Может быть, то письмо было проклято, и именно поэтому в моей жизни началась череда странных событий и людей, которые не должны были и вовсе в ней появляться. Я, конечно, никогда не верил в подобные вещи. Хотя кого я обманываю. И не мне говорить, что невозможно и что реально. Мы, люди - такие глупые существа и ничего не знаем, так почему с таким серьезным видом нам доказывают, что Бога не существует, не существует потусторонних сил, а в морях не плавают русалки? Поэтому я просто стараюсь не думать о таких вещах, мы живем отдельно, не нарушая личного пространства друг друга. Но сейчас мысли о страшном проклятии не покидают моей головы. Все-таки что-то не так с этим письмом.

И вот еще одна странность. Мне приснился сон. Уже тот факт, что сон мне приснился, и я его запомнил – странное явление.

Дождь и гроза наступают мне на пятки. Даже густые ветви деревьев над головой не спасают от крупных капель. Я так боялся этого дождя будто он кислотный, паника накрывала с головой, однако я ни на секунду не оглянулся когда забежал в темный лес. Проснувшись, я понимаю как это было глупо. Ветки хлестали по лицу, грязь под ногами мешала бежать, я падал бесчисленное количество раз, но на удивление и одежда, и руки, даже колени, которые пострадали больше всех, были чистыми. Это был невыносимо долгий сон. Странно, что меня не убило грозой, которая поджигала небо через каждые несколько секунд, отчего оно горело словно облитое керосином. Но я не останавливался, не повернул обратно, не сел на землю в ожидании конца, нет, я продолжал бежать, у меня была какая-то цель. Это чувство похоже на то, которое я испытываю в последнее время постоянно, но не могу дать ему названия, не могу описать. Оно мне просто незнакомо. Но оно такое сильное, похоже на ураган, бушующий в легких. Я что-то ищу, но не понимаю что именно.

Также неожиданно пропав в этой темной глуши, озаряемой вспышками света, лес неожиданно исчез. Словно я пересек грань, стену, порог. Раз, и он осталась позади, а впереди светит солнце и расстилается искусный ковер из разноцветных фиалок.

До этого я никогда не видел фиалкового поля. Возможно, таких и вовсе не существует, но вот оно растекается прямо передо мной, бездонное море. Я не сразу делаю шаг, выжидаю что-то. Но ничего не меняется, лишь легкий ветерок периодически заглядывает сюда, нежно колышет маленькие цветы, словно отец треплет по волосам своего оболтуса и не слышно, еле заметно, уходит.

Только опустив ногу, она тонет, так что не видно и пальцев. Я ступаю медленно, заранее извиняясь за вторжение и причиненный ущерб. Мне хочется упасть, утонуть в цветах, раствориться. Но я не могу. Это чувство, снова оно, не дает мне покоя. Мне надо что-то найти. Но поле кажется бескрайним, без какого-либо намека на присутствие других людей.

У всего есть конец, я давно усвоил этот урок и у этого поля тоже. Мне нужно было лишь перейти его. С каждым шагом идти становилось все труднее. Корни, листья, они цеплялись за ноги, словно завлекали в свое безмятежное царство, так и хотелось сдаться. «Ваша взяла» - прокричать громко, чтобы услышал каждый житель этого поля. Но она ждала меня. Она звала меня. Еле слышно, шепотом или даже мыслями, но я слышал ее голос, хотя и не мог разобрать слов.

Я искал глазами ее хрупкую фигуру, выискал под ногами, затерявшуюся в этой фиолетовой гуще, искал ее на этом чертовом поле, обойдя вдоль и поперек это бескрайнее море, но так и не нашел ее.

