрещивающимися кольцами коричневых и сиреневых оттенков можно было бы принять за рисунок обоев, и только падающая от угла тень выдавала секрет – на светлой стене висела светлая картина.

Под ступнями обнаружилось нечто мягкое и ворсистое. Ковер... огромный и, действительно, мягкий. Насколько позволяли рассмотреть помещение лунные лучи из окна слева от меня, ковер занимал большую площадь. Возможно, совсем немного большую, чем кровать...

В доли секунды я отметила и картину, и длинный ворс ковра, и сиреневые панели, за которыми скрывался шкаф-купэ, и украшенную елку слева от меня. Доли секунды хватило нам, чтобы отдышаться и вспомнить, что мы не школьники...

Мотнув головой и отбросив волосы за плечо, я подняла руки к вороту, чтобы расстегнуть мешающую дышать пуговку. Платье-чулок не поползло картинно вниз, к сожалению. Поэтому я потянула за рукав, оголяя одно плечо, затем, второе.

Владек смотрел. Свет улицы падал со спины – мне были видны полутени рельефного тела и блеск в мужских глазах. Позади Владека обнаружилась не то кушетка, не то огромный пуфик... Занимая площадь не менее полутора квадратных метров, мягкое бархатное ложе могло служить чем угодно – стулом, столиком, подставкой для ног, удобной опорой для коленно-локтевой позы...

Свернув с тропы эстетического любования на зыбкие пески вожделения, я опустила взгляд на вздымающуюся грудь Владека. Распахнутая, но не сброшенная рубашка, манила и требовала: «Сними меня!»

Виски снова сжало, желание лавой ринулось по венам. Спущенное до талии платье так и осталось свисать рукавами вниз. Позабыв о длинной юбке и о том, что каблуки остались на сапогах, а сапоги – в коридоре, я шагнула к мужчине и тут же потеряла равновесие, запутавшись в ткани.

Вскрик и стремительное позорное падение... взмах руками и звон колокольчиков на пушистых ветках... все смешалось красочным смузи у меня в голове. Но приземление оказалось намного приятнее ожидаемого. Реакция Владека была молниеносной: он успел не только остановить мое падение, не только поймать меня, но и вывернуться так, чтобы оказаться подо мной.

И вот, когда я, лежа на его широкой груди и глядя в умопомрачительной глубины глаза, уверовала в бога любви, за спиной раздался мелодичный серебряный перезвон, оповещающий нас о том, что еще не все окончено. На нас падала елка!

— Ах, ты ж, черт! – вырвалось у меня, окончательно развеивая по ветру романтику свидания. Владек затрясся подо мной в беззвучном смехе. Заразительно так засмеялся... — Я проиграла... — констатировала я сквозь слезы от смеха. – Вызови мне такси, пожалуйста...

Ирка кривила нос, оглядывая меня с ног до головы:

— Ты выглядишь слишком вульгарно.

— Черт! – я решительно дернула за тесемку на воротнике цветастой блузки. – А надо – серенько... скромненько...

— Надень школьную форму! – пришло фундаментальное решение от подруги.

Я прищурила глаза и покачала головой, пытаясь испепелить ее взглядом.

— Давай просто вязанный свитер и рейтузы... нет! – я вспомнила наряды своих некоторых учениц. – Лучше – теплые колготки...

Я выглядела ужасно. По своим меркам. А по меркам оптового рынка – очень даже ничего.

— Если он настоящий джентльмен, — вновь начала ехидничать подруга, вгрызаясь в яблоко, — он заедет с тобой по дороге в какой-то бутик и салон красоты.

— Если он настоящий джентльмен, — перебила я, — он опоздает и посадит нас в ложу. Чтобы никто не видел такого позорища.

Иркина мама, сидя в инвалидном кресле и наблюдая за нами, изредка хихикала и качала головой. Она считала, что все это – блажь в голове. И что все обязательно должно закончиться чьими-то слезами.

