Вряд ли это имеет значение. Друзья, враги. Пока существует милосердие.
(с) «Доктор Кто»

Что за чёрт?! Парни продолжают молча стоять, испепеляя друг друга взглядами —один ненавидящий, другой изумлённо-испытывающий. Я чувствую исходящую от Андерса вину и, измучено покачиваясь, теряю равновесие. Он ловит меня, обхватив обеими руками и невольно прижав к себе.

— Не смей её трогать, — Даглас издаёт предупреждающий рык и друг осторожно усаживает меня на кровать, не спуская глаз со своего брата.

Что значит — они родственники?! Это не укладывается у меня в голове, и я понимаю, что сейчас меня накроет истерика. Кто ещё сюда заявится, моя прабабушка?!

Я растерянно рассматриваю их и понимаю, почему лицо Андерса всегда казалось мне смутно знакомым. Он и Даглас невероятно похожи между собой, но вот только есть в них одно существенное отличие. Его глаза — они такие же голубые, но вот только то, что скрыто в их ясной и безмятежной глубине совсем отличается от тяжелого взгляда его брата.

— Даглас, давай поговорим, — Андерс подходит к нему но Даглас с искажённым от ярости лицом вскидывает подбородок, крепко сжав руки в кулаки, и тот вынужден отступить.

— О чём мне с тобой говорить? — самоубийца смотрит на него свысока, выплевывая каждое своё слово, словно смертоносный яд.

— Ты нашёл Элизу? — парень неловко озирается по сторонам.

— Как ты смеешь произносить её имя?

О нет, они сейчас поубивают друг друга. Я пытаюсь подняться, но от страха тело перестало меня слушаться.

— Даглас, перестань. Теперь мы оба знаем, что смерть — это ещё не конец. Столько лет прошло. Я не виноват, ты же знаешь, что я любил её, как свою родную сестру.

Это окончательно выводит из себя и без того заведённого Дагласа.  Я впервые слышу, как он кричит и от этого мне становится очень страшно. Сейчас в комнате стоит не привычный для меня парень, с которым я танцевала на Зимнем Балу, а опасный разъярённый воин, способный уничтожить всё живое вокруг себя.

— Любил?! Где ты был со своей любовью, когда она умирала там, одна, в темноте, в куче зловонного мусора, захлебываясь собственной кровью! Ты отпустил её убийцу, закрыл дело! Так о какой любви ты говоришь?

— Нет... Подожди... Мы столько раз это обсуждали, имеющихся доказательств было недостаточно.

— Уходи, пока я не разорвал тебя голыми руками! И не приближайся к Сесиль!

— Она не твоя собственность! — Андерс вспыхивает, его глаза сверкают от досады, — Я пришёл к ней попрощаться и сейчас ты пугаешь её!

— Так прощайся и уходи прочь! — Даглас с негодованием проводит рукой по волосам и стремительно вылетает из палаты.

Я слышу, как он бьет кулаком о стену в коридоре, а потом уходит. Начинаю плакать, понимая, что на моих глазах произошло что-то страшное. О чем говорил Даглас? Каким образом Андерс виновен в смерти его невесты?

— Не плачь, — Андерс садится рядом и обнимает меня, целуя в макушку, но я отталкиваю его, злобно вытирая слёзы.

— Не надо меня успокаивать! Лучше объясни, в чём дело и какое отношение ты имеешь к смерти Элизы!

— Откуда ты знаешь, кто такая Элиза? Вы что, встречаетесь с Дагласом? — он смотрит на меня так, словно видит в первый раз, заметно расстроившись.

— Нет, мы не встречаемся, но я в курсе насчёт его девушки. Объясни мне, я хочу знать всё! — требую я.

Андерс вздыхает и смотрит вникуда, нервно перебирая пальцами край простыни.

— Я расследовал убийство Элизы, — произносит он, долго не решаясь заговорить, — И у меня не было достаточного количества доказательств, чтобы посадить обвиняемого за решётку.

— Как это произошло? — я неловко шмыгаю носом, обнимая свои колени и подрагивая от напряжения.