Как-то я перекопал большое количество статей относительно продолжительности сновидений, но так и не нашел однозначного ответа, обобщив данные от самого меньшего числа, до самого большего мною прочитанного, продолжительность сновидений – от нескольких секунд до получаса. Скорее всего, в этот промежуток попадает и действительная однозначная цифра, поэтому сказать о том, что я совсем не прав нельзя. Мне всегда было интересно это явление. В детстве я страдал от ярких снов, словно ходил в кинотеатр и смотрел несколько фильмов подряд. Спустя несколько лет, когда мне было дозволено выходить из дома ночью, я засел в местном кинотеатре на всю ночь, смотрел глупые фильмы, в общей сложности пять штук, разнообразия было мало и картин тоже, поэтому один фильм я просмотрел даже два раза. Это был тяжёлый эксперимент, на середине третьего фильма, мне хотелось убежать, но я поставил цель и заплатил деньги. Пришлось высидеть до конца, поэтому я знаю о чем говорю, это ужасно выматывает. А в этот раз казалось, что сон мой был длительностью в семь таких фильмов, а то и больше. Я состарился там лет на десять, будто впал в кому.

Первым делом, открыв глаза, я ощупал себя, руки, ноги, грудь, где быстро билось здоровое сердце, все было на месте, а на лице была привычная щетина. Голова ужасно болела, будто меня хорошенько ударило чем-то, битой, например, или сковородкой.

Я снова прокрутил в голове этот сон. Кого же я все-таки искал? Это была девушка. И скорее всего та самая Виола. По крайней мере, если бы оказалось что это не так, то я бы сильно удивился. Мое подсознание, или что там еще, просто кричало о том, что мне нужна была эта девушка, у нее ключ, который, наконец, откроет мою грудную клетку и выпустит этот изматывающий ураган наружу. Я надеялся на это.

Поэтому я снова сидел за письменным столом и крутил в руках ее конверт, пристально всматривался в почерк, вдыхал аромат все еще слышимых духов. Я взывал к своей памяти, должна быть хоть какая-то зацепка. Я ее видел, я знал это точно, но где и когда? Вспомнить я так и не смог.

Рядом на столе лежал и номер, который мне дал мой бывший друг. Странное сочетание – друг и вдруг бывший. Неестественно как-то. Да еще если добавить слово лучший и вовсе звучит ужасно и грустно. Но таковы жизненные реалии, грустные и неправильные - самые обычные и естественные. Корявый почерк его совершенно не изменился, как и он сам. На секунду мне даже стало стыдно за то, что я его не узнал, не так уж и много времени прошло.

Где-то в одной из книг, вроде с приключениями Робинзона Крузо, а может и нет, была припрятана одна фотография. Я постарался избавиться от них всех, детские оставил в родительском доме, закинул на чердак, самые удачные за все свои прожитые шестнадцать на тот момент лет, коих, кстати, скопилось немного, сложил в отдельный альбом и тоже оставил пылиться и умирать в небытие чердака. Но пару фотографий, как я не пытался, так и не смог оставить и забрал с собой. На одной из них, которую я держу сейчас в руках – мой бывший класс. Не то, чтобы я любил эту кучку идиотов, непонятным образом собравшихся под одной крышей на пару тройку добрых лет, и ностальгии по школе я не испытывал. Но было что-то особенное в этой фотографии, что-то что заставило меня ее сохранить. И учительница, все такая же молодая и красивая женщина с отменным чувством стиля и улыбкой сдержанной, но невероятно притягательной, стоит посередине фотографии, взгляд падает на нее в первую очередь, и только потом замечаешь, что на снимке еще кто-то есть. Человек нас здесь, наверное, двадцать. Я пытаюсь вспомнить каждого по имени, но безуспешно, некоторые вещи напрочь стираются из памяти, я помню каждое лицо, но имен под ними нет, они слились с толпой подхваченные быстрым течением времени. Лишь двоих человек из этой кучи незнакомцев я действительно знал.

