Благотворительный вечер, проводящийся каждую зиму в «Нервусе», включал в себя много еды и выпивки, толпу людей из так называемого высшего общества, которые только без толку трепались и якобы искренне улыбались, и скучающего пианиста, нажимающего на клавиши с таким апатичным видом, словно бы он знал, что его здесь совершенно никто не слушает.

С бокалом шампанского в руках Дилан стоял около меняющей цвет огромной лампы, похожей на луну, и сочувствующе наблюдал за музыкантом. Странная световая конструкция, достигающая в высоту где-то полутора метра, вяло перетекла из нежно-зеленого в голубоватый цвет, а потом кого-то из гостей привело любопытство: пожилую пару — они с диким восторгом стали разглядывать чудную декорацию, будто бы подобные светильники входили в число реликтовых предметов.

Дилан отошёл подальше, выискивая глазами определённого человека. Он знал, что этот вечер посещает чуть ли не половина населения мегаполиса Слэд-Вэллиса, поэтому на столь масштабном поле, поделённом на семь различных залов, найти кого-то было не самой простой задачей.

Наконец Дилан добрел до центральной точки всего мероприятия, где на данный момент находился Ласс Шейн вместе со всеми своими приспешниками (ну, начальниками разных отделов «Нервуса»), и с ещё несколькими людьми из правительства. Одним из них оказался Кейн Нэчерси, занимающий должность министра здравоохранения в Иниасте. Интересно, может, это с ним у мистера Шейна возникли проблемы? Судя по очаровательной улыбке главы корпорации, в ложь которой было невозможно поверить, такой довод спокойно мог оказаться верным.

«Странно, где же Ливай?» — подумал Дилан, не обнаружив его нигде поблизости. Зато неподалёку он увидел другой не менее занимательный объект, хотя, впрочем, объект этот сейчас не был ему нужен.

И все же Дилан поймал у себя странный порыв подойти и поздороваться с умеющим знатно раздражать Наем Эвоном. Так он и сделал.

— Вот это встреча, так встреча! Отлично выглядишь, приятель! Даже новую причёску сделал, ты погляди... — заговорил он, приблизившись к доктору Эвону, который равнодушно смотрел куда-то сквозь кучки расфуфыренного народа. Собственно, причёска у него не особенно изменилась, просто вместо того, чтобы уложить волосы набок, он зачесал их назад.

Не отрывая взора от толпы, Най слегка повернул голову к Дилану и тут же сказал:

— Вижу, ты в отличном настроении. Будет приятно его тебе испортить.

— Удиви меня, — иронично произнёс Дилан и сделал глоток шампанского из бокала.

— Вчера я говорил с твоим отцом, — сказал Эвон, посмотрев в сторону Ласса Шейна, и Дилан с вопросом стал разглядывать своего собеседника. — Он кое-что мне рассказал. Сейчас рядом с ним маячат два напыщенных министра, видишь? Кейн Нэчерси и Пол Ройден. Они, кажется, всерьёз решили за него взяться.

— Пол Ройден? — Дилан вгляделся в небольшую группку людей, стоящих у стола с изысканными яствами. — А, действительно! Этого низенького коренастого мужичка заметить издали почти нереально. Значит, у нацбезопасности тоже появился повод заняться моим неугомонным папкой? Это уже не шутки.

— Да, у Ласса Шейна большие проблемы, что, в общем-то, видно по нему. Слишком заморочен он в последнее время.

— Вы так отлично друг с другом общаетесь, прямо с ума сойти можно! — с фальшивой радостью отметил Дилан. — Мне приходится из него все силком вытягивать, хотя я, между прочим, прихожусь ему единственным сыном.

Упрекающий взгляд Дилана ничуть не смутил Эвона, и он в своей обычной убийственно умиротворенной манере сказал:

— Ты просто не способен найти к нему адекватный подход, вот в чем дело.

— Ага, зато ты у нас ко всем его найдёшь. — Дилан допил шампанское и поставил пустой бокал на поднос, который молниеносно предоставил ему околачивающийся поблизости официант.

— Разумеется. Находить подход к людям — моя профессия, — с блеском гордости произнёс Эвон, взяв с круглого столика с закусками тарталетку с чёрной икрой. Он с удовольствием закинул ее в рот и продолжил непринуждённо наблюдать за гостями.

— А бесить людей, видимо, твоё хобби? — усмехнувшись, спросил Дилан. — Можешь даже не отвечать, это и так понятно.

И тут зазвучал напевный голосок, в нем по стандарту открыто послышалась едкая издевка, произнесенная чувственно и радостно:

— О, Най Эвон! Здравствуй, друг мой!

Это был Ливай Леветера, о котором Дилан уже успел позабыть. Зачем он его искал? Должно быть, чтобы попытаться наладить с ним контакт — нужно же когда-то с чего-то начинать. Ну, наверное, все-таки нужно... Нет, Дилану казался невозможным расклад, где они становятся друзьями-приятелями, общаются без злого подтекста и вообще мирно сосуществуют долгие дни напролёт. Он по-прежнему восхищался его способностями в программировании и умением создавать совершено гениальные вещи, но это никоем образом не обязывало превозносить его личностью целиком и полностью, так ведь?