Андерс застывает и смотрит стеклянным взглядом, возвращаясь в прошлое, а потом начинает рассказывать:

— Элиза была своеобразная девушка, со сложным характером. Она притягивала к себе людей, как яркий свет притягивает мотыльков, любила шумные вечеринки и выходы в свет с подругами. Дагласу это не нравилось, но он ничего ей не запрещал, считая, что у каждого должно быть личное пространство. В один из дней она в очередной раз отправилась в клуб, пока Даглас улетел по делам в Бостон. Элиза должна была вернуться среди ночи, но дома она так и не появилась. Мы обзванивали всех друзей и знакомых, проверяли камеры видеонаблюдения, но всё впустую — она вошла в слепую зону, бросив машину, и просто исчезла. Даглас примчался первым же рейсом, перевернул просто весь город вверх дном. Он ведь собирался сделать Элизе предложение... — он немного помолчал, а потом продолжил, — Спустя пару недель поисков с собаками, её тело было найдено за городом. Элизу сначала изнасиловали, а потом перерезали ей горло. Но не до конца. Вскрытие показало, что после этого она была жива и находилась в сознании ещё несколько часов, — голос Андерса надрывается и он закашливается, стуча себя по груди, — Она даже пыталась ползти в поисках спасения и помощи, прежде чем захлебнулась собственной кровью.

Я сижу, молча глядя в пространство и даже не пытаюсь сдерживать катящиеся из глаз слёзы. Мурашки ужаса волнами пробегают по всему моему телу. Всё то, что я слышу, настолько дико, что мне не хватает воздуха, чтобы дышать. Тем временем мой друг продолжает свою историю:

— Это был настоящий конец света. Даглас настоял, чтобы Элизу хоронили как невесту — в подвенечном платье. В гроб он положил кольцо, которое хотел подарить ей после своего возвращения из Бостона. Я не мог спокойно смотреть на него, настолько он был убит горем. Все усилия были брошены на поиски, я лично расследовал это дело. Был задержан человек, он оказался главарём местной наркомафии. По нашим данным, будучи в подпитии, Элиза решила употребить наркотики и нашла дилера. Тогда, в клубе, она вышла на улицу и направилась в ближайшую подворотню, чтобы встретиться с ним. Что было дальше — знают только они двое, но итог этой встречи известен всем. Её не стало.

— Почему ты не посадил убийцу? — спрашиваю я.

— Он был слишком влиятельный человек, имеющий связи в полиции. Мне просто перекрыли кислород, принудив закрыть это дело. Улики попросту исчезли из хранилища.

— Что? — я задыхаюсь от возмущения, — Андерс, надо было бороться!

— С чем, с системой? — он сокрушенно качает головой, — Ты можешь бороться с ней сколько угодно, но в итоге она всё равно тебя сожрёт.

— Но ведь Даглас твой брат, ты должен был...

— Я сделал всё, что в моих силах, Сесиль. Я не соврал, когда сказал, что Элиза была мне как сестра. А вскоре я потерял ещё и брата. Он обозлился на меня, обвинял в том, что я поспособствовал тому, что убийцу оправдали. Даглас словно помешался, вышел на наёмного киллера и заказал убийство отморозка, расправившегося с его девушкой. Но попытка оказалась неудачной, тот выжил, в итоге закрутилось уголовное дело и Дагласа вытащил отец, заплатив огромные деньги. Но было уже слишком поздно. Мой брат не выдержал и повесился спустя некоторое время. Вот и вся история.

Я молчу, глядя на свою изувеченную ногу сквозь застилающие зрение слёзы. Мне кажется, шрамы, которые за это время уже появились на моём сердце, гораздо больше и уродливее чем тот, что теперь будет всегда присутствовать на моей коже. Что болезненнее всего — я не знаю, как мне теперь относится к Андерсу. С одной стороны — он пустил всё на самотёк, не стал добиваться справедливости, что характеризует его как не самого хорошего человека. А с другой... Я ведь не была там и не испытала на себе всё то, что происходило на самом деле. Андерс мой друг и я не могу так просто взять и осудить его.

— Я не знаю, что тебе ответить, — медленно произношу я, — Это всё так страшно и двусмысленно.

— Сесиль, прошу, — он берет мои руки в свои и смотрит мне прямо в глаза, — Не отказывайся от меня. Я не подонок, умоляю, поверь мне.

— Что ты, Андерс, — я выдавливаю вымученную улыбку, — Ты всё ещё остаёшься моим старшим братом.

— Спасибо. Мне пора идти. Прости, что тебе пришлось всё это увидеть, — он крепко обнимает меня и уходит, скорбно опустив плечи.