Я машинально нашел свою с вымученной улыбкой физиономию, такая информация, как где ты на какой фотографии, к сожалению, со временем не выветривается, а рядом, закинув мне на плечо свою не по-детски большую руку, стоял тот самый друг. Лохматый, мятая рубашка торчит из штанов, именно таким я его помнил, может быть, поэтому я его не узнал, образ такого оболтуса не вязался у меня с тем мужчиной в выглаженном костюме. Он всегда был симпатичным, да и сейчас не растерял своего шарма, легкий на подъем, с чувством юмора, никогда никого не обижал даже словом, голова была на плечах, да и не просто голова, там были свои мысли, интересные и свободные, у девушек он неизменно пользовался популярностью и в друзьях недостатка у него не было. Даже сейчас спустя столько лет я маюсь вопросом, зачем ему нужен был я? Все, что я мог делать – выдумывать истории, много есть и часами смотреть на лавовую лампу в его гостиной, но вряд ли дело было в этом. Я и сам не дурен собой, вполне себе такой середнячок, не урод и не красавец, и пошутить мог, но чувство непреодолимой пропасти между мной и сверстниками не покидало меня, всегда было рядом, я ловил что-то чужое в их взглядах и движениях. Но когда Джек, по прозвищу, которым он сам себя наградил, Керуак, говорил со мной, пропасть все еще была на месте, все-таки пропасть это довольно большая штука и исчезнуть просто так не может, но появлялся мост от одного края к другому, выстроенный из его слов, очень крепкий мост, по которому я не боялся идти.

Мы подружились почти сразу. Словно в фильмах, хотя я всегда был уверен в том, что такого не бывает, как и любви с первого взгляда или инопланетян, но как показывает время, сейчас я уверен в их существовании, все возможно. И тот факт, что это чудо случилось со мной, до сих пор меня удивляет. Мы постоянно пропадали на улице, исследовали мир на заднем дворе его дома и просто часами говорили. Обо всем. Он был очень интересным собеседником, много читал и всегда рассказывал небылицы, подкрепляя их неоспоримыми фактами. И хотя расстались мы с ним не самым приятным образом, я вспоминал о нем с теплотой и даже с некой братской любовью. И даже та горечь на языке прошла. Вот только мост разрушился, пропал в бездне и с тех пор я все стою на маленьком бетонном островке посреди этого темного океана и идти мне некуда.

Рядом с ним на фотографии стоит она. Я помню, что ужасно расстроился в тот день, мне так хотелось, чтобы она стояла рядом со мной. Глаза как всегда спрятаны под большими солнцезащитными очками, так и прицепилось к ней это слово – Очки, не плохое и не хорошее, просто слово, ставшее для нее именем. Если так подумать я и сам ее имени то и не помню, какие-то отголоски фамилии, но не имени остались в голове. Ужасная особенность прозвищ – они с легкостью могут заменить то, что написано в документах, словно и не было этого твоего имени. Очки.

Короткая стрижка, легкая улыбка, совершенно неискренняя, но все равно красивая, руки сложены по швам, такая вот статуя. На этом снимке она совершенно незаметная, невзрачная, просто человек из массовки голливудского блокбастера, просто часть композиции. Были у нас в классе девочки, которые горели куда ярче, чем ее звезда. Но мой взгляд всегда был обращен на нее и даже на этом снимке, кажется, нет никого кроме нее. Так было с самой первой нашей встречи. Она была новенькая, перевелась практически посреди учебного года, такое бывало не часто, поэтому у моих одноклассников сразу разгорелся интерес к еще незнакомой персоне. Мальчишки воображали о том, какая она будет, уже заранее обсуждая ее фигуру, и девочки делали тоже самое, но в более негативном контексте, еще одна соперница. Уж не знаю почему так заведено, но они постоянно соперничали друг с другом. Я слышал кучу разных предположений относительно новенькой, на деле же ни одно из них не оказалось правдой, кроме того, что она была невероятно красива. Я не знал этого наверняка, черные очки на пол лица скрывали ее, но я чувствовал это, ее красоту. Она выражалась в манере ее речи, кротких ответах на любой даже сложный вопрос, в движениях ее рук, плавных, словно морской прибой и легкой, бесшумной походке.

Но в первую очередь, интерес вызывали, конечно, ее очки, столько споров было вокруг них, но за те несколько лет, я так и не увидел ее глаза, знаю только, что были они орехового цвета. Узнал я это как раз таки от Джека. Как я ненавидел его за то, что он увидел ее загадочное лицо. Я чувствовал себя обманутым, неполноценным. Тогда-то двери моего доверия начали закрываться, а мост, по которому я без оглядки шел, впервые пошатнулся.

