Раннее утро едва позволило первым лучам согреть верхушки буро-зеленых холмов, как вдруг, фыркнув досадливо, точно старая дева, исподтишка просыпало на Саммервуд серую пудру тумана. И желтые пятна фонарей хлебными крошками закачались на его волнах, будто в молоке, разведенном холодной водой.

Юджин сидела на банкетке возле углового кухонного окна и, поджав под себя ноги, аккуратно перелистывала дневник матери, который та начала вести незадолго до своей смерти. Разбухший от сырости, перехваченный золотым крученым шнурком, он хранил память о тех временах, когда его хозяйка смеялась, дышала, жила... И пусть в дневнике не хватало страниц, будто вырвавшая их рука оберегала старые тайны, Юджин завороженно перечитывала уже знакомые истории и, дорисованные ее воображением, они оживали.

***

Воспитанная отцом-одиночкой, души не чаявшем в единственной дочери, Дафна с младенчества купалась в любви, нежности и заботе и по праву считалась самым балованным и пестованным ребенком в округе.

Потомок немецких эмигрантов, владелец сети аптек, молодой вдовец даже в самые тяжелые для Гринвилля времена оставался при деньгах и, несмотря на свою рачительность и бережливость, ни в чем не отказывал любимой дочери. Потому, окруженная няньками и гувернантками, маленькая Дафна едва ли догадывалась о существовании другой жизни и мало ценила те материальные блага, которые имела, но искренне отвечала на любовь любовью, с нетерпением ждала возвращения отца с работы, чтобы броситься на шею и осыпать звонкими поцелуями его колючие щеки. И так же искренне рыдала на надежном широком плече, не понимая, почему соседские дети отказываются дружить с нею, со злостью дергают за аккуратные косички, украшенные бантами, и ломают ее красивые игрушки, которыми она от всей души стремилась поделиться.

Ей, баловнице судьбы, было невдомек, как сильно она выделялась на фоне других детей, отпрысков шахтеров и фермеров; как раздражала их своими шелковыми платьями и сияющими диадемами, дорогими игрушками и фарфоровой посудой для кукольных чаепитий. Со всей непосредственностью девочка тянулась к другим детям, но вновь и вновь натыкалась на стену неприятия, зависти и агрессии.

Ее не обижали лишь те, кто были одного с нею круга, но обеспеченные семьи в Гринвилле легко было пересчитать по пальцам, и в них, как на подбор, росли одни лишь мальчишки. Они с утра до вечера играли в солдатиков, гоняли мяч и носились по дворам с игрушечными саблями наперевес — им не было дела до изнеженной, холеной девочки, негожей для суровых «мужских» игр.

Но Дафна не унывала: выплакав свои обиды, она засыпала на руках отца и видела радужные сны, в которых находила надежных, верных друзей — таких же прелестных куколок, как она сама.

В реальности же над милой головкой сгущались хмурые тучи.

Грозе суждено было разразиться в тот прохладный весенний день, когда Дафне исполнилось восемь лет. Но она так искренне верила в чудеса, так истово желала поделиться своим праздником со всем миром, что не допускала и мысли, что это желание может обернуться против нее.

Воспользовавшись суетой, что царила в особняке в преддверии праздничного обеда, девочка до отказа наполнила плетеную корзинку всевозможными сладостями, прижала к груди новую куклу, подаренную отцом, и, улучив момент, незаметно выскользнула из дома.

Детская площадка, старая, запущенная, со скрипучими качелями и вытоптанным футбольным полем, гудела неподалеку, по ту сторону узкой извилистой улочки. За ветхой стеной голых черных деревьев такими же темными пятнами мелькали тонкие детские фигурки. Звучали привычный смех и веселые считалочки. Но стоило появиться Дафне, в нежно-персиковом пальто и расшитой бисером миниатюрной шляпке, как над площадкой повисли напряжение и тишина.

Но девочка выдержала недружелюбные взгляды, которыми ее наградили, пропустила мимо ушей тихие ругательства, значение которых мало понимала, и с видом радушной хозяйки расстелила поверх сырого деревянного стола белую кружевную скатерть.