— Твой безвкусный костюм издалека так и выдаёт тебя за официанта, — улыбнулся Ливай, приблизившись к Эвону и хлопнув его по плечу. Этот жест заставил Ная немного вздрогнуть, но лицо у него осталось таким же безмятежным и безучастным, как и всегда.

— Уж кто бы говорил про костюм, — вмешался Дилан, разглядывая синий пиджак своего начальника. На отвороте красовалось небольшое алое перо с тоненькими металлическим стержнем. При виде столь замысловатой броши Дилан прыснул со смеху и не смог отказаться от саркастичной мысли: — Господи, это что, перо? Перо! Я бы, конечно, не рискнул выставлять петушиную натуру на всеобщее обозрение.

— Най, дорогой мой, ты что, нанял Дилана отшучиваться за тебя? — хохотнул Ливай. — Выбор не самый лучший, поверь. Его юмор пресен, как вода в горной речушке.

— У меня от твоего остроумия уже в горле першит, — фыркнул Эвон, взяв стакан с апельсиновым соком. — И, судя по тому, как злобно на тебя стрельнул глазами Ласс Шейн, в твоих же интересах сейчас же отправиться к нему. Ты же изначально должен был быть там, разве нет?

Ливай сморщился и наплевательски махнул рукой, отворачиваясь от доктора Эвона, который с излишне довольной миной стал потягивать сок.

— Знаешь, Дилан, — негромко произнёс Ливай с плутоватой усмешкой, — окружение ты выбираешь себе не из высших сортов, ой, не из высших. Хочу предупредить, что Най просто омерзителен. Собственно говоря, это вовсе неудивительно. Люди со столь унылым прошлым не способны стать белыми и пушистыми, как зайки с зеленой поляны. Не стоит с ним водиться, точно не стоит.

После этого мистер Леветера чинно упорхнул в сторону сходки всех важных «шишек», а Дилан, искривив уголок рта в раздражении, несколько секунд поглядел ему вслед и затем перевёл взгляд на Ная Эвона, который подошёл к нему чуть ли не вплотную.

— Какой же ты тупой, — с горечью процедил он, смотря на Дилана с долей разочарования. — Ладно еще твои дурацкие шуточки, но ты не должен был отвечать ему на брошенную в мою сторону издёвку. В мою, прошу заметить! Демонстрация такой позиции в данном случае все усложнит. Ты просто дебил, больше мне добавить нечего.

Почему-то Эвон серьёзно разозлился, хотя Дилан считал, что у него ещё уйма времени для того, чтобы подобраться к Ливаю поближе. Най пытался держаться по-своему хладнокровно, однако его поведение поменялось слишком резко, чтобы оставить это без внимания.

— Да я вроде бы вступился за тебя, правда, понятия не имею, зачем, — страдальчески вздохнул Дилан. — Помощь убогим и слабым — это мое все! А ты в благодарность лишь отчитал меня, как недалекого школьника. Супер. Отлично. Что у вас с ним, интересно, произошло?

— Тебя это не касается, — произнёс Эвон, вернувшись к безразличному тону и лишенному эмоций лицу. — Просто забей. Да... и в следующий раз не смей отшучиваться за меня, ясно?

Может, на первый взгляд так и не казалось, но Эвон вокруг себя постоянно создавал какую-то фальшивую завесу, изъяснялся неискренне, оставляя настоящие мысли где-то глубоко в сознании. На самом деле сейчас ему хотелось сказать многое, возможно, даже чересчур многое, и наперекор своей сути он прикрывался первой мыслью, приходящей на ум. Почему Дилан так решил? Да все просто: именно этому его самого учил отец. Вспоминая рассказ Ласса Шейна о том, что когда-то давно ему посчастливилось «вести дело» Ная Эвона в качестве психиатра, Дилан даже представить не мог, как сильно он успел покопаться в мозгах этого бедного парня. И тем не менее каким-то диким образом Най Эвон не лишился своей индивидуальности и, должно быть, даже не сковал себя пагубным влиянием главы корпорации и спокойно мог идти туда, куда ему вздумается. Наверное, именно поэтому Дилана заинтересовала личность доктора Эвона, того, кто стойко и невольно прошёл испытание под названием «Ласс Шейн».

— Послушай, — начал Дилан, снисходительно улыбаясь, — если волнующую Дейтона проблему может решить Ливай, то, мне кажется, тебе куда легче наладить с ним связь, чем мне. Вы явно неплохо так знакомы, поэтому не заставляй меня притираться к нему, а сделай что-нибудь сам.

— А ты не такой уж и сообразительный, как все считают, — покачав головой, сказал Эвон. — Стоит мне о чем-то попросить Ливая, и он сделает в точности наоборот — назло. Думаешь, стал бы я тебя втягивать, будь все так просто?

— Мне же никто не хочет объяснять, что происходит. Я и предположить не могу, как ты умудрился так низко пасть в глазах Ливая, ведь отзывается он о тебе крайне печально. Впрочем, это же не мое дело, верно?

— Вот именно, что не твоё, — непринуждённо подтвердил Най, вновь возвращая своё внимание к столу с закусками.

— Как и просьба Дейтона — тоже не мое, — отметил Дилан обиженно. Как же он ненавидел тайны, кто бы знал! Конечно, Эвон имел полное право секретничать да скрытничать сколько ему вздумается, но только не в том случае, когда он всеми силами пытался втянуть Дилана в свой мутный омут.