Я положил эту фотографию на стол, не стал убирать обратно на полку, подумал, пускай полежит еще немного здесь, на виду. Цифры его номера все маячили перед глазами в ожидании звонка. Я залез в свою телефонную книжку в мобильнике, всего насчитал шесть номеров: родителей, Сестры и Брата, Тетушки и Бабушки. Два последних молчали уже давно, но удалять их я не хотел и не собирался. Однажды Мать, когда залезла в мой телефон, спросила меня, почему я храню номера мертвецов. Я не смог ответить на ее вопрос. Наверное, я просто любил коллекционировать духов, с ними я чувствую большую связь, чем с живыми людьми, с ними у меня больше общего. Ведь на самом деле, я не чувствую, что принадлежу этому миру, я уже давно нахожусь где-то на краю, с каждым годом все больше исчезая и превращаясь в тень. Но об этом я старался не думать. Какой прок от темных мыслей. Никакого. А ведь все равно лезут в дурную голову. Ее так тяжело убедить. Нажав на Тетушкин номер, мой палец застыл на кнопке вызова. Мне хотелось задать так много вопросов, ответы на которые она уже, наверное, знала, но голос автоответчика меня пугал даже больше, чем они. После ее смерти я часто звонил на этот номер, чья душа уже давно отошла от дел. Я разговаривал с ней, как будто ничего и не было, изолью душу, мне станет легче, а через пару часов и она мне позвонит, скажет насмешливо: Ну что успокоился? Так всегда работало. Но не теперь.

Чтобы разогнать ненужные мысли, я решил прогуляться к озеру и очень надеялся, что чудесным образом встречу Старика. Теперь была моя очередь рассказывать сказки. Но его там не оказалось. Я сидел на скамейке и наблюдал за рябью на воде, а перед глазами плыл номер Джека, я бы мог набрать его даже по памяти.

А ведь он все еще играет в репортера. Эта его болезнь началась примерно через год после нашего знакомства. Он везде таскал с собой ручку, на тот момент она была с пушистым меховым шариком на конце, брал у всех интервью, спрашивал о погоде, о вчерашнем футбольном матче, который он не смотрел, но где-то слышал, об образовательной системе в нашей стране, о скандальных фотографиях какой-то актрисы, которые слили в сеть, в общем, обо всем, что слышал и видел. Он приставал к каждому знакомому, которого встречал, а в школе и вовсе никому не давал прохода, все время тыча в лицо этой ручкой. В глазах одноклассников читался ужас, когда они замечали, как он медленно приближается, словно хищник к добыче. Но никто, включая меня, не находил эту его глупую привычку надоедливой, девочки и вовсе все время крутились рядом, только чтобы быть опрошенными. Хотя зачастую, люди молчали, впадали в ступор и пялились на него, недоумевая. Джек говорил, что так происходит потому, что у них совершенно нет никаких своих мыслей, нет мнения, пусто в голове. Когда все вокруг думают за тебя, зачем напрягаться? Со временем, конечно, он перестал приставать к людям с вопросами. Вырос, наверное, стал оглядываться.

Столько лет я пытался огородиться от своего прошлого и будущего, выкидывая из жизни людей и вещи, чтобы потом было не так больно. Но сейчас, я, кажется, понимаю слова Старика. Он сказал, что и не вспоминал о тех портовых кошках, но теперь после того как друг напомнил ему о них, он не может перестать о них думать. Я чувствую тоже самое. Я не могу перестать думать о Джеке и Очках, и этот набор цифр перед глазами сводит меня с ума. И сейчас я уже не могу выкинуть из головы все те вопросы, которые накопились у меня за время затворничества и всех тех людей, от которых я так яростно бежал, не оглядываясь и не останавливаясь ни на секунду. Как мало нужно для того, чтобы спокойствие было нарушено, всего лишь пару минут и несколько цифр. И единственным способом перестать сходить с ума был лишь один телефонный звонок. Но вдруг он сказал позвонить ему только из вежливости, а сам и не предполагал этого? Зачем снова возобновлять отношения, которые уже давно изжили себя? Я обидел его, это я знаю точно. Выражение его лица, каждый раз, когда я игнорировал его вопросы, каждый раз, когда отказывал ему в разговоре, до сих пор стоит у меня перед глазами. Казалось, что ему физически больно и мое равнодушие оставляло невидимые отпечатки на его душе. Но это чертова лавовая лампа, я всю жизнь надеялся снова посмотреть на плавные движения парафина в масле и сделать это именно с ним.

