«Сумрак ночей и улыбку зари
Дай отразить в успокоенном взоре. Вечное море...»
- М. Цветаева, «Молитва морю»

  Сердце Йоэля рвалось к морю, к его обласканному волнами берегу.

  Он хотел бы смотреть в мрачно-серую, чуть подкрашенную грозовым синим тьму горизонта, где небо касается волнующихся черных вод, исходящих гребешками волн, словно кожа мурашками - от холода.
  Он почти чувствовал в волосах промозглый северный ветер, царапающий щеки стылым дыханием тающих ледников и далеких снегов. Хокка хотел, задумчиво и не думая ни о чем, скитаться по мокрому, темному берегу, оставляя за собой сглаживаемые набегающей волной следы на песке. Он бы кутался в длинное черное пальто от особенно гадких, сильных порывов, он бы прятал лицо в теплый шерстяной шарф в полоску, украденный у Нико и пахнущий им, упрямо шагая вдоль обреченного на вечные метания моря.
Он представил, что обернется на миг, и увидит непоколебимую стену ельника, колючими ветвями хоронящего в своей тьме свет далёких городских огней и рассеянные косые лучи тусклого солнца, живым щитом вставшего между Йоэлем, морем, вечностью и остальным миром.
  Он хотел, собрав светлые волосы на затылке в высокий хвост, сидеть на ступеньках крыльца своего домика с окнами на все то же мрачное северное море и бить по струнам замерзшими пальцами, пока они не закоченеют, не станут ледяными совсем, что ни почувствовать их нельзя, ни пошевелить ими; пока Нико не заставит его согреться, знакомо касаясь губами виска.
  Он хотел взять отпуск хотя бы на неделю, сорваться на берег залива, арендовать домик, отключить уведомления и все это время быть самым недоступным, недосягаемым абонентом.

- Мне нужно уехать, - твердо произнес Йоэль, вскинув голову. Он не обращался конкретно к Нико - тот и сам знает, что только ему Хокка доверяет, выставляя только наедине движения своей души напоказ.

  Нико не поймал его взгляда, казалось, устремлённого за две тысячи ярдов; вгляделся в исполненное решимостью выражение острого бледного лица, отметил едва различимую дрожь пальцев.

- К морю, - вдруг добавил Йоэль и снова замолк.

  Моиланен и так знал, что Хокка не имеет ввиду стремление покинуть группу и сцену - он понимал его желание провести время в одиночестве, обняв руками прижатые к груди коленки, где-нибудь не здесь, не среди беспокойной городской толпы, не в гримерке очередного концертного зала и даже не в стенах дома.

- Не спрашивай, почему, - очнувшись,  недовольно дернул голым замерзшим плечом Йоэль, заметив настойчиво скользящий по нему в поисках ответов взгляд, и распахнул окно в номере столичного отеля.

  На стекле застыли размытые яркие блики мощных уличных прожекторов, тут и там пестро светились неестественным резким неоном рекламы. В комнату ворвался шум движения на шоссе, шелест сотен далеких голосов и ветер, полный пыли и пепла, тонко пахнущий сгоревшим топливом и сухим асфальтом. Йоэль сделал вдох, досадливо поморщился и с отвращением захлопнул окно. Вот от чего он хотел сбежать, вот что ему опостылело настолько, что и повеситься уже не кажется таким уж плохим выходом. Такими мыслями он шутил, конечно, но чувствовал, как давит на плечи, пригибая к земле, отчаяние одинаковых дней в каменных лабиринтах.
Иногда он слышал для остальных не существующий фантомный зов чаек, парящих на ледяной пучиной, и плеск морской волны, не лазурно-голубой и прозрачной, как на открытках теплых райских островов, а пасмурно-синей, цвета дождливых сумерек северной осени. Городской шум, похожий на шипение помех телевизора, был уже невыносимее пронзительного визга сломанного микрофона; он заглушал звук мечты о море.
  Йоэль смотрел на упирающиеся шпилями в ночное небо телевизионные башни и пытался представить мерно качающиеся на волнах небольшие яхты, сбившиеся в стаю у причала, тянущиеся тонкими мачтами к далекому небосводу.
  Нико молча приблизился к нему и набросил на плечи мятое одеяло - Хокка вздрогнул и захватил края руками, натягивая сильнее.

