Пропуск четвёртого уровня позволял Дилану делать что угодно. Ну, почти, что угодно. Некоторые предельно секретные объекты или проекты были открыты только для избранных, только для владельцев СИД-карт пятого уровня. Кстати, эти до невозможности безопасные карты придумал не кто иной как Ливай Леветера, убедив всех заядлых скептиков, что лучше них ничего быть не может и в ближайшем будущем не будет. В период прогресса, когда подделать любую человеческую фактуру возможно на раз-два, будь то отпечаток пальца, голос или сетчатка глаза, Дилан сильно сомневался, что именно карты спасут корпорацию от нежелательных проникновений. Система индивидуального доступа — СИД работала по многогранному и довольно сложному принципу. Во-первых, сидка (общепринятое в «Нервусе» сокращение СИД-карт) работала только в руках своего хозяина — по отпечаткам, а ещё, к тому же, считывала пульс, в любой момент могла потребовать голосовое подтверждение и в случае чего временно заблокироваться, если вдруг уловила бы подозрительные изменения со стороны своего владельца. Даже если подделать отпечаток, то умный искусственный интеллект сидки сможет это распознать. Дело крылось в том, что практически таинственным образом карта по ороговевшим участкам кожи производила ДНК-тест, во что многие сначала не поверили, пока лично не испробовали новомодное изобретение. Разумеется, такой невероятный пропуск захотели если не все, то большая часть различных фирм и компаний, способных его купить. Но Ласс Шейн строго-настрого запретил Ливаю продавать другим инновационную систему безопасности, ведь он всегда был крайне дальновидным и осмотрительным. Любую технологию со временем можно обойти, и чем больше людей будет ей обладать, тем быстрее кто-нибудь сможет придумать, как с ней бороться. Наверное, только благодаря этому систему таких чудесных пропусков ещё не взломали. Что ж, Дилану приходилось признавать: его отец идеальный лидер, лучший среди лучших. Ничего удивительного, что своего сына он хотел видеть таким же.

В некоторой растерянности Дилан стоял перед стальной дверью палаты «0025» с замутнённым прямоугольным окошком и в одной руке болтал СИД-карту, а в другой держал небольшую бутыль яблочного бренди. Он выпил недостаточно, чтобы успокоиться, но делать больше глотков тоже не спешил. Сидка может не сработать, поэтому Дилан сделал глубокий вдох и заставил бушующую внутри яркость поутихнуть.

Он приложил прозрачную, пронизанную микросхемами карту к сканеру и тот тихо пиликнул, затем послышался щелчок двери, которая вежливо отъехала вбок.

В широком проеме показалась настороженная девушка с немного потрепанными каштановыми волосами — она не ждала гостей в столь поздний час. Темную размытую фигуру Каллисто заметила через окошко, оттого и сразу подскочила к двери. Обычно никто из врачей после шести вечера к пациентам не заходил, и ей стало любопытно, что за гость топтался у палаты, с минуту не решаясь зайти.

— Дилан? — похлопала глазами Каллисто, опустив напряжённый взгляд на бутылку, которую он держал в руке. — Что ты тут делаешь?

— Пришел позвать тебя прогуляться, — с легкой и утомлённой ухмылкой доложил Дилан. — Ты, кажется, в этом году ещё не видела снег.

— Верно, не видела... — неуверенно согласилась она. — А бутылка обязательно? Ты должен знать: я на дух не переношу пьяных людей.

— Ах, бутылка, — опомнился Дилан. — Я и забыл про неё! Прости, но да, мне захотелось немного выпить. Я трезв, честно-честно.

Каллисто мило улыбнулась и не поверила его словам, потому что уровень алкоголя в наполовину пустой склянке говорил совершенно о другом. Может, Дилан и был пьян, однако это не отбило желания его выслушать.

— Что-то случилось?

— Нет, нет, — отмахнулся он. — Ничего нового, в общем-то. Так как тебе предложение?

