Несмотря на то, что реклама, в которой снялась Майя, была показана глубокой ночью, в самое дешевое эфирное время, ролик увидели несколько сотен тысяч жителей Мегаполиса, следивших за прямой трансляцией с улиц промышленного района.

Беспорядки начались вечером, когда после убийства военными десятилетней девочки толпа бунтовщиков хлынула к оцепленному зданию недостроенного бизнес-центра, названного «Убежищем»; бушующий океан смел возведенные кордоны, и на головы стражей правопорядка обрушился дождь из камней, кусков асфальта и зажигательных смесей. Мороз погасил фонари, и под прикрытием темноты жители соседних районов безнаказанно поджигали автомобили, грабили аптеки и магазины. Из-за массовых протестов в Мегаполисе объявили чрезвычайное положение и ввели комендантский час; город охватило волнение, готовое в любой момент превратиться в панику. Зрители примерзли к экранам телевизоров, и все рекорды по рейтингам были побиты. Напряжение достигло пика, когда на вершине оцепленной многоэтажки было замечено движение: группа молодых людей установила усилители на крыше, зажгла сигнальные огни и развернула плакаты с провокационными надписями.

Внимание было привлечено. Вскоре в свете прожекторов и в фокусе телекамер появился Юн - юноша с гитарой в руках и с татуировкой паука на лице; он закричал в микрофон, и по музыкантам открыли огонь. Трансляция была прервана. Первый рекламный ролик, который увидели затаившие дыхание зрители, - был ролик Майи, и о никому не известной марке духов в одно мгновение узнали тысячи людей.

К утру беспорядки в промышленном районе были подавлены, вещание было возобновлено, и меланхоличный диктор объявил о начавшемся штурме здания бизнес-центра и зачистке близлежащих территорий. «Почувствуй тепло этой зимой!»

Перед рассветом Майе позвонили из агентства и объявили, что ей больше не нужно ходить на кастинги, так как ей поступило сразу несколько предложений на участие в съемках, в том числе и в телевизионном сериале. Дружелюбный женский голос озвучил адрес и время.

- Никаких «особых требований», - добавил голос. - Это не кастинг, личная встреча с продюсером. Он хочет вас посмотреть.

Майе стало неприятно от этих слов.

- Могу ли я подумать? - спросила она.

Несколько секунд Майя слушала тихое шуршание на другом конце провода.

- Срок действия вашего договора истекает через год, но если вы хотите обсудить условия его расторжения, вам следует подъехать к нам в офис и написать заявление, которое будет рассмотрено в течение трех календарных месяцев с момента его подачи, но не ранее, чем взойдут две полных луны; или вы можете отправить запрос по почте, и если мы его получим до ночи празднования первого майского дня, то девять мужей соберут хворост с девяти разных деревьев и разожгут костер на горе в память об уходящей зиме - это просто формальность, плановая процедура; да, и разумеется, принесут в жертву овцу, - тогда вы сможете предать пламени руны, и будете очищены и освобождены от обязательств в священном дыме...

«Как странно, что у них остался мой телефонный номер, - подумала Майя, положив трубку. - Я заключила сделку с демонами. И теперь я у них на крючке: мое лицо, пойманное в портфолио, будет вечность храниться у них на сайте, как хрустальный графин с моей проданной душой; мой нестареющий, но все же уродливый портрет на чердаке, где у меня такая фальшивая улыбка, такие лживые и пустые глаза».

Встреча с продюсером была назначена на шесть часов вечера. Перед выходом Майя не накрасилась, не надела каблуков, не накрасила ногтей, обломанных после рытья могил для котов на пустыре, и взяла с витрины самое большое кроваво-красное яблоко в карамели. «Это мой маленький личный протест», - сказала она себе, и от этого ей стало немного легче.

Уже оттаяли фонари, уборочная техника выползла на магистрали, печальные дворники скребли асфальт во дворах. На туманной улице пахло жженой резиной, приторным, сладким запахом горящего человеческого жира; по небу плыли облака, медленные и безразличные; у покосившегося дорожного знака вороны отпугивали голубей от бордового месива, напоминавшего скрученную мокрую тряпку с темно-зеленой гнилостной венозной сетью; сказка черная, как смоль, и повсюду грязь, грязь, грязь - и спокойствие, как молчаливое напоминание, как памятник случившегося этой ночью.