Я прислушиваюсь к его шагам, сидя на кровати в опустевшей комнате и мне кажется, что целая Вселенная обернулась против меня.

Больничное крыло я покидаю неделю спустя, когда мои раны, наконец, начали затягиваться. Я возвращаюсь к своей обычной работе и весь следующий месяц проходит монотонно и смазанно — работа, новые лица, посиделки с Фэйт и Эллиотом, походы в кафе и вылазки за город. Я ни слова не рассказываю о том, что произошло тогда в больничном крыле, и, к счастью, никто из моих друзей не заметил тех перемен, которые произошли в моей душе.

За это время я нашла адрес Кристины и написала ей длинное письмо, в котором описывала всё своё сожаление и надежду на то, что мы встретимся и пообщаемся, но ответа я так и не получила. Понимаю, что это глупо и малодушно, что я должна сама к ней поехать, но что-то останавливало меня. Какое-то предчувствие опасности. Да и после поездки, которая обернулась трагедией, покидать пределы нашего кантона совсем не хотелось.

К счастью, Фэйт оставили в покое и больше не трогали своими подозрениями касательно организации взрывов, а к её попыткам найти мать отнеслись снисходительно. После случившегося Эллиот ни на шаг не опускает её от себя и, если честно, мне кажется, что он скоро сделает ей предложение. Что ж, я бы с удовольствием погуляла на их свадьбе.

Андерс продолжал нести службу у границы, следя за безопасностью, и каждую неделю он присылал нам по два письма, в которых описывал свои будни. Я скучала по нему, хотя до сих пор так и не смогла разобраться с тем, как я теперь отношусь к сложившейся ситуации. Я просто устала.

Даглас больше не появлялся. Я понимала его, но глубоко внутри меня плескались разочарование и боль, грозя вместе залить едва теплящуюся надежду. Влюблена ли я в него? Честно говоря, я и сама не находила ответа. Я испытываю к Дагласу определённые чувства, но призрак Элизы, пусть она уже давно с другим, всё равно маячит между нами. Во мне не было уверенности в том, что Даглас отпустил её, но, с другой стороны, то, что происходило между нами — что же это было, если не начинающаяся влюблённость?

Я не сентиментальный человек, но в какой-то момент мои мысли приобретают рифму и строчками выливаются на бумагу:

«Не спеши. А давай с тобой постоим молча?
Ведь это легко - вдвоем под дождем стоять
Лицом к небесам. Меня ты сломить хочешь,
Как ветку у дерева можно легко сломать.

Чуть пальцы дрожат. Ты, наверно, колеблешься часто?
А я здесь, я живая стою у тебя на пути.
Надо было поменьше кому-то в любви клясться,
Чтоб потом можно было, убрав все следы, уйти.

Не заметила я, как война завязалась в сердце,
Выливаясь на строчки, чернеющие на страницах.
Знаешь, страшно во сне, когда никуда не деться,
И ты мне навязчиво снишься, и снишься, и снишься...

Когда сердце и разум друг другу ни капли не верят,
Или знать то, что больно а, значит, я тоже живая.
Когда замкнуты прежде открытые двери.
Перед ними стою, совершенно душою нагая!

Я с ликом ребенка и глазами познавшего горе.
Слишком часто меня предавал даже весь этот дождь.
А глаза, посмотри, ведь они, словно серое море!
Отвернувшись, молчишь. Ну скажи мне, кого же ты ждешь?!

Стало дико и страшно. А знаешь, на что похоже?
Словно дьявол решил пролить звезды дождем на землю.
Ты другой. И мороз пробежит по коже...
Ты другой... А я все же кричу:"Не верю!"

Мы стоим. Капли лужей стекают по коже асфальта.
Равнодушие—маска, а в мыслях клубится торнадо.
Я пойду. И не буду я врать, что "До завтра".
Я пойду... Мне еще в чью-то жизнь надо...».

Критически перечитав получившееся стихотворение, аккуратно складываю листок бумаги и прячу в тумбочку, решив никому его не показывать. Мне странно, что я способна писать подобные вещи.

— Сесиль, что с тобой происходит? — спрашивает меня Фэйт, в какой-то момент всё-таки заметив, что моё душевное равновесие не в порядке.

У неё появилась милая привычка перебирать мои волосы, когда мы, лёжа по вечерам на кровати, обмениваемся мыслями и новостями. Этим она очень сильно напоминает мою маму.