Предлагая обступившей ее толпе разделить праздничное угощение, Дафна и не предполагала, какой «подарок» уготовила ей судьба: словно по команде, несколько мальчишек налетели на нее, отвесили пару-тройку не сильных, но обидных тумаков и под злобные улюлюканье и смешки опрокинули на землю. Пирожные, конфеты, печенье полетели следом; ни в чем не повинная кукла, мечта любой девочки, в мгновение ока лишилась своего пышного одеяния и, утопленная в луже, превратилась в жалкое зрелище. И Дафна с ужасающей ясностью поняла, что с еще бОльшим удовольствием обидчики изваляли бы в грязи ее саму — и дай им шанс, обязательно изваляют.

Но Дафна не собиралась сдаваться: оправившись от первого шока, она сжала ладошки в кулаки и попыталась встать на ноги, но грубый тычок в грудь отправил ее обратно на мокрую землю.

Краем глаза девочка успела заметить занесенную над ее головой палку и испуганно вскрикнула — увернуться не было шансов. Оставалось только зажмуриться...

Но удар так и не обрушился на ее голову.

Когда Дафна осмелилась открыть наконец глаза, толпа уже обступила кого-то другого: две худенькие фигурки в темных одеждах сцепились в центре площадки и молча, сосредоточенно мутузили друг друга.

В конце концов, одна из фигурок (та, что активнее махала руками, но попадала по цели реже), видимо, устав от борьбы, начала сдавать свои позиции. Неверное движение — и без того кровоточащий нос пропахал размякшую от недавних дождей землю.

Вторая фигурка не спеша наклонилась, подняла давешнюю палку и, широко замахнувшись, ударила противника по плечу.

Истошный вопль разнесся по всей округе.

— Добавки? — со смешком спросил тонкий детский голосок, и Дафна, к тому времени поднявшаяся на ноги, с удивлением осознала, что этот голосок принадлежит запыхавшейся девочке одного с нею возраста.

Та была одета в потрепанное пальто и страшненький коричневый берет, из-под которого выбилось несколько золотистых прядей, и своими тощими ножками-спичками напоминала кузнечика — про себя Дафна решила, что это самая некрасивая девочка, которую она когда-либо встречала.

— Иди к черту, пигалица! Нашла, за кого заступаться! — Поверженный мальчишка стянул с коротко отстриженной головы шапку и, сверкнув неправдоподобно синими глазами, отер ею окровавленное лицо. — Ну треснул бы я ее разочек, ничего бы с ней не стало.

И тут же взвыл, получив палкой и по второму плечу.

Дафна вытянула шею и встала на цыпочки, пытаясь рассмотреть, что будет дальше. Но тут кто-то оттеснил ее в сторону, и, растолкав толпу, к драчунам подошел лохматый темноволосый мальчик на пару-тройку лет старше и на голову выше остальных. Незамеченный блондинкой, он остановился у нее за спиной, одной рукой ловко перехватил занесенную для нового удара палку, вторую положил поверх берета и заставил обернуться. Кажется, он тоже удивился, когда понял, что перед ним девчонка:

— Ты еще кто? Я тебя раньше не видел. Как звать?

Прежде чем ответить, девочка скользнула по его лицу внимательным неторопливым взглядом и наконец спокойно представилась:

— Темперанс.

— Ну и имечко. (1) Тяжело тебе с таким придется. Где живешь?

— На ферме Серебряные ключи.

— А, ты из этих, из чокнутых старообрядцев.

Над толпой раздались смешки и перешептывания, сначала тихие, затем — громче. Но девочку это, кажется, нисколько не задело. Мальчик же строго велел:

— Остыньте, мелкотня! — Затем нахмурился и посмотреть на того, что по-прежнему сидел на земле: — А ты, Трой, живо домой. Твоя мать тебя уже час как ищет.

