Дженни

Рыдания душили. Я заталкивала их внутрь, глубоко-глубоко, чтобы ни звука не сорвалось с губ, и от этого почти не могла дышать. Только жадно, беззвучно хватала воздух и старалась не шмыгать заложенным намертво носом. Со слезами было проще – я их не удерживала, они катились по щекам, капали с носа, с подбородка на грудь, на рабочий стол в том самом углу мансарды. Влетев к себе в комнату, я окинула взглядом каморку, все еще хранившую следы присутствия инспекторши, и поняла, что не могу там находиться. Как влетела, так и вылетела – и поднялась на чердак, где теперь озлобленно и упоенно отдраивала старое дерево от следов своей идиотской деятельности. Ну и пыталась не реветь. Дерево не оттиралось, не реветь не получалось. Все шло не так. Что со мной происходит вообще? Куда подевалась хладнокровная невозмутимая ведьма, изворотливая, как черт, и равнодушная ко всему, кроме дела и обожаемой магии? Где ты, Руби Джи? Во что ты превратилась? Жалкое зрелище. Я все продумала, когда бралась за это зелье. Я все учла. Я хладнокровно взвесила все «за» и «против». Я прекрасно отдавала себе отчет о рисках. И ведь я не ошиблась. Я действительно все просчитала, кроме одного – Тэхена. Чертова упрямого носорога, которого мне так отчаянно хотелось спасти. И я сорвалась. Я сказала ему то, что он не должен был слышать. Дура. Надо было лепетать чушь про жажду получить прощение, быть полезной – да что угодно, но только не то, что думала на самом деле! Ли в ту проклятую ночь кризиса пробрался мне в душу, засел там занозой. И пока я делала вид, что мне это совершенно не мешает, мерзкий осколок вошел еще глубже – да так глубоко, что придется просто разворотить к чертям вообще все, чтобы его вытащить. Я по Эзре не рыдала так, как рыдала сейчас, надраивая желтое дерево в темных разводах. Я плакала от бессилия. От безысходности. От окончательного понимания того, чем закончилась война. Травяная настойка и наперсток крови вместо того, чтобы облегчить страдания одного человека, теперь загонят в могилу другого. Мне остро хотелось вцепиться в браслеты зубами, содрать их пусть даже вместе с кожей и сбежать, сбежать, как можно дальше. Но вместо этого я стояла, елозила щеткой по дереву и размазывала слезы по щекам тыльной стороной ладони. Погруженная в собственные переживания, я услышала шаги, только когда под ними долго и пронзительно скрипнул старый чердачный пол. Я замерла на мгновение, сдерживая очередной всхлип, а потом принялась тереть еще ожесточеннее.

– Уходи. Я обещаю, что больше не полезу к тебе со своими идиотскими инициативами, – голос звучал прерывисто, но это можно было списать на физическую деятельность и запыхавшееся дыхание. – Я уберу здесь, и даже если дом перероют с магической лупой, никто не найдет следов темной деятельности. Можешь быть спокоен.