Sanjou oou fujouri ni omoeta warau aozora(1)

Сначала Майя слизала весь сахарный сироп, а потом вонзилась зубами в холодный кислый плод, отчего у нее чуть не свело челюсть. На железном мосту она нашла гильзу, подобрала ее и положила себе в карман. «Если ничего не выгорит, и я вернусь домой - туман там такой же вязкий, как сегодня утром! - то подарю гильзу брату, этому мелкому паршивцу, - подумала Майя и вдруг замерла. - Я впервые назвала неподвижный город своим «домом», как странно!» Майя уже не могла сказать наверняка, рада ли она тому, что получила второй шанс остаться в Мегаполисе. Она все еще мечтала о том далеком, обещанном ей чуде, о праздничной мишуре и двухцветном коктейле с запахом какого-то экзотического фрукта, но чем дольше она жила в столице, тем меньше доверяла ее зыбким обещаниям. Недалеко от станции в подошву ей вонзился осколок битого стекла, и Майе пришлось остановиться, чтобы вытащить его. Она порвала вязаную перчатку Иды и опоздала на свой поезд.

Майя приехала в съемочный павильон, напоминающий промышленный объект, к половине седьмого. Шли съемки, и вокруг царил настоящий хаос: мимо Майи пронеслись парни с реквизитом, Майя отшатнулась и задела ногой какой-то кабель, едва не упала; высокий бородатый человек, ползающий по полу, хмуро посмотрел на нее и что-то пробормотал. Майя не успела испугаться - ее тут же подхватил под руку и унес за собой в аппаратную некто, назвавшийся ассистентом режиссера. В темной маленькой комнатке, заваленной техникой, он усадил девушку на стул и попросил подождать, а сам выскочил на площадку, закрыл за собой дверь. Майя уставилась на толстого потного человечка со смешными усами, сидевшего перед ней и уткнувшегося в мониторы. Человечек отдавал какие-то неясные указания операторам по рации.

Когда съемки сцены закончились, в комнате появился режиссер - чуть сгорбленная седая тень с умными глазами и большим вороньим клювом; вслед за ним вошел мужчина в строгом костюме, но без галстука и с фамильярно расстегнутыми верхними пуговицами; грудь у него была волосатая, а голова наоборот гладко выбрита; он не выпускал мобильника из рук. Майя догадалась, что это был тот самый продюсер, что назначил ей встречу. «Началось», - почему-то подумала Майя, когда он улыбнулся ей и прислонился к стене напротив, потому что в комнатке не было больше стульев.

- Роль эпизодическая, семь реплик, пятнадцать рабочих часов, - сонно говорил человек с вороньим клювом, застывший на пороге. - Все это ночное действо случилось очень не вовремя, а у нас график горит; вы замените одну актрису, не волнуйтесь, вы должны радоваться, вы подходите нам по типажу. Все довольно просто, ничего сверхъестественного. Сыграете мимолетное увлечение главного героя, как вам? Вы будете брошены - но как красиво! Пара крупных планов, никакого смеха и никаких слез, ничего этого от вас не потребуется; играете только лицом, стоите красиво, лопатки к стене; не смотрите в камеру и - грустно улыбаетесь. У вас красивая фраза в конце: «Не стоит просить прощения, мне довольно того, что нам было хорошо вместе». Прямо перед титрами, добротный сценарий, крепкий; домохозяйки будут рыдать, разумеется, а актрисы - завидовать, захотят выклевать вам глаза за такой дебют. Что скажете?

- Мимолетное увлечение... - медленно повторила Майя, будто пытаясь докопаться до смысла этих странных слов.

- Я уверен, вы справитесь! - громко сказал «Бритая голова»; странная, фальшивая нотка прозвучала в этом голосе. - Как только я увидел вас по телевизору - этот страстный поцелуй! - я сразу понял, что это ваша роль!

Начальник засмеялся, и морщины выступили на его гладком лбу. Мобильный телефон в руке зазвонил, и он направился к двери. Режиссер подвинулся в сторону.

- Соглашайтесь, нельзя упускать такой шанс, - бросил лысый продюсер; он остановился в дверях и посмотрел девушке в глаза. - Изящная роль, чистый аффинаж(2)!

Затем «Бритая голова» повернулся к «Вороньему клюву» и, положив руку ему на плечо, сказал, не дожидаясь ответа Майи:

- Утверждайте ее, здесь не о чем думать. Разберитесь с бумагами и дайте ей сценарий, пусть учит. Когда съемки ее сцен?

Телефон продолжал звонить. Майю раздражала эта громкая вульгарная мелодия.