- На следующей неделе у нас будет несколько свободных дней, - обхватив в объятии худой торс под самыми ребрами, низко произнес Моиланен, цепляя пальцами его острый подбородок и заставляя посмотреть на себя, - но перед этим мы должны выложиться, помнишь?

  Йоэль кивнул, вынужденный согласиться, и положил отяжелевшую голову мужчине на плечо. В конце концов, здорово, что он так успешно занимается любимым делом. Здорово, что у него есть понимающий и теплый Нико.
  Далекое море пенилось и, не в силах покинуть заколдованную береговую линию, объять собой весь мир, врезáлось в прибрежные скалы.

  Через несколько дней в расписании концертов и репетиций образовалось «окно» длиною в четыре дня.
В последний вечер Хокка, выходя из зала, сонно смотрел по сторонам, выделяя в общей толпе лишь Моиланена и слепо следуя за ним - Нико всегда подбрасывал его до дома, часто так и оставаясь у Йоэля насовсем до следующего выезда. В черном зеркале моря, должно быть, уже дрожали звезды и исходила пеной бездна ночного неба.
Хокка устроился в машине и, закинув голову, не сопротивляясь больше усталости, смежил подкрашенные смазанными графитовыми тенями веки - фантомный плеск северного моря нашептывал ему на ухо какую-то глухую бессмыслицу.
Нико с плохо скрытой нежностью мазнул взглядом по расслабленной худой тени, растекшейся на соседнем сидении. Завел автомобиль, выехал из центра и... свернул с магистрали, двигаясь в неизвестном направлении, похищая у всего мира спящего Йоэля.

Кругом темно и тихо - далекий шум чего-то бездонного, необъятного, неизвестного смешивается с шорохом шин по асфальту и негромким, едва слышно играющим олдовым рок-н-роллом. Должен был вот-вот начаться дождь.
Вообще-то Нико любил солнце, а в дождь укрывался дома и обычно мгновенно отрубался под дробь капель, но намного больше солнца он любил Йоэля. Тот все еще пребывал в тревожной дремоте, однако от легкого покачивая мчащейся в предрассветный туман машины и звуков внешнего мира не просыпался - уже привык спать в дороге, будучи в постоянных рабочих разъездах.
Машина плавно съехала с идеального покрывала шоссе на песчано-каменистую пыльную дорогу. По обеим сторонам поднимался подлесок, а затем небо и вовсе исчезло за темными, стремящимися к грозовым облакам разлапистыми елями, и все вокруг обступила бархатная лесная тьма. Запахло прелыми еловыми иглами, ковром покрывшими дерн, в окно ворвался промозглый солоноватый ветерок. Автомобиль медленно, но верно приближался к чистой, синеющей на горизонте полосе.

Йоэля разбудил Моиланен, мягко ткнувшийся теплыми губами ему в висок, и еще раз настойчивее - в щеку. Он медленно открыл глаза, запоздало потянулся за поцелуем, спросонья не понимая еще, почему со стороны парковки восстает лес, а невдалеке выходит из вод одинокий и пустой причал. Нико захлопнул за собой дверцу автомобиля и приглашающе махнул рукой. Хокка заполошно выбрался из машины вслед за мужчиной, почти оглушенный пронзительным вскриком чайки, низко пролетевшей над берегом. И замер, не в силах ни шагнуть к Нико, ни отшатнуться обратно, точно стреноженный.

  До самого мрачного облачного неба распростерлось необъятное, угрюмое, ледяное северное море.