— Я не знаю, — задумчиво покусываю ноготь, а она, заметив это, легонько шлёпает меня по руке. Недовольно мычу и перекатываюсь с её колен на живот, рассматривая кончики своих волос, — Мне кажется, скоро случится что-то плохое.

— Почему? — она пытливо смотрит мне в глаза, — Есть какие-то проблемы?

— Нет, просто у меня плохое предчувствие.

— Ты пережила слишком много страшных моментов за последнее время, поэтому у тебя повышенная тревожность, это нормально, — девушка продолжает перебирать мои волосы, пытаясь заплести их в незамысловатую косу.

— Надеюсь, что так.

— Ты влюблена в самоубийцу, да?

— Фэйт... — я рассказываю ей всё, что узнала про Дагласа и его земную жизнь, в том числе про Элизу и Андерса. Попутно описываю нашу первую встречу в архиве подвала и последнюю сцену в больнице.

Фэйт внимательно слушает меня, время от времени коротко охая и тревожно всплескивая руками. Когда я рассказываю про смерть Элизы и самоубийство Дагласа, она не может сдержать сочувственных слёз.

— О, Вселенная, как же это всё трагично. Но почему ты не рассказала мне раньше?

— Я боялась, что ты не одобришь мой выбор.

— Я не осуждаю тебя, — она мягко перебивает меня и прижимается щекой к моей макушке, — Что может спасти нас в такое сложное время, если не любовь? Просто я переживаю, что ваше общение может привести к проблемам.

— Не будет никаких проблем. И знала бы ты, насколько я люблю тебя. У меня никогда не было такой прекрасной подруги, как ты.

— О, Сесиль, — она обнимает меня ещё крепче, — Смотри, чтобы твои слова не услышал Эллиот, он может понять неправильно.

Мы тихонечко смеёмся и продолжаем разговаривать обо всём на свете, пока нас не побеждает сон.

В один из дней меня вызывает к себе Роб, старший наставник спиритов. Я иду к нему по длинному коридору приёмной, с удивлением перебирая в голове различные варианты, зачем я вдруг ему понадобилась. Войдя в его кабинет, неожиданно встречаю Эллиота. Он смущенно мнётся, переступая с ноги на ногу, явно не привыкший к такому вниманию от высокопоставленного руководства.

Роб, темнокожий пожилой мужчина поистине гигантского роста, выпрямившись, сидит в своём кресле, скрестив руки на груди и напряжённо постукивая ногами, обутыми в начищенные до блеска чёрные ботинки.

— Вы хотели меня видеть? — я осторожно останавливаюсь рядом с растерянными Эллиотом.

— Да, — Роб ослепительно улыбается и жестом указывает нам на небольшой диван, обитый темно-зелёным бархатом, — Присаживайтесь.

Принимаю приглашение и сажусь вместе с другом, с любопытством оглядывая роскошный кабинет. Красное дерево, идеальная полировка, дорогие часы на стене. Почему бы вместо такой вычурной обстановки не отремонтировать весь Кантион? К чему пускать пыль в глаза? Роб замечает мой скептический взгляд и иронично спрашивает:

— Что, не нравится?

— Если честно, нет, — Эллиот испуганно толкает меня в бок, но я делаю вид, что не замечаю этого, — Мне по душе обычное рабочее место, которое берёт своей душой, а не... — я обвожу рукой окружающую обстановку, — Ну, Вы поняли.

Улыбка Роба становится ещё шире.

— А ты молодец, мне нравится твоя честность, — он берёт со стола ручку и начинает постукивать ею по наполированной поверхности, от чего у меня чуть ли не начинает дёргаться глаз, — У меня, ребята, есть к вам деловое предложение. А дело вот в чём, — он кладёт ручку и громко хлопает в ладоши, от чего мы с Эллиотом вздрагиваем, — Понимаете ли, в последнее время среди спиритов и самоубийц растёт недовольство по поводу кастового разделения. Все хотят равенства, понимаете ли...

— Понимаем ли, — бормочу себе под нос и Эллиот снова тычет мне в бок, призывая заткнуться.

Роб не слышит, как я иронизирую, поэтому продолжает:

— Сейчас в жизни Тектума неспокойный период, обстановка в Котле напряжена как никогда раньше, поэтому нам не помешало бы произвести небольшую своего рода интеграцию, наладить взаимное сотрудничество, чтобы самоубийцы лучше чувствовали себя в обществе.