- В четверг и в пятницу, - ответил «Вороний клюв», ткнув пальцем в распечатанный график, висевший на стене в углу, будто все уже было решено. - Если уложимся в план.

- Вот и отлично - значит, работаем.

«Бритая голова» кивнул и, подняв наконец трубку, вышел из аппаратной, оставив в воздухе резкий запах одеколона.

- Не хмурься, - посоветовал Майе режиссер, - начинай вживаться в роль - улыбнись.

Вернувшись в кондитерскую, Майя заперлась в своей комнате под восклицательным знаком и начала читать сценарий. Сериал, в котором ей предстояло играть, назывался «Моя прекрасная двойная жизнь» - это была ситуационная комедия о похождениях удачливого и беззаботного героя-любовника, постоянно попадающего в переплет из-за собственных поступков.

Подрабатывая по вечерам игрой на пианино в дорогих ресторанах, музыкант, главный герой сериала, словно хищник в засаде, искал себе пару на ночь из присутствующих в зале богатых вдов, неудовлетворенных или скучающих жен и брошенок. Предпочтение отдавалось последним - их он вычислял по выбору самого дальнего столика под тусклой лампой, по подтекшей туши и по горе из опустошенных коктейльных стаканчиков на мокрой от пролитого алкоголя скатерти. Лениво отыграв всего несколько композиций, чем постоянно раздражал управляющего с видом змеи, каждый раз грозившегося доложить обо всем директору, Айван - так звали главного героя - непременно подсаживался за столик к очередной разбитой девице в своем безупречном костюме и легкой улыбкой, заводил светскую беседу; в зависимости от жертвы выдумывал себе интересную «жизнь», представляясь то эксцентричным миллионером, то бедным, но дьявольски одаренным художником, то взбунтовавшимся принцем, сбежавшим из экзотической банановой республики или задыхающейся в крови восточноевропейской державы от давления диктатора-отца; и всякий раз - он неизменно подмигивал управляющему-змее, кипевшему от злости в углу; потом поднимался со стула, подавая даме руку, и провожал ее до дома. Разъяренный управляющий звонил хозяину ресторана, по какой-то неизвестной причине симпатизирующему Айвану, и пересказывал его очередную любовную историю. Тот с интересом выслушивал сбивчивую речь управляющего, а потом с улыбкой выдавал свою коронную фразу: «Ох уж этот Айван!» И всякий раз герою, запутавшемуся под конец серии в паутине собственной лжи, все непременно сходило с рук, и он ничему не учился.

«Это полная противоположность идеи «Королевства Розового Единорога», - думала Майя, лежа на кровати и уставившись в потолок, бормоча свои реплики. - В том мультике в конце серии злодей бы обязательно раскаялся».

У Айвана был женатый лучший друг, с которым он обычно встречался в баре, чтобы посмотреть матч, и Айван охотно, не без гордости, рассказывал безымянному другу о своих похождениях; а тот только качал головой и признавался, что завидует такой беззаботной жизни. Но каждый раз звонил телефон, и друг с выглаженной рубашкой и намечавшимся животом спешил домой к своей единственной любви, которую он встретил еще в школе, к теплу и сытному ужину, оставляя главного героя в одиночестве - склонившегося над стаканом в раздумьях. И в самом конце каждой серии - перед самыми титрами - на протяжении шести полных сезонов и одного полнометражного фильма Айван - последний посетитель подвального бара - поднимал голову и с грустной улыбкой смотрел в окно на молчаливую улицу и мечтал, разумеется, о том, что однажды тоже встретит девушку, что его изменит; мечтал о пошлом и достижимом только в мутной экранной ряби - Чувстве. После этого экран уходил в затемнение, и домохозяйки Мегаполиса бежали в супермаркеты, чтобы пополнить запасы бумажных полотенец.

Дочитав сценарий, Майя бросила его в дальний пыльный угол и, взяв в руки гитару, обняв ее, прижала ноги к груди и отвернулась к стенке; она накрылась одеялом с головой, обняла гриф и коснулась щекой холодных струн. «До чего же отвратительная писанина!» Ей вдруг захотелось сбежать подальше от пошлости окружающего мира, исчезнуть вместе со всеми доказательствами своего существования в нежно-розовом свете заоконной вывески - все что угодно, лишь бы не вставать больше с этой постели и не видеть дневного света.

- Так что ты намерена делать? - спрашивала Ида за ужином.