— Ну, это отличное предложение... — Каллисто подошла поближе к Дилану и осторожно прикоснулась к его щеке пальцами. — Только мне кажется, что ты не в порядке. Я впервые вижу тебя столь подавленным. Твоё лицо изменилось — не такое живое, как обычно.

Дилан слегка повёл плечами и поднял взор кверху, посмотрев на угол дверного проема.

— Нам лучше свести телесные контакты к минимуму, пока во мне алкоголь, а в твоей палате кровать. Знаешь, если бы не камеры...

— Я поняла, — тут же одернула руку Каллисто. — Можешь не продолжать.

Равнодушно и безжалостно Дилан швырнул бутылку на белый мрамор, но она оказалась крепким орешком — не разбилась, зато спиртное потекло из горлышка, и по полу стремительно разрослась лужица.

— Идём, конфетка.

С возмущённой физиономией Каллисто осталась стоять на месте, глядя Дилану вслед. А ещё более дешевого словечка он подобрать не мог?

— Конфетка? Ужас какой! — Каллисто с отвращением поморщилась. — Ничего омерзительнее я ещё в жизни не слышала!

— Правда? — с иронией в голосе спросил Дилан, разворачиваясь к девушке. — Давай тогда по фруктам пройдёмся. Апельсинка, как тебе? Или можно по тем же конфеткам уточнить... Барбариска, к примеру. Ириска?

— Лучше перестань, — сдерживая смех, попросила Каллисто.

Тепло улыбнувшись, Дилан устремился вдоль коридора с вереницей стальных дверей, за которыми скрывались чистые и удобные палаты с пациентами, страдающими самыми разными психическими заболеваниями. Все здесь, как правило, были тихими и покладистыми (за исключением редких случаев), для буйных и предельно опасных отдельно существовал некий «Тюремный сектор», где условия считались далеко не такими люксовыми, да и врачебный подход там был куда жёстче...

Каллисто пошла за Диланом, чувствуя себя крайне неловко. Вне всяких сомнений, ей очень хотелось идти за ним хоть на край света, но она не была полностью уверена, что он отдавал отчёт своим действиям точно так же, как и раньше. Дилан не выглядел в мякиш опьянявшим, однако в нем изменилось многое. Голос стал грубее, взгляд острее. Каллисто догадывалась: наверное, его отец снова что-то сотворил — что-то, покоробившее даже такого сильного и отходчивого человека, как Дилан. За время их двухмесячного знакомства Каллисто успешно успела выделить в нем эти достойные качества, а так же она поняла, что его характер идеально сочетался с ее странноватой натурой, любящей, к тому же, говорить прямо и нередко бездумно. Такое далеко не каждому понравится, но Дилану словно бы было все равно. В том-то и дело — он замуровался в кирпичной стене, оградился ото всех. Иногда Каллисто казалось, что Дилану и вправду было важно то, что она говорит, а порой, ей приходилось отчетливо видеть, как он пропускал слова мимо ушей, будто вовсе не слушая. Пока Каллисто не разобралась до конца, она не знала, каким интересом приходилась для Дилана: исключительно физическим — возможно, но нерационально, если вспомнить, кто он и какие возможности у него есть; по-романтичному платоническим — да, вероятнее всего. В таком случае, напрашивался вопрос, ответа на который Каллисто никак не могла отыскать. Почему Дилан считает, что девочка с шизофренией способна помочь ему отвести душу? Куда ни глянь, это не самый подходящий вариант.

Исполинские просторы «Нервуса», которые Каллисто ещё не доводилось видеть в полном объёме, просто изумляли. Высоченные потолки, электронные брандмауэры — рекламные щитки, покрывающие всю поверхность некоторых стен, лестницы из стекла и металла, эскалаторы и лифты с легким, быстрым и мягким подъёмом, точно летишь на облачке, стильные киоски-прилавки с кофе и разными сластями. Каллисто знала, что глупо считать корпорацию местом довольно любопытным и увлекательным, ведь по рассказам Дилана радоваться при виде символа «NS» следовало в последнюю очередь.