— Знаешь, что я думаю? — внезапно произнёс Най по-странному оживлённо. — Ты не сможешь сидеть на месте и смотреть, как на костёр отправляют человека, не заслужившего такой участи, а тем более, если речь идёт о невиновной девушке. Я ведь прав? Так что просьба Дейтона это или нет, ты ей поможешь. Ну, во всяком случае, сделаешь все возможное. Будешь отрицать? Сомневаюсь.

— Вот пристал, а! — возмутился Дилан, наигранно закатывая глаза. — У меня сегодня вообще-то другие планы были — уж точно не с тобой трепаться. Все, до не скорых встреч, Эвон. Нашего чудесного общения мне хватит на ближайшие лет сто.

Но Най Эвон, казалось, уже не слушал Дилана: на столе с вкусностями он нашёл новую жертву и уже собирался ее уничтожить.

Так Дилан и ушел, покинув шумные залы, размышляя об отце и становясь мрачнее прежнего. Если у него и вправду есть какие-то проблемы, то он обязательно их решит — так было всегда, не иначе. С одной стороны, нутро Дилана так и ломило от чувства справедливости: наконец-то Ласс Шейн может получить то, что заслужил, наконец-то он ответит за каждый свой скверный поступок! Этот изверг достоин изгнания как никто другой. Так-то оно так, вот только семейные узы со счетов сбрасывать было бы глупостью. Если пуля поразит отца, то она заденет и сына — и это ещё мягко сказано. Случись что с Лассом Шейном, Дилану придёт конец. Он прекрасно сознавал все тёмные аспекты жизни, понимал, что пока полностью зависим от своего дорогого папочки. Оттого на душе противно скрипели струны и частенько фальшивили нервы. Вот бы уехать куда-нибудь да подальше! Дилан неустанно мечтал о чем-то подобном, о чем-то, что заставит его ощутить свободу, но всегда в довесок приходило убеждение, что отец никогда и никуда его не отпустит. Мысли о золотой клетке никак не оставляли голову Дилана и словно раздували ее до невозможности, точно гелий шарик.

Не нужно об этом думать! Надо прекратить!

Мрачное настроение с радостью развеивалось, стоило Дилану подумать о том, как продолжится его вечер. А продолжится он в компании девушки по имени Каллисто Волс.

Дилан решил устроить ей сюрприз, обратив внимание, что она как-то сникла за последнее время, и хоть пока выяснить происхождение таинственной меланхолии у него так и не вышло, он сдаваться не собирался.

Поскольку Дилан знал, что у большинства людей, проходящих лечение в «Нервусе», хранятся личные вещи, включая одежду, он дал указание Каллисто принарядиться.

В корпорации было разрешено переодеваться либо для встреч с близкими, либо для достойного вида в специально отведённые дни, названными банкетными, — что-то вроде небольшой вечеринки, только без алкоголя и громкой музыки. Считалось, что такие мероприятия позитивно сказывались на психическом состоянии больных, а возможность появиться перед родственниками или друзьями в повседневной, обычной одежде добавляло уверенности и веры в себя.

Когда Дилан зашёл за Каллисто, он успел и позабыть об этом, потому совсем не ожидал увидеть ее в изумрудном платье, заканчивающемся чуть выше колена и обтягивающем стройную, но все же худощавую фигуру.

Красиво. Даже очень.

Дилан привёл Каллисто в одну из пяти башен «Нервуса», где несколько этажей занимал небольшой отель, служащий люксовым пристанищем для бывающих проездом ученых, профессоров и докторов со всего мира. Отдельный, постоянный номер тут был и у Дилана. Отец выделил ему его для того, чтобы тот мог при желании не отправляться домой после задержки на работе, а заночевать прямо в корпорации — в роскошных покоях с круглосуточным обслуживанием. Иногда это было очень удобно, но Дилан редко пользовался такой возможностью.

Стоило Каллисто переступить порог номера, так она не переставала восхищаться открывшемуся шикарному простору. Особенно ее зачаровал красивый застекленный балкон, который по размерам был немногим меньше самого номера. Здесь же, на изысканной веранде, располагался маленький круглый столик, где Дилан планировал провести скромный романтический ужин.

— Вон лежит ресторанный планшет, — сказал Дилан, качнув головой в сторону стола. — Можно заказать что угодно, любое блюдо. Его доставят прямо сюда сразу же, как только лучшие повара с ним закончат.

— Я совсем не голодна. — Каллисто осматривала прозрачный потолок, сквозь который виднелась крохотная россыпь сверкающих звёзд. Поразительно, в этом мерклом городе очень редко можно было увидеть безоблачное небо. — Если ты хочешь, можем что-то заказать.

— Я? — Дилан улыбнулся. — Мне ничего не нужно заказывать. Все, что я хочу, уже здесь.

Он подошёл к девушке, которая смотрела на него своими лучисто-зелёными глазами несколько встревоженно, словно что-то очень сильно ее беспокоило, но она никак не решалась в этом признаться. Дилан чувствовал неладное, силясь понять происхождение того, что с Каллисто происходило.

— С тобой в последнее время что-то не так. — Он положил руки ей на талию и притянул к себе, настойчиво спросив: — Не хочешь поделиться сокровенным?

