Брендон

- Что ты сейчас сказал? — переспросил я, резко обернувшись. Прищурился, пытаясь попасть в его голову. Но он выстроил мощную стену от меня, и, как видно, уже давно подпитывал разум силой. Дабы сейчас я не смел прочесть все разом.

- Ты же знаешь, что бессмертные не умирают, если у них есть партнёр. Он возвращает их и не бывает таких последствий, как сейчас. Это нить, что скрепляет их навечно, становится нерушимой и крепкой, — медленно говорил Спиро, отходя от меня и вставая к люльке.

А вот это я знал, зачем он делает. Он был уверен, что при сыне, тут, я не позволю себе обратиться и убить его. Тогда могу задеть ребёнка. Он прятался за ним. Подло.

- Отойди от моего сына, — процедил я, но Спиро сжал губы и схватился за люльку.

- Нет. Сначала ты выслушаешь меня до конца, а потом делай, что пожелаешь, — поднял на меня злой взгляд.

- Ты трус, — от того, что не мог выплеснуть из себя сейчас ярость, вырвался смешок, но такой полный горечи, оставив после себя неприятный привкус.

- Возможно. Я всего лишь хотел быть тобой. Быть любимым. Меня лишили даже сына на несколько столетий, и я не видел всего то, что предстоит тебе. Я...я тоже люблю её, хотя сейчас я представляюсь, как злодей, разрушивший священный союз и подлежащий сожжению. Но разве ты не совершал ошибок, Брендон? Ты их совершил миллионы, а она... — повысил голос Спиро, но мои появившиеся моментально крылья, как и недовольное шевеление ребёнка оборвали его. — Она всё равно будет выбирать тебя. Я...

- Оставь это нытье. Я хочу слышать объяснения твоим словам про то, что возвращаться Амелии не к кому, — перебил я его, дыша тяжело и рвано, пытаясь обуздать феникса, с каждой секундой жаждущего наказать того, кто нёс с собой зло. Кто был настроен против меня.

- В тот вечер...тогда...она не замужем за мной. Как и за тобой. Твоя подпись подделана идеально, и этого ты не докажешь ни в одном суде, что не твоей рукой был расторгнут брак. А я...я уже связался со своим адвокатом и начал бракоразводный процесс. Осталось только её решение. И это все, что может нас связывать, — быстро произнёс Спиро, все так же прячась за моим сыном.

- Но ты провёл обряд. Я видел его...

- Нет, — Спиро помотал головой, судорожно облизав губы, и опустил взгляд в пол. — Да, я собирался. И это было бы проще простого таким образом привязать её ко мне, а тебе оставить ничего навечно. Но я не смог. Уже стоя там с готовой кровью, я посмотрел в её глаза. И они ничего не выражали. Совсем ничего, даже боли в них не было. Взгляд пустой и бессмысленный, он и остановил меня. Я не хотел волновать её, она уже была на поздних сроках. Поэтому решил поддерживать до конца и потом рассказать, что я ей так и остался никем. Я подменил кровь. Вылил свою и выпила она во время клятвенного союза искусственную плазму.

- Плазму? Ты дал ей искусственную плазму? — не веря своим ушам, переспросил я.

- Да. Да, дал. Мне надо было чем-то заменить свою кровь. А плазму мы держали для ребёнка, если будут какие-то проблемы с его кормлением. На всякий случай. У меня было всего пару минут, чтобы придумать выход из этого положения, — нервно взмахнул рукой Спиро и запустил её в волосы.

- Получается, что ты заведомо отравил её и приговорил к смерти. И теперь все встаёт на свои места. Наши женщины, когда рожают, не умирают от этого. Не теряют столько крови и тут же восстанавливаются. А кровь Амелии была смешана с искусственной плазмой, и она не давала её сущности помочь ей выжить.Не дала крови свернуться. Врач. Он знал это. Да? Поэтому он сказал, что времени мало прошло. Он имел в виду не с её обращения, а с принятия плазмы, — говорил я, пока мой мозг активно соображал и искал новые объяснения такому окончанию родов.