По пути забрав свое теплое шерстяное пальто, Дилан привёл постоянно озиравшуюся по сторонам Каллисто к ближайшему выходу на улицу, ведущему в небольшой сад, где в летнее время многие работники любили коротать свободные минуты на роскошных лавках или зеленом, идеально скошенном газоне. Сейчас этот дворик был засыпан снегом с манящими цветастыми переливами, рождающимися в лучах ярких уличных фонарей. Свечение это завораживало даже сквозь стеклянные рамы дверей.

Как и полагалось, тут тоже стоял контрольный пункт, и сторожили его два затрапезных, но внушительных по размерам ВОНовца с пистолетами на поясе. Дилан с отвращением посмотрел на них, надеясь, что они не начнут качать свои права — иначе он может не сдержаться. Сейчас чаша терпения и так бурлила кипящей водой, обжигающей его голову.

— Сэр, куда вы ведёте эту девушку? — раздался торопливый голос охранника. Мужчина в экипировке двинулся к Дилану.

— Более идиотского вопроса и придумать было нельзя! — возмутился Шейн младший и со злобной усмешкой сказал: — На улицу, разумеется. Мы не покидаем территорию «Нервуса», в чем проблема?

— Извините, но я вынужден попросить вас подождать. Нужно уточнить...

— Что ты сказал? — сощурив глаза, перебил ВОНовца Дилан и, придерживаясь умеренно-гневного вида, подошёл к верзиле вплотную. — Почему я должен ждать? Кто ты вообще такой, чтобы указывать мне, что делать?

Дилан был выше громилы, но в раза два (если не в три) худее. Впрочем, его навряд ли заботила такая разница — это не дворовая разборка, в конце концов, а лишь возможность указать неотёсанному бугаю на его нишу, из которой он не имел права и носа высунуть.

— Это моя работа — контролировать каждого, кто входит и выходит, — неуверенно проговорил охранник, явно замешкавшись.

Создавалось впечатление, будто бы он не до конца понимал, с кем говорил. Второй «контролёр» боязливо поглядывал то на Дилана, то на своего коллегу.

— Должен признаться, — непринуждённо начал Дилан, с театральной показухой прочитав вышитое на форме имя ВОНовца, — если бы ты сравнил моего отца «с каждым», то он бы тут же прихлопнул тебя, наглую сошку, не знающую своё место, и никто бы даже не рискнул спросить, куда запропастился Кинни из охраны. С тобой бы точно произошло что-то невообразимо печальное или скорее для многих необъяснимое, и я вот думаю... что мне мешает сделать точно так же?

Каллисто смотрела на Дилана, слушала и в какой-то момент напугалась столь резкой перемене его обычно спокойного и добродушного поведения. Она никогда не видела этого парня таким, даже не подозревала, что он может быть таким.

Контролер из ВОН долго не думал, отошёл в сторону и извинился, с легким страхом поглядывая на своего напарника. Конечно, все боялись Ласса Шейна, а следовательно, и его сына — тоже.

Сложив руки на груди, Каллисто прошла за Диланом, ощутив ледяной поток ветра, когда вторые двери из металла со стеклянными окнами разъехались в разные стороны. Она посмотрела на Шейна с тревогой и решила поделиться своими мыслями:

— Жестоко ты с ним. У тебя так легко получается строить из себя морального урода... — Она помедлила и покачала головой. — Это наводит страх даже на меня.

Бледное лицо Дилана вновь подобрело, сделалось прежним. Он мельком посмотрел на Каллисто и, устремив взгляд прямо перед собой, с улыбкой сказал умиротворённым голосом:

— Человеку, который всю жизнь притворяется кем угодно, но только не собой, ничего не стоит сменить образ.

Неожиданно Дилан встряхнул своё плотное пальто и, приблизившись к Каллисто со спины, бережно накрыл им ее плечи. Очевидно, что оно оказалось немного велико. С таким же успехом пальто могло висеть на вешалке, и разницу было бы невозможно заметить. Плавно и незаметно этот джентльменский жест перетек в непринуждённое объятие.