С нашей последней встречи прошло уже несколько дней, он, наверное, уже и забыл обо мне. Судя по костюму, он работает, зарабатывает не так уж и много, тоже, судя по костюму, но человек он явно занятой. Мы уже вышли из того мечтательного возраста и у моих сверстников началась настоящая взрослая жизнь, о которой я не имею ни малейшего понятия. Хотя я и не знаю, что у них там, да как, я уверен, что они давно перешли ту черту, до которой я еще даже не дошел.

Лет в семнадцать, я узнал, что до моего рождения у моей матери была еще одна беременность. Узнал совершенно случайно, когда рылся в старых бумагах, которые хранились у нас в старом кожаном кейсе, принадлежавшем еще моему деду. Помимо документов и ценных бумаг, там можно было найти еще кучу всего разного, старые бумажные деньги из разных стран, тоже принадлежавших моему деду, который в молодости объездил, если не весь, то больше половины мира, старые фотографии, заброшенное кем-то семейное древо, нарисованное в небольшом альбоме с пожелтевшими страницами и маленькие безделушки: камушки, о ценности которых я уже не узнаю, ракушки, сколько бы я не вслушивался в их глубину звуки моря затихли и казалось уже давно, причудливые животные-оригами. И тогда-то я нашел старый мамин блокнот, лишь первые страниц десять его были исписаны, я всегда старался подавлять свое чрезмерное любопытство, но в тот раз не смог устоять. В основном блокнот она использовала как записную книжку, и по сравнению со мной номеров там было много. На полях были непонятные мне заметки, словно древние иероглифы, цветы которые она всегда вырисовывала, когда говорила по телефону, милая ее привычка, бывало в детстве, пока она трещала с очередной своей подругой о семейных неудачах, я подкладывал ей под руку листок, чтобы получить рисунок, таких у меня накопилось много.

На предпоследней странице стояла дата и написано «Беременна. Наконец-то!». Я еще раз посмотрел на дату и убедился в том, что там был не я. Я долго смотрел на этот листок и думал, а где же мой брат или сестра. Ответ был очевиден и до боли прост, я нашел его уже на последней странице – «Выкидыш». По корявому прыгающему почерку было видно, как сильно она переживала. Странно, что она не кричала об этом направо и налево, как обычно делала. Видимо это событие нанесло больший урон, чем я думал. Судя по слову «наконец-то», она действительно ждала этого ребенка. Именно этого, не меня, который появился на свет как некая замена, китайская некачественная подделка. С тех пор, каждый раз, когда что-нибудь происходит, каждый раз, когда я лажаю, я думаю: А что если бы он тогда не уступил мне дорогу? Для моих родителей все было бы иначе. А мне не пришлось бы умирать. Я уверен, что он был лучшим кандидатом на эту жизнь, чем я, но почему все именно так?

Я не стал взрослым, но и не остался ребенком, некое скрещение. Как-то я читал статью о гибридах животных, в существование которых сложно поверить, и наткнулся на зеброида. С тех самых пор я чувствую себя именно этим животным.

Из-за этого потока бессвязных мыслей у меня разболелась голова, а они все равно одна за другой влезали в мой разум, просочились в кровь и теперь отравляют меня всего целиком. Так не пойдет. Лучше я сорву этот пластырь сейчас, раны заживут быстрее. Я достал из кармана мобильник, набрал его номер, да, я помню его таки наизусть и нажал на кнопку вызова. Я не знал что скажу, представить не мог, что скажет он, но мне нужно было это сделать.

На пятый гудок, я хотел уже сбросить, по ту сторону раздался заспанный голос Джека. Я быстро посмотрел на дисплей телефона, оказалось что сегодня воскресенье и более того всего девять утра. Мне человеку никуда неспешащему и неработающему знать такие мелочи как время или число не обязательно, я давно уже потерялся и жил просто по наитию.

- Алло? – снова повторил сонный голос, так, что самому захотелось прилечь. Я растерялся.

- Джек, это Коннор, - немного замешкавшись, но мне все-таки удалось выдавить из себя слова. – Разбудил?