— Да ну ее, старая карга, — отмахнулся мальчишка, поднялся и тут же получил от старшего крепкий подзатыльник.

— Будешь так о матери говорить, дух из тебя вышибу. Бегом домой, Трой, не заставляй пинками тебя гнать.

— Больно надо...

— Эдваааард! — прерывая спор, донеслось со стороны пешеходной дорожки.

Дафна обернулась и увидела крошку лет трех-четырех. Закутанная в скромную, но добротную шубку и пестрый шерстяной платок, та стояла под старой ольхой и в нетерпении переминалась с ноги на ногу:

— Я тоже хочу домой! Я замерзла, Эдвард!

Вот эта миниатюрная, будто ненастоящая девочка, с широко распахнутыми глазами-вишенками и ярким румянцем на округлых щечках, показалась Дафне необыкновенно красивой.

— Эдвард, — вновь запищала крошка и просительно ткнула пальчиком в сторону куклы, что сиротливо лежала в грязной луже и о которой Дафна успела позабыть, засмотревшись на симпатичного рефери, который, однако, не спешил отвечать на ее взгляд. Подошел к малышке, присел перед ней на корточки и, поцеловав в нос, сказал негромко, но весомо:

— Когда вырасту, я тебе сотню таких куплю. Обещаю.

Крошка (видимо, его сестра) согласно кивнула и доверчиво вложила свою пухленькую, покрасневшую от легкого мороза ладошку в ладонь брата:

— Эдвард, а что такое «сотня»? А что такое «куплю»?

— Я тебе дома объясню. Где твои варежки?

Девочка озадаченно нахмурила бровки:

— Тут были, а потом нету...

— Фанни, Фанни, — покачал головой Эдвард, поднес ее кукольные пальчики к своим губам и заботливо подул, согревая. — Какая же ты у меня растяпушка.

— Ну и имечко, — не глядя в их сторону, обронила прошедшая мимо Темперанс. — Тяжело ей с таким придется. — И, налету поймав футбольный мяч, унеслась куда-то с остальной детворой.

И только тогда Эдвард обратил наконец свое внимание на Дафну, которая по-прежнему смотрела на него во все глаза, словно зачарованная.

— Боевая у тебя подруга. Троя многие мечтают отделать, но мало кто решается.

— Она мне не подруга, — громко фыркнула Дафна, до глубины души уязвленная таким предположением. Конечно, она была благодарна Темперанс за помощь и при случае обязательно сказала бы «спасибо», но дружить с этим драчливым кузнечиком, который и на девочку-то не похож, точно не собиралась.

Дафна задрала носик, пригладила было шикарные темные локоны, которыми так гордилась, и только тогда заметила, что руки при падении испачкались о грязную прошлогоднюю траву, а новое пальто безнадежно испорченно. Чувствуя, что краснеет, девочка потупилась, спрятала ладони в карманы и старательно вытерла о подкладку.

Фанни тем временем о чем-то заговорила, и Эдвард потерял к Дафне всякий интерес: повернулся к сестре и, внимательно слушая оживленное щебетание, завязал потуже шнурки на ее точно игрушечных ботинках.

— А когда у меня день рождения? — спросила крошка и, услышав ответ брата, в шоке округлила глаза: — Зимой? Но зима уже была!

— Будет еще раз, не волнуйся ты так.

— Опять зима? Снова? Но я не хочу еще раз! — хорошенький носик-пимпочка мигом покраснел, глаза налились слезами. И Дафна вполне понимала желание Фанни расплакаться в ожидании неминуемого, ибо сама не любила зиму, холод и темноту.

— Скоро будет лето и много солнышка, — ласково улыбнувшись, заверила крошку Дафна, глаз, однако, не сводя с ее брата. И, нащупав что-то прохладное и гладкое, достала из кармана маленькую янтарную лягушку, одну из тех милых безделиц, которыми полнились ее музыкальные шкатулки.

Ярко-желтая, точно медовая капля, фигурка переливалась, отражая тусклый весенний свет, и Дафна, надеясь порадовать Фанни, подошла ближе и вложила кусочек янтаря в ее крохотную ладошку.