— Думаешь, один пиджак тебя согреет? — поинтересовалась Каллисто, прикоснувшись к руке Дилана, которую он ненадолго задержал на ее ключицах. — Там, похоже, морозец ещё тот.

— Я сейчас сам, как раскаленная печь, не переживай.

Они вышли на улицу, на досуха очищенный от снега тротуар. Прошли дальше, вдоль деревянных лавок, и остановились возле дуба, широко раскинувшего свои оголенные ветви чуть ли не на всю длину сквера. Отсюда виднелись прорезающие небо высотки, красиво подсвеченные, величественные. Каллисто, несмотря на ночную очаровательность мегаполиса, никогда не привлекали большие города.

Свежий и холодный воздух пощипывал ее лицо, но было неимоверно приятно хотя бы ненадолго оказаться на улице, почти на свободе. Она ждала, что Дилан заговорит, объяснит, почему он так странно себя ведёт, однако у него, судя по всему, пока не находилось нужных слов.

— Дилан, — негромко произнесла Каллисто, — ты можешь рассказать мне. Разве не для этого мы здесь?

— Нет, не рассказать, — покачал он головой. — Поговорить. Мне просто хочется с кем-нибудь поговорить, вот и все. Я так запутался... Он запутал! Это просто невыносимо! — Дилан беспомощно всплеснул руками и, поморщившись, тихо добавил: — Не знаю, что мне делать.

— Он? — спросила Каллисто и понимающе кивнула. — Твой отец?

— Да, мой отец. — Дилан вздохнул. — Иногда мне кажется, он сам не ведает, что творит, но подсознательно я понимаю: это не так. У него на все есть точный расчёт, всегда и без исключений. Не удивлюсь, если ещё с моего рождения отец составил себе план — расписал по пунктам, как и что со мной делать, чтобы слепить для себя идеального сына.

— Судя по тому, что ты рассказывал, очень похоже. Такими темпами он лишит тебя рассудка, — произнесла Каллисто, поёжившись от холода. Пальто Дилана было тёплым, но не застёгнутым, поэтому лёгкий морозный ветерок подлым образом умудрялся пронизывать до самых косточек.

Сам Дилан не замечал никакого холода, потому что его сердце до сих пор в сумасшествии билось о грудную клетку, и он не ведал, как это остановить. Пока Дилан пребывал на взводе, и ничего не помогало расслабиться в полной мере.

— Не думаю, что в его планы входило свести меня с ума, но... если не вдаваться в подробности, все словно так и есть. — Дилан засунул руки в карманы брюк и опустил потерянный, разбитый взгляд на ноги. — Помню, в детстве меня раздражали поля в тетради, и я часто любил игнорировать их — писал до края листка. Папу ужасно это бесило. Однажды он даже шарахнул меня книгой по алгебре, и только потом объяснил, что в жизни во многом придётся себя ограничивать. Включая эти гребенные тетрадные поля. В какой-то из дней я не занял ни одного из призовых мест на школьной олимпиаде, а когда вернулся домой — отец меня избил. Он тогда выглядел таким равнодушным, его на самом деле абсолютно не заботило, выиграл я или нет. Казалось бы, мелочь — и не такое случалось, но на моей психике это оставило неизгладимый след. Как-то отец рассказал мне, что, надавив в нужный момент, можно образовать в человеке качество, о котором он и сам не догадывается. И я вот все гадаю, а как он понимает, когда наступает тот самый момент?

Вид у Дилана был встревоженный. Каллисто смотрела на него с грустью и никак не могла придумать, что ему ответить. Навряд ли бы у неё хватило воображения и ума сказать что-то утешительное или приободряющее. Она задумчиво отвела взор в сторону, проговорив:

— Вообразить только, какие сложные манипуляции проворачивал твой отец. Мой, например, тоже не брезговал руку поднять, но с ним-то все очевидно: у него была шизофрения. Обычно в период обострения он принимал меня за женскую особь гуманоида, которую прислали на Землю специально, чтобы следить за ним.

— Да, я знаю. Читал твою историю болезни, — смело признался Дилан и пожал плечами. — Твои рассказы звучат куда абсурднее моих.