Меня словно ударили по затылку, когда мысли закончились и остановились в этой комнате. Воспоминания, что вертелись вокруг меня, как жизненные картинки на перемотке, ворвались в тело.

- Я убью тебя, — прошипел, подняв на Спиро голову. В руках моментально образовались два огненных шара. И я готов был запустить их в него, уже вышедшего из-за люльки и гордо поднявшего подбородок. Ни о каком прощении и речи не могло быть, как и о дружбе.

- Я заслужил это, феникс. Так сделай это. Я принимаю свою смерть, потому что сам корю себя за это. Но я любил её и сделал это ради любви, — произнёс Спиро. Мой рука поднялась, и в тот же момент в кабинет влетели мужчины, сбивая с ног Спиро, и мой огонь пролетел мимо него, ударяясь в стену и оставляя после себя темное пятно.

- Брендон! С ума сошёл? — вскричал Геральд, и затем пронзительный плач раздался по всему пространству.

- Вы оба одурели? Что вы тут устроили? На глазах у ребёнка! Отец! Хватит! Хватит этой войны! Она не твоя! Смирись с этим! — Рори поднял с пола Спиро, не сводящего с меня глаз, умоляя меня мыслями убить его. Меня трясло от этого желания, но разум победил ярость, как и мой сын, теперь имеющий власть надо мной.

Огонь потух в руке, и я оттолкнул Геральда, подходя к сыну, взяв его на руки и обняв. Он был моим холодным душем, остужающим злость и силу феникса. И мне требовалось это прохладное тепло, что излучал он, согревая моё сердце внутри и давая мне возможность остановить себя.

- Ты изгнан отсюда, Спиро. Твоё наказание внутри тебя. Пошёл вон из моего дома и моей жизни. Пошёл вон отсюда и не смей никогда приближаться к нам, — прошипел я, вылетая с ребёнком из комнаты и передвигаясь в праздничный зал.

Я носился по нему, вместе с Рейнардом, пытаясь думать разумно и рассуждать, как мне вытащить Амелию из того холода, в котором пребывала она. Ведь выходит, что она показала мне не брачный союз, а причину своего состояния. Она выпивала эту плазму и тем самым убивала себя. Вот зачем, она просила от меня слова, а я...черт, а я же отступил. Надо было молить, надо бы доказать ей. Но разве я знал? Знал ли я в чём кроется причина её мучений? Я хотел дать ей возможность самой решать, в ней я постоянно отказывал ей. И теперь не было ни одного якоря, что мог бы притянуть её к нам.

Остановился, чувствуя, как моя футболка на плече намокла от слюней сына. Взял его подмышки и отодвинул от себя на расстояние вытянутых рук, разглядывая, пока в голове лихорадочно бегали мысли. Рейнард улыбался мне беззубой улыбкой, даже не подозревая, что сейчас мы можем потерять ту, что любим больше жизни и до конца наших дней. Зелёные глаза полыхнули ярким отблеском огня, моего огня, что передался ему, и я замер, вглядываюсь в них. Как в портал, затягивающий меня в глубину изумрудов. Мой сын все знал. Буквально все, что сейчас происходило. И он же мог подарить нам шанс воссоединиться.

- Сынок, мой родной, мы спасём её. Ты спасёшь её, как то, что сейчас хранит в себе частичку её любви. Ты и есть та цепь, за которую мы потянем. Будет неприятно, но ты ведь мой сын, и ты вытерпишь все, как мужчина. Правда? А потом проси все что хочешь. Хоть ночь будет вечна на этой земле, — я видел, как светилось понимание в его глазах. Словно это не новорождённый, а умудрённый столетиями бессмертный.

Вновь обхватив сына и положив его головку себе на плечо, пролетел обратно, мигом оказавшись перед спальней.

- Брендон. Отдай нам ребёнка, ты не в себе, — послышался сзади голос Геральда.

- Мой сын принадлежит мне. И если не хотите, чтобы я изгнал и вас, а мой гнев вырвался и сжёг вас к чертовой матери, то сейчас оставите нас, — процедил я, даже не оборачиваясь, и распахнул дверь, входя в прохладное пространство.

