Кай лишь нервно хохотнул, молча поднялся и направился к «жуку», пошатываясь, будто пьяный на ходу.

Эмили поспешила за ним. Ни одна медитация не могла подготовить ее к такому. Даже бог, которому она не переставала молиться в минуты слабости и горестей, отвернулся от нее, но Он обязательно все простит, надо только верить.

Кай пытался открыть дверцу машины, но из-за пары нервных подергиваний за ручку ничего не вышло и он со всей дури ударил ногой по колесу. Он ударил еще раз и бил до тех пор, пока не упал на колени и не зарыдал, держась за голову. Засушенные ромашки разлетелись в разные стороны и запорхали как маленькие мотыльки.

Эмили остановилась в паре метров от него, не зная, что делать, она лишь прижала руки ко рту. Сердце неистово стучало, мысли путались в голове.

- Кай, – тихо позвала Эмили, боясь подойти ближе. – Милый.

- Как? - простонал он.

- Ну... как бы тебе объяснить, ты, просто, не всегда вовремя...

- Да еб твою мать, я знаю как! - прокричал парень. – Почему? Ты... ты уверена?

Он умоляюще взглянул на нее.

Конечно, она была уверена! Если ее стало вдруг воротить от любимых овощей, да к тому же эта утренняя изжога и грудь - как два надутых шарика.

- Кай, - прошептала она, пытаясь не плакать. – Кай, все ведь будет хорошо...

- Да нихуя теперь не будет! Что хорошего? Что нам делать?

Она не предприняла никаких попыток продолжить разговор, хотя хотела напомнить, что в зачатии ребенка участвуют двое. И раз уж получилось, то не надо выяснять как, а надо, что-то с этим делать, но Эмили оставила его около машины, а сама постаралась уйти как можно быстрее. В таком состоянии любимый опасен.

- И ****уй, - кричал парень ей вслед.

Ей вообще хотелось убежать, принять самостоятельное решение в своей жизни. Сначала идти все быстрее и быстрее, с каждым новым шагом ускоряться, а потом и вовсе перейти на бег, пока ноги сами не откажут, пока не перехватит дыхание, а щеки будут полыхать огнем. Эмили хотелось упасть на траву и заснуть самым глубоким сном в ее жизни, возможно даже навсегда, чтобы наконец прекратить это глупую игру на выживание.

"Не-на-ви-жу", - шептала она, силясь не зарыдать. Не понятно, что ее останавливало и как раз таки сейчас, можно было дать волю чувствам.

Но тем не менее оба были связаны навечно тем самым браслетом с нецке Хотэем, богом счастья. Этот толстый пьяница никакого счастья не приносил, у Кая так вообще он раскрошился, осталась висеть только улыбающаяся лысая голова. Эмили, напротив, берегла своего Хотэя, хоть и не верила ни одному его обещанию, но не переставала гладить пузо смеющегося божества, так что там появилась вмятина. Видно этот символ удачи не работал, а такое роскошество как кроличья лапка, она просто не могла себе позволить.

Она бы шла еще...

До конца...

...и ушла бы в закат, вместе с появляющимися титрами, как однажды видела в кино. Это была бы лучшая развязка ее страданий, просто снять иглу с пластинки и только слышать шипение проигрывателя.

Она вернулась ближе к вечеру. К ее разочарованию Кай дожидался Эмили возле костра. Он сидел в своей любимой позе, обняв колени и неотрывно смотрел на пламя.

- Знаешь, - сказал он, не обращая внимания на ее присутствие, но тем не менее обращаясь к Эмили. - Когда мне было пятнадцать у меня умер отец. А знаешь как он сдох? Он был ничтожеством! Всякий раз, когда он возвращался домой с очередной попойки в баре всегда бил меня и сестру. И мать! Я как сейчас помню его рожу. Я его ненавидел и ненавижу до сих пор. Однажды он сломал мне руку и приехала полиция. Я часто видел полицейских у себя дома и думал, что обязательно стану полицейским. Но им всегда было плевать, что происходит в малоимущих семьях. Потому что мы как нарост дерьма на лице общества. Понимаешь?

- Зачем...

- Заткнись и слушай, - Кай поднял на нее взгляд. - Он душил меня... Нормальные отцы, если хотят наказать ребенка шлепают по попе ремнем и ставят в угол, а этот сукин сын, снимал ремень и душил меня им, а потом трахал мою мать. Она всегда спасала меня, ложась под него как дешевая тряпка... отвлекала.

На его глазах выступили слезы и свет от костра заставлял маленькие капельки сиять. Кай был по-своему красив.

- Он трахал мою сестру. И даже меня... И это могло бы продолжаться бесконечно, если бы однажды он не напился до такой степени, что не захлебнулся в рвоте. Он захлебнулся в рвоте! Представляешь? Какая смерть еще могла быть у гниды? Но мама его любила и души в нем не чаяла. Она любила это дерьмо. Знаешь! Мы люди - мы цветы. Мы тянемся к солнцу, а жрем всякое гавно, всякий навоз, удобряемся.

- Кай!

- Я не закончил.

Только сейчас Эмили заметила, что он пьян. Он пьян настолько, что по ее телу пробежали мурашки.

- Замолчи! - рявкнул он.

Девушка вздохнула, вспоминая ту самую бутылку виски, которую они хранили до лучших времен. Лучшие времена еще не настали.

- Я сын шлюхи и старого уебана алкаша. Я брат шлюхи. Я сам... и ты это знаешь... ты же это прекрасно, ****ь, знаешь.

- Прошу тебя, - простонала Эмили. - Кай, пожалуйста.

Он зарыдал, постоянно протирая глаза.

- Макс, - прошептал Кай.