Владек не опоздал. Он узнал у моего секретаря адрес понравившейся ему уборщицы и приехал вовремя, и с помощником, и сам спускал Иркину маму со второго этажа.

Рыцарь... что тут скажешь!

В машине Владек уделял максимум внимания моей «маме». Расспрашивал про ее прошлое, про юношеские годы, всячески напоминал, что жизнь прекрасна.

В театре для нас, действительно, была забронирована ложа. Сидя в первом ряду, я все время дергала себя за ухо: оно горело от взгляда сидящего за спиной по диагонали от меня Владека. Однако вскоре, будучи натурой увлеченной, я полностью погрузилась в созерцание прекрасного и напрочь забыла о горящей огнем части тела.

В антракте к нам был приглашен старожил театра, который рассказал крайне интересные детали из истории здания. Про личную и закулисную жизнь артистов хранитель знаний предпочел умолчать.

Я говорила мало. В силу того, что иногда лучше жевать, чем говорить. Да и простушка «Аня» не должна была «звучать» высокопарно.

К сожалению, приключение прошлой ночи оставило свой незримый окружающим след на моем восприятии мужчины. Я смотрела на него сквозь призму чужого вожделения, сквозь дурман неудовлетворенного желания, и каждый раз встречаясь с ним взглядом, заставляла себя думать не о расстегнутых мелких пуговках, а о вульгарной шифоновой блузке, обнаруженной в гардеробе подруги. С подобными мыслями взгляд становился пустым, и создавалось впечатление моей легкой рассеянности.

— Вас угостить шампанским? – спросил Владек, когда мы вышли в фойе, оставив маму и интересные факты из истории театра.

Я отрицательно покачала головой и опустила взгляд. Руки сами потянулись к катышкам на широкой резинке свитера...

— Возможно, вам хотелось бы чего-то другого?

Вопрос всколыхнул воспоминания, заставляя щеки заалеть. Волнение не осталось незамеченным. Владек подошел, нарушив мое личное пространство, и заставив меня отойти назад.

— В ресторане напротив готовят нежнейший десерт с запахом ванили и вкусом райской амброзии, — устремляя взгляд мне за спину – в окно – Владек делал шаг, загоняя меня в ловушку: позади – стена и окна, слева – огромная, в несколько этажей елка. – Повар настолько талантлив, что превращает обычное угощение в пищу богов...

Он наступал, улащивая, подстилая мне под ноги красную дорожку, с которой не хотелось сходить. Его взгляд, словно случайно, скользя, касался открытых частей тела, заставляя сердце замирать. Он хотел меня! Он хотел ее! Он хотел, и я каждой клеточкой тела ощущала это желание...

Но я была зла! Расстроена и опустошена... Он хотел вчера меня настоящую. А сегодня – меня, но в резиновых перчатках и клетчатой фланелевой рубашке... Стиснув зубы и скривившись от боли, я отступала в «кусты». Елочные игрушки предупредительно стучались друг об друга, острые иголки, казавшиеся издалека мягкими, проткнули шерстяное плетение и теперь нещадно царапали кожу. Даже сквозь нательное белье.

Меня спас звонок. Не телефонный... Зрителей приглашали вернуться в зал.

Не знаю, для чего было разыграно это показательное выступление в антракте, но все оставшееся время от начала второго акта и до приезда под дом, Владек вел себя образцово прилично, сыпал шутками и уделял ровно одинаковое количество внимания, как мне, так и «маме».

На прощанье Владек поцеловал дамам руки, ни на секунду не задержав мои пальцы в своей руке. Страстного желания я более не испытывала. И не чувствовала.

— Что-то случилось... — я сидела за столом на кухне подруги и, хмурясь, пыталась проанализировать поведение мужчины.

— А может, наоборот, ничего не случилось? – сидящая напротив Ирка выдвинула свою версию.

— А что должно было случиться?

— Ну, елка не упала, — отводя взгляд к потолку, уколола меня подруга.

— Была бы подушка...

Не заканчивать предложения я научилась у своей приятельницы.