Шаги замерли, но назад не повернули. Я чистила, Тэхен молчал. Тишина становилась все более осязаемой, мне ужасно хотелось повернуться, швырнуть в него этой щеткой, как я сделала бы во время любой другой пустяковой ссоры – но я стиснула зубы и делала свое дело. Тэхен продолжал молчать. И в какой-то момент я даже озадачилась – а тут ли он? Может, он, послушавшись меня, уже ушел, а я не заметила? Нафантазировала себе буравящий спину взгляд и психую, тогда как носорог давно уже внизу и плевать хотел на опасную подопечную. Отложив щетку, я сполоснула руки в тазике с чистой водой, плеснула и на лицо, вытерлась и только тогда обернулась – не ушел. Тэхен сидел на огромном старом продавленном диване и терпеливо дожидался, пока я то ли закончу, то ли перебешусь. То ли перебешивался сам. Про диван этот я вообразила себе историю, будто кто-то так любил его, что не захотел расставаться, когда пришел срок – и вместо того, чтобы избавиться от рухляди, затащил ее в свое убежище на чердак. Где в тишине и одиночестве можно было валяться на нем и купаться в запахе трав… Тэ не валялся, он сидел, по привычке вытянув ноги и откинув голову на потертую спинку. Судя по виду, о сказанном он не жалел. А жалел о том же, о чем и я – о том, как все закончилось. А еще я поняла, почему он молчал. По хмуро сдвинутым бровям и слегка озадаченному лицу – поняла. Он просто сам не знал, зачем пришел. Но пришел ведь. Не укатил из дома. Не отправился звонить своему другу ультиматумами – забирай свою темную или я сейчас тут ее придушу. Не занялся своими делами, махнув рукой на попытки достучаться. Нет. Пришел. И у меня от этого почему-то опять защипало глаза. Не дав только-только утихшим эмоциям снова разыграться, я решительно преодолела расстояние между нами. Одно колено на диван возле мужского бедра. Другое – возле другого. Карие глаза, от которых я, приближаясь, не отрывала взгляда, дрогнули, расширяясь, и – закрылись. Потому что я, обхватив ладонями лицо светлого, прижалась губами к его губам. А он… он будто только этого и ждал – настолько естественно откликнулся на жест, продолжив его своим. Ладони скользнули по бедрам, стискивая, задирая ткань платья, все его тело подалось вперед, навстречу этому поцелую, жадно перехватывая инициативу. Я обвила руками его шею, позволяя горячему языку ворваться в мой рот, и окончательно перестала думать. Не хочу думать. Я устала думать. Хочу выдохнуть. Хочу… его. Сильные мужские руки обвили мою талию, надавили на спину, заставляя податливо прогнуться, прижаться грудью. Я почти застонала прямо в целующие меня губы, как светлый вдруг отстранился.

– Дженни, – произнес он хрипло, и, господи боже, я почти поймала оргазм только от звуков своего имени, произнесенного так. По крайней мере, низ живота стрельнуло острым удовольствием, и я потерлась бедрами о ткань его брюк, четко чувствуя, что желание абсолютно точно взаимное. А потому…

– Заткнись, – ласково посоветовала я, пусть и не зная наверняка, но подозревая, что Тэхен  собирается мне поведать. Извини, что сорвался, но ты сама виновата, ты должна понимать, что… Бла-бла-бла. Карие глаза опасно сверкнули. Он открыл рот, но я опередила.
– Тэхен, я устала выяснять отношения, которых, по идее, и не существует, – я потянулась к пуговицам платья, которые по счастливому стечению обстоятельств находились спереди. – Я устала чувствовать себя загнанной в ловушку, из которой нет выхода. Мне нужна передышка. Поэтому не знаю, как ты, а я просто хочу… а-ах… Лиф сполз с плеча, открывая жадному взгляду приподнятую бюстгальтером грудь с вызывающе проступающей сквозь атласную ткань вершинкой соска. И не только взгляду. Когда к ней прижался горячий рот, я забыла, что хотела сказать.

– Просто хочешь…? – любезно напомнил мне о потерянной мысли светлый и снова припал к ставшей невероятно чувствительной груди.

– Просто. Хочу.

Думаю, разговор на этом можно прекрасно закруглить. Зарывшись пальцами в рыжие кудри, я закусила губу и только тихонько постанывала, когда поцелуи и легкие укусы были особенно остро-чувствительными. Добившись перенесения разговоров на потом, я отпустила инициативу и передала контроль ситуации Тэхену. Позволяя ему самостоятельно высвобождать грудь из оков белья, ласкать ее, посасывать, покусывать, сжимать. Хмелея от пряного удовольствия, которое дарили эти прикосновения. «Приласкай меня, – вопило что-то безмолвно внутри.