Хотела ли она? Определено, нет. Каллисто не могла заставить себя, не могла признаться Дилану, что причина ее смятения кроется в его отце. Недавно он не поскупился на личный визит и, выражая знатное презрение, сказал, что такой никчёмной сломанной игрушке нет места рядом с представителем семейства Шейнов.

«Ты для него не больше, чем новое приложение на телефоне: интересное только вначале. Хотя за Диланом водится уделять слишком много внимания незначительным вещам, что, в общем-то, тебе на руку. Фанатичная натура у него, однако, не лишена и переменчивого нрава. Я же просто не хочу, чтобы он растрачивал своё время на тебя — это путь в глухой тупик. Пока можно позволить ему поразвлекаться, главное, чтобы он не сильно увлёкся. Если вскоре Дилан не выкинет тебя из своей жизни по собственной воле, то ты должна исчезнуть. Сама или с моей помощью».

Слова Ласса Шейна звучали исчерпывающе, и Каллисто с ужасом пыталась представить, что ее ждёт, если она его не послушается. По рассказам Дилана, глава корпорации был способен на такие чудовищные выходки, которые нельзя было вообразить даже самому отбитому и матёрому преступнику.

Обычно Дилан постоянно улыбался, выглядел умиротворенно и в некотором роде счастливо, но когда речь заходила о его отце, Каллисто видела, как сияющее лицо тускнело на глазах. Оно портилось, превращалось в озлобленную и раздосадованную гримасу. Ее бы Каллисто предпочла никогда не видеть. Как он, должно быть, расстроится, узнав, что Ласс Шейн и здесь успел намутить воду... Возможно, для всех было бы лучше, если бы Каллисто оборвала связи с Диланом, но сказать тут намного проще, чем сделать. Он очень настойчив, и что бы она ни придумала, Дилан воспримет это не иначе как вызов. Ведь недавно он не позволил ей даже на него обидеться как следует, чего уж говорить о чем-то посерьёзнее? Конечно, Каллисто было тяжело вообще об этом думать. Дилан оказался кем-то вроде идеальной, более совершенной версии того, кого она представляла себе в мечтах, в несбыточность которых верилось куда охотнее, чем в существование такого человека.

Каллисто не находила в себе ни смелости, ни желания с ним расставаться. Ей чудилось, что умереть намного легче, чем сделать это. Впрочем, сегодня она хотела завести совсем другой разговор, касающийся его самого. Каллисто давно настораживало, что Дилан редко позволял себе проявить хотя бы одну свою негативную черту перед ней, и это стало оставлять какой-то неприятный, жгучий осадок фальшивости. Он делал это специально, но зачем? Неужели думал, что есть что-то, к чему она не готова? А ведь Дилан часто твердил, как ему легко рядом с Каллисто, что он может быть настоящим, отбросив подальше приевшееся притворство.

— Я в последнее время думаю кое о чем, — сказала она, заглянув Дилану в глаза, такие бездонно синие, как океаническая вода. — Почему ты постоянно лжёшь?

— Лгу? — удивился он. — Тебе? Никогда.

— Да, лжёшь. — Каллисто убрала руки Дилана со своей талии и отошла от него. — Мне даже стыдно. Рядом с тобой я чувствую себя гадким утёнком с ворохом проблем и грехов. А ты прямо-таки светишься безупречностью, словно... словно нормальный. Слишком нормальный! Бывало, когда я задавала тебе вопросы, слышать которые ты явно не хотел, или если чем-то злила тебя, то ты оставался таким же, как и всегда... К чему эта бутафория? Наверное, прозвучит глупо, но если я не знаю о твоих недостатках, то можно считать, что ты по-прежнему остаёшься для меня незнакомцем.

Несколько секунд изумлённо поглядев на Каллисто, Дилан решил уточнить:

— То есть ты хочешь, чтобы я злился?

— Да нет же! Дело не только в этом! Неужели ты сам не понимаешь?

— В любом случае, не ожидал, что ты назовёшь меня нормальным, — пожал плечами Дилан. — Ничего обиднее я в жизни не слышал...

— Ну вот, снова, — расстроенно произнесла Каллисто. — Шутишь, словно для тебя это не имеет никакого значения. Максимум, что ты показываешь, это свой эгоизм и постоянное притворство — сам же говорил! Обидно, но настоящего тебя я так и не узнала...

— Ну и выдумщица ты, — усмехнулся Дилан, поражаясь женской способности создавать проблемы из воздуха. — Мне как-то странно слышать, что рядом со мной ты ощущаешь себя гадким утёнком, знаешь ли. Пойми, я не играю роль кого-то другого, просто у меня сформировался такой характер. Обманчивый, видимо. Сдерживать эмоции — это даже не привычка, а часть меня. Тебе поэтому, что ли, кажется, будто я скрываю свою истинную натуру? Но правда вовсе не в эмоциях, правда — в мыслях. А ими я с тобой всегда делюсь, так что не накручивай себя всяким бредом. Чтобы ты больше не засоряла голову подобными вещами, поведаю тебе небольшую историю о себе. Кстати, я ее ещё никому не рассказывал. Но сначала нужно занять местечко поудобнее!