— Что ты сделал? — возмущённо переспросила Каллисто, насупив брови и резко повысив голос: — Да как ты посмел! Я тебе что, бездушная игрушка, к которой можно прочитать инструкцию? Это мое личное, а ты взял и растоптал дорогие мне тайны! Влез в мою жизнь без спроса!

— Прости, я не подумал, что для тебя это так важно... — загруженным тоном произнёс Дилан, пожалев, что вообще затронул, как выяснилось, больную тему. Действительно, история болезни — это личное, там описаны подробности всего, что могло так или иначе повлиять на психику пациента. Только он отмёл сей факт в сторону, когда наспех взламывал базу данных об испытуемых отдела «Неврологии и психиатрии». Не возникло никаких трудностей — видимо, никто не утруждал себя усиленной защитой по причине не таких уж и значимых сведений.

— Ты не подумал, конечно! — злобно усмехнулась Каллисто. — Отец научил тебя думать только о себе, не правда ли?

Сначала ее тон и слова привели Дилана в бешенство, проявить которое оказалось непозволительной роскошью, и он стиснул зубы, осознав, насколько не прав: как в своём поступке, так и в острых чувствах, возникших невпопад. Потемнев лицом, Дилан был вынужден признать, что возмущение Каллисто полностью оправданно — ему не следовало выворачивать наизнанку чужую жизнь, пусть и сильно его интересовавшую. Это неправильно, и только сейчас, смотря на расстроенную и разозлённую девушку, он убеждённо пришёл к такому выводу.

— Извини, действительно сглупил, но и ты посмотри на ситуацию получше. Да, я виноват. Я прочитал твою историю болезни и для меня это ничего не изменило! Мне хотелось узнать о тебе все — разве это плохо?

Милые речи и извинения на Каллисто не подействовали. С каким-то опечаленным взглядом она внезапно стащила с себя пальто и швырнула его в Дилана, развернулась и зашагала прочь.

Дела сложились не самым выдающимся образом. Дилан ужасно сплоховал, однако сдаваться не собирался. Отбросив пальто в снежную кучку, протягивающуюся вдоль тротуара, он подскочил к Каллисто и схватился за ее запястье, стараясь притянуть к себе, но она тут же, ощетинившись еще больше, нервозно и яростно попыталась вырваться.

— Не трогай меня! — воскликнула Каллисто, когда Дилан попытался взять ее за вторую руку. — Отпусти!

— Неужели ты готова вот так вот разругаться?

— Поссориться с тем, кто не уважает меня? Легко! — Каллисто гордо подняла голову, оставаясь стоять на месте — Дилан все еще держал ее, надежно стискивая запястье пальцами.

— Пожалуйста, успокойся, — мягким голосом попросил он и немного улыбнулся. — Я облажался, серьезно! И что, хочешь сказать, второго шанса для меня не будет?

В какой-то момент Каллисто рассердилась до белого каления и настолько отчаялась, что хотела сбежать отсюда поскорее, хотя в душе, само собой, понимала — долго злиться на Дилана не получится. Она видела: он был слегка раздражён, но держался, в общем-то, неплохо. Своим спокойствием и уверенными фразами Дилан умудрился немного утихомирить ее пыл, а если прибавить к этому неотразимое обаяние и проникновенные глаза, то забыть можно было вообще обо всех насущных проблемах. Несмотря на сверкающее очарование Дилана, Каллисто никак не давала покоя мысль, что он ознакомился с самыми безумными фактами ее жизни, с каждой прилагающейся подоплёкой, выстроенной до предела детально и точно. Какой кошмар! Вот же лицемерный кретин! Нет, она совершенно не хотела с ним говорить — ей бы не помешало время, чтобы остыть.

— Оставь меня в покое, — прошипела Каллисто, не оставляя попыток освободить руку.

— Я тебя не отпущу, пока не пойму, что ты меня простила, — убедительно сказал Дилан, и в его игривой интонации звучало откровенное веселье. — Можешь даже не рыпаться.

