Вдох. Скрежет зубов. Снова в пропасть. Тьма тонкими извивающимися червями забирается под кожу, желая заполнить собой вены. Выдох. Хлюпанье где-то в глотке. Вместе с воздухом сквозь приоткрытые пухлые губы сочится кровь, темно-алым потоком желая смыть пустоту, что заполняет собой всё пространство вокруг. Жарко.

Слишком жарко. Так будто внутри каждую минуту взрывается новое солнце. И откуда их столько во мне? Этих солнц? Взять бы солнце и как яблоко надкусить. Каков его вкус? Оплавятся ли губы? Что я увижу внутри него? Яркий свет? А может своё отражение? Псих.

Вдох. Выдох. Короткий стон. Уже давно на коленях, упершись лбом в ночь. Новый взрыв в сердце. Кусаю губы, отчего во рту еще больше противной липкой жижи. До боли сжав ярость в ладони, молю о дожде. Бесполезно. Гнев, отчаяние, боль. Повсюду боль. Не моя, а того, чью фигуру скрывает ночь. Темно. Даже в сознании по цепочке перегорают последние лампочки. Ну и пусть. Так даже лучше. Не видно обид.

Плеск. Удар грудью о воду. С тихим шипением плавится пустота. А одиночество камнем на шее тянет ко дну. Ко дну, где кольями встали тоска и печаль, ожидая новую жертву. Хватаю левой рукой правую, сковав пальцами запястье. Всё хорошо. Даже сейчас я должен быть в порядке.

Небо. Его всё еще видно там, за толщей пролитых слёз. И бледное солнце. Словно выцветший воздушный шарик, застрявший в густых облаках. Оно уже не внутри, не обжигает и даже не греет.

Холодно. Колют пятки ледяные осколки звёзд. И до разбивающих вдребезги разум волн не хватает огня. Огня, что мгновением ранее так безжалостно обжигал сердце, изъедал плоть. И хочется кричать. Кричать до боли в горле, до спазмов рвущих связки, до хрипов и сипения. Но голоса нет, тихо.

В одиночестве всегда так. Всегда тихо. Чужая тоска просто душит, не давая дышать. Заставляя думать лишь о вкусе собственного сердца. Сердца, в котором звенит пустота.

Удар. Короткий вскрик. Предательство тонким лезвием вспарывает вены на висках. Загоняет иголки под ногти и вдыхает в легкие густой сигаретный дым с поцелуем. Молча, закрываю глаза. Надоело.

Сейчас бы коснуться хоть кончиком пальца луны, что прячется в тени солнца. Стало бы легче.

Противно. Морщусь, недовольно сведя брови. Серый песок заполняет желудок, погребая под собой остатки души. Души? Не жалко. К чему такая роскошь? Она бесполезна. От нее остался лишь перегной, тонким слоем соли, лежащий на дне. Она сдалась. Ушла в забытье, оставив меня одного на съедение чужой боли.