Стянув с себя льняной пиджак и кинув его на стул, Дилан подошёл к широкому и громадному красному дивану, раскинувшемся вдоль расположенной напротив входа стеклянной стенки, и лениво на него упал. Наблюдая за тем, как Каллисто неспешно приближается к нему, он внезапно приподнялся и, дотянувшись до неё рукой, резко дернул девушку к себе. И она свалилась на ехидненько улыбающегося Дилана, не разделяя его веселья.

— Дурак, я жду твою историю, — возмутилась Каллисто и разместилась рядом с Диланом. Она положила руку под голову и, полная серьёзности, внимательно на него уставилась.

Не отвечая, он прижался к Каллисто и, смахнув пальцами каштановые волосы, поцеловал ее в шею, а его ладонь скользнула по изящной спине в поисках молнии на платье.

— Ещё чего! — Каллисто отпихнула Дилана, чья наглость никак не могла угомониться, и сказала: — Ты ничего не собирался мне рассказывать, да?

Дилан с угрюмой гримасой перевернулся на спину, вонзив взор в стеклянную крышу, образующую некий купол, созданный из стеклянных треугольников, соединяющихся между собой при помощи едва заметного металлического профиля, похожего на паучью сеть.

— Да там неинтересно, если честно, — тихо произнёс Дилан. — Просто хотел убедить тебя, что у нас достаточно много общего. Сначала мне показалось неплохой идеей рассказать об одном случае, но сейчас я сомневаюсь...

— Нет, говори уже. О чем хоть речь?

— О том, как я легко и непринуждённо отнял две жизни.

* * *

Тогда царил пасмурный и промозглый осенний день. Дилану недавно исполнилось шестнадцать лет, и он по-прежнему ненавидел охоту так же сильно, как и год назад. Но отец зачем-то всучил ему ружьё и потащил в небольшое путешествие, в бескрайние леса, где все пестрило чудесными желтыми и красными оттенками. Дилана радовала возможность полюбоваться живой, волшебной природой, ведь каждодневная рутина и серость города постепенно высасывали из него все соки.

Ласс Шейн периодически отправлялся на охоту и неизменно любил бродить по отведённым лесным территориям в полном одиночестве, делая исключение только для своего сына Дилана и позволяя ему находиться рядом. Милость-то какая!

Они бесшумно шагали по жухлой сырой листве вот уже несколько часов, и Дилан вырвался вперёд, оставив отца немного позади. Он перешагнул через трухлявый ствол давно упавшего и погибшего дерева и вгляделся чуть поодаль, сквозь ветвистый сухой кустарник. Глаза Дилана восхищённо расширились. На маленькой полянке, заросшей высокой бесцветной травой, возвышался стройный силуэт оленя и, судя по тонким и неразвитым рожкам, был он ещё очень молод. Его бело-бурая шёрстка казалась частично мокрой из-за недавно прошедшего дождя, а взгляд чёрных блестящих глаз, похоже, устремлялся прямо на Дилана. Уши настороженно дергались, чёрные мокрые ноздри судорожно втягивали воздух. Олень выглядел несколько взвинченным и встревоженным, словно был загнан в угол. Но ведь ему есть куда бежать — целый лес в его распоряжении!

Как человеку может на ум прийти убить столь прекрасное создание просто ради забавы? Дилана разозлила эта мысль, и он, взявшись за ружьё одной рукой, поднял вторую. Отец уже приближался, поэтому тонконогого дурачка стоило отогнать поскорее. Жест Дилана спугнул оленя, тот изящно, едва заметно ускакал вглубь чащи, и оставалось только надеяться, что в следующий раз он уже наберется разума и унесётся на всех парах сразу же, почуяв приближение человека.

— Зачем? — коротко, но без ожидаемого раздражения спросил Ласс Шейн, смотря вслед убежавшему животному.

— У меня к тебе тот же вопрос. Зачем вообще в наше время нужна охота?

— Люди — хищники. Так мы можем ублажить свои внутренние инстинкты убивать.

— Хищники? Ну-ну! Скорее фантастические твари, — прошептал себе под нос Дилан и побрел дальше, пока перед ним не возникла неожиданная преграда.

Из-за широкого дерева выступил человек в балаклаве, одетый во все чёрное. В руках он держал пистолет, ствол которого удлинял глушитель. Дилан испугался, замер на месте, но не сразу сообразил, что это за бугай и что он делает в лесу...

Громыхнул резкий выстрел, человек с пистолетом повалился на лиственный ковёр, а Дилан обернулся назад, едва не выронив своё ружьё. Он увидел своего отца, который только что нажал на курок, ещё даже не успев опустить оружие и убрать взгляд с прицела, как к нему проворно подскочила тень, ударила его и швырнула в ствол дерева. Тенью этой оказался одетый точно так же, как и убитый Лассом Шейном человек. В руках у него виднелось окровавленное лезвие, и до Дилана только начало доходить, что отца не просто ударили, его пырнули ножом. Он уверенно поднял ружьё, заметив позади неизвестного ещё одну бандитскую фигуру.

Ласс Шейн скатился на сырой покров по шершавой коре дерева, держась за кровоточащую рану на животе и скалясь от боли. Он хотел что-то достать из кармана, но человек в балаклаве вытащил пистолет с глушителем и, пригрозив им, сказал:

— А ну не рыпаться! Ты нашего вальнул, паскуда!