— Вот, значит, как? — Каллисто и без того чувствовала себя ущемлено, так ещё и этот в край охамевший парень вынуждал ее находиться в его обществе дольше, чем она того хотела. — Мои переживания тебя, гнусного эгоиста, не волнуют, я это уже поняла. Ты не хочешь быть один, боишься потерять меня — единственного человека, который готов тебя выслушать. Вот только я не вызывалась становиться твоей куклой, Дилан! Отпусти меня!

Каллисто вновь сделала резкий рывок, вонзив обиженный взгляд в глаза Дилана, который проворно поймал ее вторую руку, решительно притягивая девушку к себе вплотную. Он цепко, хоть и аккуратно обхватил плечи Каллисто, наклоняясь к миловидному, но хмурому лицу, а затем лукаво ухмыльнулся и прикоснулся к ее губам.

Между прочим, это был их первый поцелуй. Почему Каллисто сразу подумала о такой нелепице? Она же неимоверно злилась на Дилана, разве можно поддаваться на его подлые, правда, до неприличия искусные провокации? Как бы ее подсознание не сопротивлялось, как бы не уговаривало отвесить хорошей пощечины, у Каллисто не вышло отпрянуть — и не потому, что Дилан не позволял, а потому, что теплые, клубящиеся в груди чувства взяли верх.

Когда Дилан немного отстранился, Каллисто, хоть и не считала себя девочкой из робкого десятка, смутилась и ощутила нарастающий жар на покрасневших щеках. Теперь она была в замешательстве — не знала, как ей реагировать и как вести себя дальше. Очень неловкая ситуация, приводящая в ступор, когда ты вроде бы неистово зол на человека, но все равно не прочь поцеловать его еще разок.

— Я тебя ненавижу, — полушепотом произнесла Каллисто и дерзким толчком отпихнула парня от себя.

— Ты хотела сказать: «простила»? — не растерялся Дилан. — Думаю, да. Именно это ты и хотела сказать.

Каллисто развернулась и пошла обратно к входу, вспомнив про собачий холод, который до сих пор как-то удавалось игнорировать, но сейчас озябшее тело предъявило открытый протест и затребовало немедленно явиться в какое-нибудь отапливаемое помещение. Что касается Дилана, то он, не забыв про свое настрадавшееся пальто, устремился за девушкой.

Он вернул напрочь отказывавшуюся с ним разговаривать Каллисто в свою палату, попрощался и ушел, наконец придя к логичному заключению, что ее не мешало бы оставить в тишине и спокойствии хотя бы ненадолго.

Посмотрев на электронные часы, Каллисто увидела, что прошло уже полчаса с того времени, когда она должна была принять свои лекарства. Все медикаменты, собранные для индивидуальной терапии, хранились в специальной и примыкающей к палате маленькой комнатке с сейфом, открывать который мог лишь персонал «Нервуса». Все необходимые препараты в определенной дозировке всегда были сложены на металлическом столике — каждые утро и вечер их там размещала медсестра, и Каллисто, налив воду из кулера в прозрачный пластиковый стакан, неспешно побрела в «медицинский отсек». Ранее ей не доводилось там никого встречать, но сейчас как раз возле столика она увидела фигуру со спины — мужчину в элегантном деловом костюме. Каллисто в испуге ахнула и выронила стакан из рук, расплескав воду по белой плитке пола.

— Вы кто?.. — тут же спросила она, и, когда мужчина повернулся лицом, ее глаза в изумлении раскрылись шире.

Сам Ласс Шейн с приветливой улыбкой смотрел на нее своим пробирающим до дрожи взглядом.

— Здравствуй, Каллисто, — загадочным голосом произнес он. — Давно хотел с тобой познакомиться, да все свободной минутки не находилось. Есть у меня к тебе одна небольшая просьба...

* * * *

Наконец завершилась самая длинная (на данный момент ) глава в этой истории. Ура!
Что ж, дальше пойдёт жара, и мне надо морально к ней подготовиться.
Делитесь своими впечатлениями, мне очень интересно узнать, что вы думаете и как воспринимаете книгу.