— К чему Вы клоните? — прямо спрашиваю его я.

— К тому, что чем лучше чувствуют себя в Тектуме самоубийцы, тем выше наши шансы, что в случае нарастающих волнений в Большом Котле они будут на нашей стороне.

— То есть, я правильно Вас поняла, — я возмущённо смотрю ему в глаза, — Что нам сейчас надо под лозунгом «мир—дружба—жвачка» принудить самоубийц быть на нашей стороне в случае войны?

Он неопределённо качает головой в разные стороны:

— Ну, это конечно, очень грубое и преувеличенное высказывание, но, в целом, да, — он снова улыбается и довольно разводит руки в разные стороны.

— А мы-то тут при чём? — удивленно подаёт голос Эллиот.

— Мы долго общались с Главным Советом и решили, что неплохо было бы собрать небольшую компанию спиритов и отправить в Mortem Domus, так сказать, для обмена опыта и налаживания связей. Вы одни из тех, кто входит в это число.

Что за бред он несёт? Отправиться к самоубийцам, как будто это какой-то детский лагерь, в котором мы будем играть в догонялки и петь песни у костра!

— Подождите, — я недоверчиво хмурюсь, — Вы ведь обладаете безграничной властью, почему Совет не может просто взять и заставить самоубийц воевать на стороне армии Тектума?

— Принуждение ни к чему хорошему не приведёт, — Робу не нравится моя самоуверенность и его улыбка становится заметно меньше, — Мы хотим идти мирным путём.

— Но почему мы? В нашем кантоне проживает почти пятнадцать тысяч спиритов, в чем проблема выбрать кого-то из них? — я совсем ничего не понимаю.

— Вас рекомендовала Сара, а я всецело доверяю её мнению. Вы, Эллиот, уже являетесь попечителем и Ваш подопечный успешно проходит службу в армии Тектума, что о многом говорит, — тот горделиво выпячивает грудь, но быстро стушёвывается под моим недовольным взглядом, — А Вы, — старший наставник переводит взгляд на меня, — Вы здесь совсем недавно и вместо Вас рассматривалась кандидатура мисс Фэйт Доу, но Сара сообщила мне, что у неё есть некоторые обстоятельства, которые не позволяют ей участвовать в нашей программе. Вместо неё она посоветовала обратиться к Вам.

Фэйт. Ну конечно. Отправить мою подругу в Mortem Domus равносильно тому, чтобы бросить её в клетку к голодному льву. И ещё не известно, кто кого разорвёт. Ну, Сара, ну спасибо тебе, прекрасное одолжение.

— И что будет дальше? 

— Вы проведёте пару дней среди самоубийц, поучаствуете в их повседневной жизни, наладите связи. После этого будет нанесён обратный визит, самоубийцы побудут в нашем обществе, мы посмотрим на них, они на нас, и уже будет решаться дальнейший вопрос об объединении наших... хммм... сообществ.

— Ничего себе, да это событие века! Никто ещё не рушил старые устои! — с уважением в голосе восклицает Эллиот и я чувствую, что он восхищён.

— Именно, — довольно подтверждает Роб, выставив в его сторону указательный палец.

Я задумываюсь. Конечно, идея разрушения кастового общества кажется мне отличной, ведь я давно пришла к мнению, что самоубийцы ограничены в правах незаслуженно, но что-то во всей этой затее мне не нравится. Что-то... нехорошее сквозит в воздухе, но я пока не могу понять, что именно. Я рассеянно разглядываю свои пальцы, чувствуя лёгкую гадливость от происходящего, а потом поднимаю глаза на Роба.

— У нас есть выбор?

— Нет, — наставник снова широко улыбается, но я вижу, как напряжённо поблескивают при этом его глаза.

Я обреченно вздыхаю.

— Хорошо. Я могу узнать, кто ещё будет принимать участие в этом мероприятии?

— Конечно, — мужчина распечатывает какой-то текст из компьютера, а потом протягивает его нам.

Мы с Эллиотом склоняемся над листом бумаги, читая список из имен и фамилий, попутно отмечая знакомых нам спиритов, но потом я спотыкаюсь на одном из них. Точнее, на одной. Это девушка. Не веря своим глазам, ещё раз перечитываю одни и те же буквы.

«Элиза Мари Гарсия».
Бывшая невеста Дагласа отправится вместе с нами в Mortem Domus.
Не нравится мне всё это.