- Привет, я был уверен, что ты не позвонишь, - его голос вдруг прозвучал так бодро и весело, что мне стало не по себе. Если подумать у него всегда был такой энергичный голос, я просто отвык от него. – Разбудил, врать не буду, но я очень рад. Правда.

Неожиданно к моей скамейке набежала орава детей, мяч подкатился к моим ногам и то ли не замечая меня, то ли нарочно игнорируя мое присутствие, они последовали воле мяча и просто остались играть рядом со мной. С моим везением и необъяснимой любовью ко мне неодушевлённых предметов, особенно всего прыгучего и круглого, я мог быть травмирован. Возможно Джек что-то и говорил, но все мое внимание было сосредоточено на круглом предводителе мелких поганцев. Я огляделся по сторонам, убедившись что все мамочки собрались в круг и что-то оживлённо обсуждают совершенно не обращая внимания на своих любимых детей, я встал и пнул мяч в их сторону. Дети словно загипнотизированные даже не посмотрели на меня и побежали за ним.

Я снова сел на скамейку, совсем забыв, что в моей руке все это время был мобильник.

- Коннор? – я испугался. Как будто находясь в глупом фильме, я поднял глаза к небу, готовый выслушать волю Господа и только потом до меня дошло, что Джек все еще по ту сторону телефона. Не люблю я эти штуки – мобильники, особо ими не пользуюсь.

- Прости, что ты сказал? – виновато ответил я.

- Ну ты как всегда, витаешь где-то, - шутливо сказал Джек, без капли раздражения в голосе, отчего с души как будто сразу упал камень. – Я говорю, давай встретимся, выпьем, поговорим. Ты сегодня сильно занят?

- Сейчас посмотрю, подожди.

Мне, конечно же, не нужно было смотреть в ежедневник, чтобы понять что планов у меня нет, не просто сегодня, но вот уже несколько лет. Мне просто нужно было немного времени взвесить это его предложение. Стоит ли мне идти? Стоит ли продолжать с ним этот разговор? Что я вообще делаю? Приступы удушья стягивали горло, казалось я сейчас упаду в обморок. Как давно я не контактировал с нормальными людьми. Может и не стоит начинать? Я запутался.

- Сегодня смогу, - я выпалил эти слова, задыхаясь, словно пробежал пятикилометровый марафон. Это и был марафон. Чтобы сомнения не настигли нужно бежать, так быстро как можешь.

- Отлично, я скину тебе адрес. Подъезжай к семи. Буду ждать.

Я не хочу, чтобы меня ждали. Меня не нужно ждать. Вдруг по пути меня собьёт пьяный водитель или из окна прямо на голову упадет кирпич? Что если за мной увяжется банда воров, я ведь приведу их прямо к тебе домой. Я могу просто упасть и расшибить голову. Не надо меня ждать. Я могу умереть в любой момент. Этого я боялся больше всего – того, что меня будут ждать.

Еле добравшись до дома, словно блуждая в тумане, я ввалился в квартиру и плюхнулся на кровать. Голоса в голове гудели громче обычного, не слушали меня, я не мог их остановить. Выпив пару волшебных таблеток, к которым я не притрагивался уже очень давно, использую я их только в крайних случаях, я снова лег на кровать и быстро уснул. Проваливаясь в сон я наделся, что уж не проснусь.

Но не все так просто как бы хотелось. Мне снова приснился тот сон с фиалковым полем, пристал ко мне и не хотел уходить. Но на этот раз я точно знал, что не найду ее и искать бесполезно. Даже во сне я сдался. Вместо этого я сделал то, что так хотел в прошлый раз – лег. Медленно опускаясь, я наблюдал за тем как фиолетовое море засасывает мои конечности, чувствовал как трава обвивает мои руки и ноги, крепко сжимая в своих объятиях, словно дальние родственники на семейном торжестве, которых ты видел всего пару раз за всю жизнь, но вот они знают о тебе все и даже больше, такие же очень неприятные ощущения. Я лег на спину и медленно погружался в эту пучину. Но я не провалился совсем как предполагал. Лицо осталось на поверхности, и сквозь зелень я видел синее небо.