 – Покажи мне, что ты не сердишься. Что эта ссора, как и другие, не всерьез. Что ты веришь мне. Что ты хочешь меня, как и раньше. Приласкай меня…» И Тэхен ласкал. Неторопливо, но жадно. Избавил от платья и от бюстгальтера, оставив только трусики и чулки. Пальцы нежно погладили подрагивающий живот и нырнули ниже, проникая под белую ткань, нащупывая набухшие влажные складки. «Приласкай меня…» Пальцы скользили в горячей тугой глубине, выныривали, чтобы подразнить, и снова погружались в мое тело – и я горячо дышала и двигала бедрами, чтобы ярче, сильнее ощутить дразнящее проникновение. Жадные губы терзали сосок, а я только сильнее сжимала в кулаке рыжие волосы и, запрокинув голову, жадно впитывала солнечное безграничное наслаждение, которое дарил мне мой любовник. Возможно, мне нужно было удержаться на грани, остановить его за несколько мгновений, но я не смогла. Только закусила губу и протяжно застонала, чувствуя, как внутри все сжалось – а потом меня накрыла остро-сладкая вспышка удовольствия. Носорог боднул меня, лизнул грудь и вытащил пальцы. Мое тело, будто лишившееся поддержки, стержня, опоры обмякло и… медленно сползло вниз, на пол. Я бросила на Тэхена томный взгляд снизу вверх и взялась за пуговицу на брюках, выпуская на свободу его достоинство, давно готовое к ответной ласке. Спустила брюки вместе с бельем ниже – и Тэхен понятливо избавился от обуви, а следом и от одежды. Я, стоя на коленях у его ног, ощущала что-то вроде головокружения. Странного, непонятного. Что-то, подозрительно похожее на свободу. Бесшабашную, лихую. Ни преград, ни условностей. Чушь какая-то… Безумие! Но, лукаво поглядывая на Тэхена снизу вверх, я вдруг поняла одну ослепительно простую и важную вещь. У тебя только одна жизнь, Дженни! В ней и так достаточно внешних ограничений и запретов, чтобы добавлять еще и новые. Самой себе. И да, я отчетливо поняла, что мне… плевать. Вообще на всё – на Сопротивление, на правительство, на темных и светлых… На запретительные эдикты и блокирующие браслеты. На законы, правила и порядки. На этикет и приличия. Есть только я. И моя внутренняя свобода – и она не зависит от браслетов и магии. И этот мужчина – тоже есть. Сейчас и здесь. Он. У меня. Есть. Его может не стать у меня очень скоро – куда раньше, чем доделает свое дело проклятие, он возьмет и просто решит перестать быть моим. Но пока он еще не решил, и пока он еще мой – и от этого в голову словно ударили пузырьки шампанского, и кровь понесла их по венам, пьяня меня без вина… Я игриво взглянула на Тэхена снизу вверх. И с силой провела ногтем по бедру. В пикантной близости от возбужденного члена. И снова взглянула, проверяя произведенный эффект. Ли замер, впившись пальцами в обивку дивана, и я довольно улыбнулась – верно мыслишь, дорогой! Это только начало… Я медленно, с чувством, лизнула оставленный след – и будто случайно коснулась щекой напряженной плоти. И отчетливо ощутила, как дернулась она от этого мимолетного прикосновения. Подумала, поймав Тэхеновский взгляд – и потерлась еще раз, откровенным кошачьим движением… И ощутила что-то, подозрительно похожее на ликование, когда почувствовала щекой дрожь, увидела, как дернулись мышцы живота. Хороший носорог! Сильный, но чувствительный! Я с удовольствием поцеловала твердый живот, щедро зачерпнула смелости в том чувстве, что текло сейчас по моим жилам вместе с кровью, и решилась. Коснулась губами твердого члена, повела ими, не размыкая пока, от основания к головке… И ощутила, как мои волосы на затылке довольно жестко забрали в кулак.

– Нет, Дженни. Остановись.

Низкий, хриплый голос погнал мурашки по спине. По груди. Отозвался пульсацией там, где только что я чувствовала его пальцы. А слова… Слова мне не понравились. Я демонстративно высунула язык и провела влажным кончиком по нежной бархатистой кожице. И с вызовом взглянула на Ли – и что ты мне сделаешь?

– Я сказал – хватит! – сглотнув, с усилием выпихнул из глотки слова носорог. – Прекрати. Ты не должна…

Я сердито шикнула и прихватила мужское достоинство губами, влажно потерла его язычком и собралась протянуть это прикосновение выше – или ниже, еще не решила – когда меня грубо остановили. Очень грубо! Тэхен резко потянул меня вверх, вынуждая подняться, и когда добился своего – толкнул в спину, заставляя опереться о диван…