Бандит сжал обтянутую перчаткой руку и нанес удар по лицу Ласса Шейна, затем ещё раз и ещё... Второй стал приближаться к Дилану, любезным тоном проговорив:

— Давай без глупостей, пацаненок. Ты идёшь с нами.

— Хватит! — крикнул Дилан и поплотнее приложил приклад ружья к плечу, звонко щёлкая предохранителем, и тогда избивавший Ласса Шейна бугай остановился. В его глазах неуверенный в себе подросток с охотничьим оружием в руках выглядел очень забавно, потому он не удержался и несколько раз хохотнул, кивая головой своему напарнику. Кажись, хотел закончить поскорее.

— Смех тут не разводи, пацан, — прохрипел бандит, делая новый шаг вперёд. — Ты в оленя-то выстрелить зассал, смельчак хренов. Будешь вести себя хорошо, папаню твоего оставим живехоньким.

«Идиоты, вы и так собираетесь оставить его живым», — насупившись, подумал Дилан. Даже в таком стрессовом сумбуре, мозг работал достаточно неплохо, чтобы осознать, что тут планируется похищение. Причём его собственное! Да сейчас, размечтались!

Отца ему жалко не было, но, когда на секунду Дилан вообразил себе, что его могут убить, то сердце все же дрогнуло от ужаса. Да кто они вообще такие?! Ещё же выследили в лесу, гады, в единственный возможный день, когда Ласс Шейн был без охраны!

— Это правда, в оленя не смог, — согласился Дилан, почувствовав, что голос дрожит. Он затаил дыхание и приготовился спустить курок, прекрасно зная, что это оставит на его душе пожизненное клеймо убийцы. Другой вопрос, будет ли оно в будущем как-то беспокоить? Будет ли кровоточить время от времени, как никогда незаживающая язва?..

Больше не смея мешкать, Дилан сноровисто прицелился в точности, как его учил отец, и обосновал свою позицию двумя оглушительными выстрелами, которые поразили живые мишени в мгновение ока. Крупный калибр с такого близкого расстояния едва ли не снес ошарашенных бандитов с ног, проделав приличных размеров дыру в их грудных клетках. Двое мужчин бездыханно упали, как сорванные с крюка груши для битья, и Дилан, оглядевшись, подорвался с места и подбежал к отцу. Обе его руки окрасились в красный — крови было немерено, не верилось даже, что вся она вытекала из одной тоненькой колотой ранки.

— Папа, я... — обескураженно промямлил Дилан, не соображая, что нужно предпринять. Опомнившись, он потянулся в карман, собираясь вызвать бригаду по экстренным случаям, работающую на их семью, но Ласс Шейн покачал головой.

— Я позаботился об этом, не переживай, — будничным тоном сказал он. — Ты молодец, Дилан. Сделал все правильно.

Слегка скривившись, Дилан оглянулся назад, посмотрел на два трупа, чья горячая кровь уже остывала и впитывалась в сохлую листву, и усомнился, что такой поворот событий можно было назвать правильным.

— Откуда они знали, что мы будем здесь? — спросил Дилан, сразу же отвечая на свой вопрос: — Кто-то тебя сдал.

— Да, среди своих иногда заводится крыса. Бывает. — Ласс Шейн упёрся затылком в ствол дерева, левая сторона его лица начала краснеть и отекать, а с нижней губы сочилась струйка крови. — Не представляю, что бы я делал, если бы они тебя отняли...

Последние слова он сказал с придыханием и с немыслимой досадой, жгущей сырой воздух. Дилан никогда не слышал в его голосе ничего подобного, но и сам поймал у себя где-то под рёбрами крохотный, уютный и тёплый огонёк, который всегда должен гореть у каждого ребёнка, любящего своего родителя.

Спустя две минуты на ближайшую поляну приземлился вертолёт. Прибежали специалисты, уволокли Ласса Шейна, предварительно подлатав его прямо на месте, прибыли несколько человек из охраны и бессмысленно походили вокруг места происшествия, осмотрев трупы. Нашли даже подозрительную машину без номеров, оставленную неподалёку на лесной дороге. Дилан уже не знал, кто там чем занимался, ведь злосчастную рощу он покинул вместе со своим раненым отцом.

На то, чтобы узнать, кто был зачинщиком этой подставы, Лассу Шейну потребовалась помощь Дейтона Рукера, а также время — около месяца. Крысу благополучно наказали и устранили, впрочем, Дилан не вдавался в подробности того, как именно это происходило. Его интересовало только одно: почему он не чувствовал в себе никаких изменений, после того, как лишил жизни двух людей. Это даже разочаровывало. Поначалу Дилан подумал, что придёт время, и он будет вскакивать от кошмаров посреди ночи, весь в поту и страхе, как малолетний мальчишка. Но этого тоже не произошло. Ничего не произошло, все осталось на своих местах, разве что с тех пор Ласс Шейн больше никогда не зарекался об охоте.

* * *

Вся эта история не произвела на Каллисто какого-то глубокого эффекта, поэтому она, дослушав, немного помолчала и затем призналась:

— Правда, ничего особенного. Может, ты и убил тех бандитов, но мне их не жаль. Они сами виноваты. Хотя я удивлена, что тебе в жизни довелось совершить что-то подобное...