- Не знаю, - отвечала Майя, копаясь вилкой в фруктовом салате. - Убегу в самую далекую пустошь, накроюсь инеем в овраге и умру. Или доберусь до побережья, до далеких туманных фьордов, закрою глаза, расставлю руки и метнусь в черную пучину с головой.

- В чем же разница?

- Исход один. - Майя качнула головой. - Только сцены разные. Просто я еще не определилась, где лучше поставить виселицу.

- По-моему, отказаться ты всегда успеешь, - говорила Ида. - Или сериалы тоже снимают на морозе?

- Нет, в павильоне.

- Тогда в чем же дело, неужели все настолько плохо?

- Да, Ида, все очень плохо! Я связана опрометчиво поставленной подписью по рукам и ногам; должна играть официантку-провинциалку, пустышку, влюбившуюся в недалекого, самовлюбленного болвана, неспособного удержать член в штанах!

Ида рассмеялась.

- Это, должно быть, забавный опыт!

- Ни капли. Я не хочу быть куклой, незапоминающейся тенью, глупой улыбкой и щекой, которую целуют; я не хочу быть узором - миловидным, но незначительным мазком яркой краски, мелькающим на экране пятном; нет, я хочу чего-то настоящего, стоящего и честного - пусть не великого, но важного; хочу стать частью чьей-то мозаики - маленькой, но завершенной, самой последней, ее заключительной деталью, без которой бы не сложилось полной картины.

Ида слушала Майю, и пальцы ее дрожали на чашке с отломанной ручкой. В сторону окраины убегал последний поезд, и столы тряслись, танцевали странные ритуальные танцы на своих скулящих ножках. Кто-то, должно быть, сидел теперь у окна в той электричке, уставший и седой, заплутавший в своих мыслях, потерянно уставившись в быстро сменяющийся пейзаж за окном...

- Все хотят быть частью чего-то важного, - сказала Ида, подняв на Майю глаза. - Хочешь стать незаменимой - покажи, чего ты стоишь. Возьми эту роль, примерь ее на себя, ведь ты и сама работаешь официанткой, ты сама родом из провинции! Так оно и есть, но что же с того? Я знаю, ты способна сломать рамки стереотипов, кто же еще? Так заставь их увидеть свою душу, свою боль; вырви из груди свое сердце, и пусть рвется наружу тот кровавый гейзер, что спит у тебя внутри! Не сдавайся так просто, у тебя есть шанс - семь реплик и пятнадцать часов, Майя... Это не так уж и много, но и не так уж мало, чтобы показать себя настоящую. У меня ведь не было и того.

Майя смущенно опустила глаза. Поезд уже умчался прочь, но в ее чашке все еще бушевала буря; чайные волны бились о битые керамические склоны, не в силах преодолеть преграду и вырваться наружу - на мятую белую скатерть. «Каждый из нас - маленький остров, окруженный водой со всех сторон, но не осушить этого моря, сколько ни пей, - думала Майя. - А может быть, все совсем наоборот - тогда мы глубокие колодцы, пойманные в каменные стены, из которых только черпают - до самого дна, пока не осушат; и ни капли не доливают. Но какой же во всем этом смысл? Должен ведь быть смысл, обязан быть».

- Хорошо, Ида, ты права, - тихо сказала Майя. - Я постараюсь, не буду себя жалеть.

- Вот и молодец! - Ида широко улыбнулась и положила руку ей на плечо. - Покажи им всем!

Той ночью Майя обрила себя наголо. Выбросила в окно свои черные вьющиеся волосы, словно Рапунцель, решившая сжечь за собой все мосты. Она села у окна, покусывая незажженную сигарету, поставив ноги на подоконник рядом с засохшей геранью, и долго смотрела, как по белому снегу под розовой вывеской бегают черные пауки из ее локонов. «Добрый вечер, сегодня я буду вашим официантом! Что будете заказывать? - повторяла Майя заученный текст, репетировала улыбку. - Ах, вы хотите знать, во сколько я заканчиваю работать?.. В двенадцать... Вам интересно, чем я занята после этого? Кажется, я ничем не занята... Вот как, вы правда думаете, что у меня красивые волосы? Честное слово, вы меня смущаете!»

__________

(1) И голубое небо кажется абсурдным, скрывающим страшную картину [яп.]; The Gazette - The Invisible Wall

(2) Аффинаж (фр. affinage, от affiner - «очищать») - металлургический процесс получения высокочистых благородных металлов путём отделения от них загрязняющих примесей.