– Я же сказал тебе, – угрожающе произнес Тэхен, и широкая пятерня от души шлепнула меня по заду, – прекратить! И добавил еще разок – кажется, всерьез я его допекла со своими внезапными инициативами… Не знаю, какой реакции он от меня ожидал, но я, прислушиваясь к горящему ощущению в том месте, где моей кожи коснулась его ладонь, по-кошачьи прогнулась в спине… Тэхен почти жалобно простонал-выдохнул: – Дже-нн-и! – и в мои бедра жадно впились широкие ладони, а между ног, в том месте, где все сводило судорогой от предчувствия, я ощутила касание. Сначала легкое, нежно-шелковистое, оно сменилось давлением – и наполненностью, когда Тэ вошел в меня толчком. Замер на мгновенье и задвигался, напористо и резко. Точки отдавались во всем теле, вынуждая меня упираться в диван. Ладони надежно фиксировали бедра, вынуждая двигаться в его ритме, и я двигалась, извивалась, старалась… В животе зарождалось предчувствие наслаждения, отзываясь дрожью в груди, в уставших руках… Тэхен обхватил меня поперек талии, фиксируя в захвате, и – продолжая свирепые толчки, накрыл ладонью мой лобок, нащупал пальцем чувствительную точку и в несколько прикосновений довел меня до оргазма. Я до крови закусила губу, чувствуя, как меня уносит водоворотом ярких, желанных ощущений – и почувствовала, как Тэхен через несколько толчков догнал меня в этом головокружительном спуске. Он навалился сверху на мою спину грудью, отвел в сторону волосы и поцеловал в шею. Провел ладонями по влажным, усталым рукам, потом сжал в объятиях, потянул – и в несколько движений устроил нас на диване.

– Знаешь, Тэхен, – пробормотала я, вытягиваясь и устраиваясь поудобнее в обнимку с ним. – Порка в твоем исполнении пробуждению совести совсем не способствует…

Дурман страсти отходил, оставляя болезненную нежность и острую потребность в этом мужчине. И нежность. И сожаление обо всем. И нежность. И мне ужасно хотелось целовать его и обнимать, несмотря на то, что поцелуев только что было бессчетное количество, а объятия – вот они, есть прямо сейчас. Мне просто до одури хотелось продлить эти долгие, текучие, томные мгновения, полные какой-то невероятной гармонии, разделенной на двоих. Раньше у меня такого не было. Секс с Эзрой всегда был стремительным, страстным, яростным, торопливым – в перерывах, в вырванных у войны минутках. Секс-разрядка, после которого были опустошение, сытое довольство, но никогда – такого упоительного, острого чувства нежности. Не было сладких долгих прелюдий, не было поваляшек в обнимку после. Да и… Тогда каждому из нас остро нужно было получить свое удовольствие. А теперь я открыла для себя, что заботиться о чужом удовольствии – ничуть не менее, а иногда даже более приятно. Думая об этом, я легонько поглаживала обнимающую меня руку вдоль костяшек пальцев и косточек кисти и, кажется, даже задремывала, поэтому вопрос, прозвучавший над ухом, застал меня врасплох.

– Кто ты?

Я дернулась, обернулась, недоуменно вскинув брови. Тэхен полулежал, придерживая голову согнутой в локте рукой. В отличие от меня, откровенно поплывшей, он выглядел собранным и крайне серьезным. Сердце отказалось заходиться в панике, а голова – просчитывать варианты безопасных ответов на этот весьма странный, надо признать, вопрос. Самым верным было бы для начала уточнить, что же это такое он имеет в виду, но я молчала. А Тэхен неожиданно сам расщедрился на пояснения.

– Та Дженни Ким, которая живет в моем доме, ни за что бы не отсиживалась за крепкими стенами, пока ее родные и близкие гибнут на войне. Не смогла бы. Но и делами темных занимаются не идиоты – если бы на тебя можно было бы нарыть хоть что-то, они бы нарыли. Вместо этого девицу, которая способна создавать уникальные авторские проклятия, которая с легкостью темные зелья варит вместо чая, фактически отпускают. Я не понимаю. Объяснишь?

Я смотрела во внимательно изучающие мое лицо карие глаза и по-прежнему не находила в себе ни малейшего желания изворачиваться и уходить от неудобной темы. Не сейчас. Не с ним. Приподнявшись на локтях, я потерлась носом о гладко выбритую сегодня щеку, легонько поцеловала в губы – не с намеком на отвлечь от вопроса, а просто потому, что захотелось. Пообещала.

– Объясню.

А потом села и потянулась за одеждой. Если меня сейчас повяжут и потащат в полицию, будет лучше все же выглядеть прилично. Тэхен последовал моему примеру, а потом мы оба, не сговариваясь, снова сели на диван, на этот раз – на разные концы, друг напротив друга.