Дилан хмыкнул и повернулся набок, подложив руку под голову, посмотрел на девушку сначала с вопросом, потом с благодушием.

— Я рассказал это, чтобы ты поняла: у нас много общего, — с игривой интонацией проговорил Дилан.

— А что у нас общего-то? — Каллисто выгнула бровь.

— Ну, разве не занимательное совпадение: ты, пусть из-за проблем с... психикой, порешила двоих, и я, благодаря идиотским обстоятельствам, живу с таким же счетом. Забавно же!

— Это не одно и то же, — нахмурилась Каллисто. — Я ненавидела тех, кого убила, и все равно предпочла бы все изменить. Этот груз на душе теперь всегда тянет меня вниз. А ты? Хотел бы? Хотел бы, чтобы было по-другому...

— Наверное, — неуверенно ответил Дилан, но по большому счету ему оказалось плевать, никакой груз с него не свисал. Сломанные им жизни его не преследовали, может, потому что понимали, что сами виноваты в своём разрушении. И Дилан понимал, так почему это должно его волновать? — А ты... даже не вздумай жалеть. Они не заслуживают, чтобы ты засоряла ими свои мысли.

К великому сожалению Каллисто, Дилан знал о ней все. Прочитал ведь историю болезни, а это почти то же самое, что душу наизнанку вывернуть и посмотреть, как она там внутри устроена.

Жизнь Каллисто была просто отвратительной, и Дилан поражался, каким образом она смогла сохранить в себе почти детские задорные черты, вполне приемлемую доброту и, что удивительно, веру в этот разлагающийся мир. Как? Мама Каллисто умерла, едва успев встретить пятилетие дочери. Отец должного внимания своему ребёнку не уделял, относился как к навязанной вещи, а потом и вовсе выяснилось, что он болен шизофренией. Когда Каллисто исполнилось десять лет, у него проявились первые симптомы; он вроде бы пытался лечиться, глотал таблетки, но к врачу так и не обратился: не хотел становиться на учёт, боялся. Несколько раз, ведомый своими несусветными галлюцинациями, он избивал Каллисто: не так уж и сильно, даже ничего не ломал, а затем, правда, сам же ее и выхаживал — то ли от осознания своего ужасного поступка, то ли от страха быть пойманным. В тринадцать лет у Каллисто образовалась новая проблема, пусть на тот момент она так и не считала, ведь в ее жизни появился человек, чуть ли не принц на белом коне, готовый спасти попавшую в беду принцессу. Только был это вовсе не принц, как бы ни хотелось верить в сказку, а двадцатилетний парень с несколько странными извращенными наклонностями, который банально совратил фактически ребёнка. Именно им на тот момент Каллисто и была, хотя, увы, взрослеть пришлось быстро и бесповоротно. Тогда же у неё постепенно стали выбираться наружу признаки психической несостоятельности, плюс ко всему отягощённые крайне плохой наследственностью, а через какое-то время она совершенно перестала контролировать себя, отдаваясь в липкие и цепкие лапы шизофрении.

Как-то удрученно закусив губу, Каллисто молчала, и Дилан пришёл к выводу, что все эти разговоры вовсе не подходят для того, чтобы занять ими вечер. Не страшно, он был достаточно нахален и изобретателен, мог в любой момент повернуть общее настроение в нужное русло.

Дилан приподнялся и, многозначительно взглянув на Каллисто, протянул руку, прикоснулся к ее щеке. Нежно и мягко.

— Мы с тобой вообще-то не с этого начинали.

— Да? А с чего, не напомнишь? — мило улыбнулась Каллисто, накрыв его крупную ладонь своей — маленькой, тонкой.

— Могу напоминать хоть всю ночь. — Дилан поддался вперёд, плавно скользнул пальцами к ее подбородку, поцеловал в губы и вновь постарался нащупать молнию на платье. — Что за?..

Рассмеявшись, Каллисто посмотрела слегка озадаченному Дилану в глаза и сказала шутливо, бархатным голосом:

— Глупенький, молния сбоку. Расстегнёшь ее, наконец?

* * *

В десять утра следующего дня Дилана уже ждали на работе. Причём в кабинете Ливая Леветеры собралась весьма странная компания: глава корпорации Ласс Шейн и Стивен Рами, начальник отдела «Неврологии и психиатрии». Дилан припозднился всего на пять минут, будучи заведомо осведомленным, что сегодня должны были начаться первые официальные бета-тесты симуляции виртуальной реальности, над которой пыхтели все лучшие программисты «Нервуса» последние полгода. И пускай новомодные технологии позволяли создавать что-то сложное и исключительное с невероятной скоростью, Дилан все равно считал, что для такого масштабного проекта полгода — это ничто. Косяки неизбежны, однозначно.

Дилан шел, думая, как же хорошо, что он все-таки воспользовался своим «царским» положением и договорился больше не сдавать технику в специальные ящички. Проходить через сканер ему было ненужно, и это просто невероятным образом экономило время и нервы.

В кабинете любимого руководителя Дилан совершенно неожиданно обнаружил своего отца и его друга, Стивена. На Ливая, сидящего во главе длинного совещательного стола, он предпочёл не обращать внимания.