Времени было мало, ощущал, как солнце уже подбирается своими лучами к ночи, чтобы навсегда оставить Амелию там. Но ещё было несколько мгновений. И терять времени было нельзя. Включив свет, я подошёл к постели, где лежала она. Слишком белая, обескровленная и со слабым...очень слабым сердцебиением.

Возможно, это было неправильно подвергать такому испытанию сына. Но другого выхода у меня не было. Я любил их обоих разной любовью. Сердце моё словно разделилось на два кусочка, что принадлежали теперь им. И потерять одну часть я был не согласен.

- Ну что, ты готов? — тихо спросил я сына, кладя его на колени, моргающего и пускающего пузыри.

Мне требовалось что-то острое, но ничего не мог найти взглядом, держа на руках Рейнарда. Только лампа, что стояла на тумбочке была выполнена из стекла. И не думая, я смахнул её, разбив на несколько осколков. Поднял один из них и подхватил ребёнка на руки. Держа осколок в руках, немного приоткрыл губы Амелии и положил сына на её грудь, держа только за маленькую ручку.

- Прости, сынок, но будет больно. Прости, ведь у нас нет иного выбора. Ты спасёшь её. Твоя кровь, — прошептал я, надавив на пальчик ребёнка, и тут же кровь показалась, как и резкий его плач оглушил меня. Я чувствовал, насколько сейчас боль протекает по телу его сына и пытался перенять на себя, поднося палец с капающей кровью к губам Амелии.

Наблюдал, как медленно зависает капля крови и падает ей в рот, затем ещё одна и ещё. Порез уже затягивался, а я не мог себе позволить вновь подвергать боли Рейнарда. Поэтому отбросил осколок, прижимая сына к себе и тяжело дыша. Успокаивал, гладя по спинке, пока он обиженно возмущался своим криком. Что-то приговаривал, но глаз не сводил с Амелии.

Первые лучи солнца озарили спальню, проникая сквозь окна. Наступила тишина. Идеальная тишина, в которой я слышал даже, как звери притаились в лесу, окружающем замок.

Сам не дышал, пока ждал и молился внутри, призывая всю свою любовь, дать силу этой связи матери и сына сейчас вырвать из лап смерти Амелию. Ничего не происходило, не менялось совершенно ничего в её замедляющемся сердцебиении, пока комната озарялась золотистым светом. Сын затих, а мои глаза заслезились от боли, что сейчас разрывала сердце.

Не помогло. Не хватило нескольких капель, но подвергать большему риску я не мог Рейнарда. Или же она не захотела возвращаться, оставив меня одного с сыном, так и не узнавшим, какая прекрасная мама ему досталась. Склонил голову, продолжая прижимать к себе Рейнарда.

- Прости, что моей любви не хватило. Но больше я не умею любить. Я отдал все, что было во мне, — прошептал я, прижимаясь к белым губам Амелии. Стук сердца исчез, как и её сердцебиение.

Зажмурился, безмолвно сотрясаясь в рыданиях. Было невозможно пережить это.

- Больше и не надо, Брендон, — шёпот едва смог донестись до моего разума, уже покрывающегося тёмной мглой печали. Я ничего ведь не замечал, пока предавался мылом о новой потери. Теперь навсегда.

Распахнул глаза, встречаясь с мягким взглядом зелёных глаз. Прохладная ладонь легла на мою щеку, а пальцы прошлись по дорожкам из слез.

- Амелия...любовь моя. Я навечно твой, — одними губами только была возможность произнести это, ведь жива. Смотрела на меня ясными глазами и улыбалась мне.

- Боюсь, ты можешь развернуть войну за твоё внимание, папа, — её голос, такой забытый и родной, ласковый и тихий, проник в сердце и раскрыл его полностью. Смех сорвался с моих губ и это было не остановить. Я смеялся, освобождая себя от страхов. Смеялся, как и она, обнимающая меня и сына. И больше не было препятствий, чтобы любить друг друга.

Мы были изначально предназначены друг для друга. И только пройдя все испытания, я познал, насколько страшна жизнь в одиночестве. Больше туда я не вернусь. Она стала для меня всем. Моим дыханием, которое остановится, только если захочет она.