– Ты прав, Тэхен. Я участвовала в войне, – произнесла я и заметила, как дернулся угол рта у моего носорога. – Просто… знаешь, брат часто упрекал меня в том, что я иногда слишком много думаю. Но я привыкла – думать, просчитывать варианты. И по многим вариантам выходило, что сопротивлению не гарантирован успех. Я верила в него, тогда – верила, но все равно решила подстраховаться. И для участия в боевых действиях взяла себе другое имя. Единицы знали о том, кто я на самом деле. И почти все из них теперь мертвы. Меня на самом деле зовут Дженни Ким, но я никогда не сидела дома. – Мне все же понадобилось несколько мгновений, чтобы окончательно собраться с духом, мелькнула дурацкая мысль, что я толкаю какую-то глупую и излишне пафосную речь…

– Имя, – поторопил Тэхен, и я решилась.

– Руби Джи. – Он не поверил. Он сначала просто не поверил – это настолько явно читалось на его лице, что мне даже на мгновение стало обидно – чем это я хуже какой-то там выдуманной Джи?!

– Ее казнили, – отрезал носорог, явно ожидая подробностей – и все еще не веря.

– Да. Я собиралась инсценировать смерть, но так получилось даже лучше. Шин никогда не была Руби Джи, но очень хотела. Хотя бы так. – Тэхен поднес руку к лицу, с силой потер глаза и подбородок. Он молчал, но у меня создавалось ощущение, будто между нами земля пошла трещинами и начала обваливаться, создавая гигантскую пропасть – с каждым мгновением все шире.

– Хорошо, – медленно произнес он голосом, который ничего хорошего не предвещал. – И что ты планировала дальше?

– Ничего, – торопливо выпалила я и так же торопливо поправилась. – Ничего, что кому-либо угрожало бы. Я просто хочу жить, Тэ… – Я дернулась к нему, но сама себя остановила. – Я выцарапывала себе жизнь не для того, чтобы снова бросить ее на баррикады. Я хочу только избавиться от браслетов и уехать куда-нибудь подальше. А еще… – я помялась, но все же сказала, – я хочу помочь тебе.

Носорог стиснул челюсти, на скулах перекатились желваки, и я против воли закусила губу – не зря ли призналась? Пусть даже это и правда, но как прозвучало – я тебе помогу, а ты меня отпусти.

– Ладно, – медленно произнес Тэхен, глядя куда-то мимо меня, потом поднялся. – Запиши рецепт.

– Что?

– Рецепт зелья. Запиши его. И дай мне.

– Хорошо. Сейчас… – я обшарила комнату растерянным взглядом в поисках письменных принадлежностей. – Не срочно, – бросил Тэхен, поднялся и направился к выходу. В дверях он все же замер, заставив мое сердце подпрыгнуть, и бросил вполоборота: – Переезд в другую комнату в силе. Он вышел, а я смогла только бессильно спрятать лицо в ладонях. Такой короткий разговор выжал почти все мои силы. Кажется, прямо сейчас меня властям он не сдаст. Но это совершенно ничего не означает. Сейчас он переварит, и… Глаза снова защипало. Кто тянул тебя за язык, Дженни? Неужели не могла, как всегда, соврать и выкрутиться? Не могла. Я не хотела ему врать. Несколько мгновений я просто сидела, спрятав лицо в сложенных лодочкой ладонях. Мне все в этом мире всегда казалось кристально понятным и объяснимым. И когда оно вдруг настолько успело запутаться? Внутренний голос подсказывал – это не мир запутался, а ты сама. Увязла, как муха в паутине. Мирная рутина расслабляет, ослабляет бдительность, а человеческое тепло и вовсе… Мне почему-то ужасно нравилось, как он меня опекал. И пусть я не нуждалась в его опеке, она не раздражала, а наоборот – дарила какое-то наслаждение, граничащее с восторгом. Что теперь будет? Отчаяние плеснуло было где-то в глубине и вновь растеклось ровной гладью, подернутой пока еще слабой дымкой безразличия. Как там говорил древний мудрец? Все пройдет, и это тоже. Со скрипом поднявшись, я вернулась к столу и снова взялась за щетку. Повторный визит инспектора меня уже не волновал, но чем не занятие? Не лучше и не хуже прочих.