— Здрасьте... — сказал Дилан, усаживаясь на ближайший стул.

Одетый в элегантнейший деловой чёрный костюм в серую полоску Ласс Шейн лишь смерил сына взглядом, а Стивен Рами приветливо кивнул головой. Да уж, общительность прямо-таки в их генах заложена...

— Доброе-предоброе утречко, — широко улыбнулся мистер Леветера, скрепив руки в замок и положив их перед собой. — У нас сегодня будет довольно занимательный разговор. А начнём, пожалуй... — тут он посмотрел на Ласса Шейна, — с тестов на психическую устойчивостью, да?

— Что? — не понял Дилан.

Тут в дело вступил Стивен Рами, сидящий в белом халате с электронным бейджиком на груди.

— Некоторые наши работники проходят специальную программу, определяющую их психическую стабильность. Она так и называется: психостаб, — пояснил он чётко и ясно; его ровный и мягкий тембр всегда было приятно слушать (у психиатров речь, видимо, это отдельный предмет для изучения). — Ты тоже проходил, Дилан. Помнишь? Месяц назад, кажется.

— Ага, что-то такое было. Ну и что? Чувствовал себя на экзамене прямо-таки, и итог к тому же сразу не выдали. Там вроде пару дней для обработки нужно, да? Я и позабыл об этом...

— По сути, это и есть экзамен, — заговорил Ласс Шейн. — Там имеются определённые критерии оценки и соответствующие трактовки, изменяющиеся в зависимости от результата.

Ласс Шейн подробно рассказал об этом «психостабе», и хоть Дилан пока что не вник, зачем вообще пошли разговоры о психике, он вспомнил основные показатели и обозначения, разделяющиеся на пять так называемых «цветных» столбцов:

0%-9% — полная несостоятельность психики, цвет: белый;

10%-39% — частичная несостоятельность психики, цвет: красный;

40%-69% — зона риска, отсутствие стабильности психики, цвет: жёлтый;

70%-92% — отличная стабильность психики, цвет: зелёный;

93%-100% — полные стабильность и состоятельность психики, её несокрушимость, цвет: чёрный.

Это что-то вроде обычной классификации психического состояния, которое определяла специально разработанная программа при помощи различных тестов, заданий и странных вопросов, типа: «представьте себя мухой, застрявшей в лампочке, что вы будете делать на ее месте?». После того, как Дилан прошёл психостаб, ему казалось, что именно в тот момент его психика получила серьёзный и непоправимый удар. Хотелось бы посмотреть на человека, придумавшего это...

Первые два столбца обычно говорили о тяжелых психических состояниях, к которым, как правило, часто присоединялись различные болезни — причём не только душевные. Следующие два являлись условной нормой, даже тот, что относился к зоне риска. Просто люди, входящие в этот процент, представляли из себя слишком импульсивных, эмоциональных личностей, с высокой вероятностью возникновения тех или иных отклонений. Впрочем, все это в крайней степени индивидуально, и лишь некоторые, отмеченные жёлтым цветом, страдали какими-то недугами на уровне психики.

Последний столбец, чёрный — самый редкий, только семь процентов испытуемых умудряются в него попасть. Эти люди обладают завидной стабильностью всех психических процессов, какие только известны науке. Считается, что к такому идеалу могут привести упорная работа над собой и постоянные тренировки, ибо самопроизвольно этот склад психики не формируется.

— Слушайте, к чему все это? Как психостаб к делу-то относится? — уже не выдержал Дилан.

— Ты что, не знаешь? — карикатурно удивился Ливай, всматриваясь в Дилана своими ледяными серыми глазами. — Сейчас всем работникам, кто будет принимать непосредственное участие в проекте «Психическая очистка», необходимо пройти этот тест. У кого результат ниже семидесяти процентов, тех не допустят — в рамках безопасности.

— И? — ехидно усмехнулся Дилан. — У тебя что, и десяти не набралось, Ливай? Жаль, очень жаль! Но не волнуйся, мы постараемся справиться без твоей надоедливой физиономии...

Стивен Рами покачал головой и улыбнулся.

— У него семьдесят, висит на волоске, — сдал он с потрохами мистера Леветеру, который тут же тягостно вздохнул.

— Ну вот, доктор Рами, вы такой жестокий... — притворился обиженным Ливай, запуская пятерню в свои чёрные волосы. — Самое печальное, что мистер Шейн дал свирепый указ: в игровой процесс сунуться сможет только тот, у кого самый высокий показатель психостаба. Так и вправду надежнее, конечно, да... Будучи среди психов, недолго и самому свихнуться. Так что кому-то повезёт примерить костюмчик Охотника Инока.

— Мне до сих пор трудно в это поверить, но нашёлся человек, который стал абсолютным победителем в явно неравной борьбе, — проговорил Стивен, с каким-то укором стрельнув глазами на Ласса Шейна. — Его показатель — девяносто восемь процентов, представляете? Чёрный тип, совершенная стабильность.

— Только не надо тут интригу разворачивать... — Дилан начал подозревать неладное, переводя сомневающийся взор то на отца, то на доктора Рами.

Желая подтвердить его догадки лично, Ласс Шейн повернулся к сыну и сказал:

— Да, Дилан. Этот абсолютный победитель — ты. И Охотником Иноком тоже будешь ты.