— Это еще что? — строго спросил Эдвард и, выпрямившись во весь рост, посмотрел на Дафну таким взглядом, что та тут же пожалела о своем поступке.

— Подарок, — пролепетала она ели слышно. — На удачу.

— Ты совсем дура, да? Все хорошенькой стараешься казаться, добренькой. Ты действительно не понимаешь, что всех бесишь? Никому твои подачки не нужны!

Обескураженная Дафна не сразу нашла, что ответить, Фанни же со словами «это подарок» довольно сощурилась и спрятала лягушку в кулачок.

— Но я же от всей души... — растерянно моргая, попыталась объяснить Дафна.

Эдвард не дал ей договорить и произнес, чуть смягчившись, но по-прежнему сурово:

— Все думают, ты выпендрёжница, кукла, а у кукол нет души. Так что спрячь свою куда подальше и никому не показывай. Иначе заклюют.

— Но я...

— Цыц!

Почему-то это не терпящее возражений «цыц» задело Дафну сильнее, чем все то, что случилось с нею прежде. Шмыгнув носом, она наклонилась, подняла мокрую куклу и, уже не боясь испачкаться, обхватила двумя руками. И в тот же миг слезы вырвались наружу и потекли по замершим щекам.

Эдвард на это фыркнул, стащил с шеи вязаный серый шарф и впихнул его в руку Дафны:

— На, вытрись, сырости тут и так хватает. — Потом, поясняя, добавил: — Платка нет, Фанни его потеряла.

— Я растяпушка, — подтвердила малышка с гордостью. И Дафна, сама не зная, почему, заревела пуще прежнего.

Вскоре, взяв сестру за руку, Эдвард увел ее прочь, в направлении Риверсайд, бедного северного квартала, состоящего из маленьких кособоких домиков, что наползали один на другой и тесно мостились у самой кромки мутной реки.

Дафна же, присев на сырую скамейку, продолжала плакать — с каждой минутой все горше и горше.

— Ну чего ты ревешь? — внезапно раздалось за спиной.

Дафна обернулась, увидела стоящую неподалеку блондинку со странным именем, которое не сразу-то и вспомнишь, и, опустив голову, уткнулась лицом в шарф.

— Я не реву, — наконец ответила она гнусаво и, прижав к себе куклу, словно маленький щит, громко протяжно всхлипнула.

— А то я не вижу, — усмехнулась Темперанс, присела рядом и потрепала куклу по спутанным волосам: — У тебя же таких, небось, завались — чего реветь-то? У меня вообще ни одной нет, и ничего.

— Так не бывает, — не поверила Дафна и, старательно вытерев лицо мягким, вкусно пахнувшем шарфом, подняла на собеседницу глаза. — Да и не в кукле дело. Я не понимаю, почему все они со мной так? Что плохого я им сделала?

Темперанс пожала плечами, будто ответ был очевиден:

— А чего тут понимать? Ты богатая, мы бедные.

— Как в сказках?

Темперанс задорно рассмеялась и, взяв за локоть, заставила подняться с холодной скамейки:

— Ты откуда такая свалилась? Ну, положим, как в сказках.

— Тогда я хочу сказку со счастливым концом! — надулась Дафна и требовательно топнула ножкой. Темперанс же в ответ с невозмутимым видом протянула ей испачканное кукольное платье, палкой выуженное из грязи:

— Отстираешь, отгладишь, и будет тебе счастливый конец.

Дафна хотела объяснить, что для домашних хлопот, вообще-то, существуют горничные, но в этот миг перед скамейкой остановились два ухоженных, дорого одетых мальчика и прервали ее на полуслове.

— Ну ты и страхолюдина, когда поревешь, — вместо приветствия сказал один из них, голубоглазый и светло-русый, и, подойдя к стоящей на столе корзинке, с любопытством заглянул внутрь.

— Перестань, Брендан! — одернул его второй и из-под падающей на глаза темной вьющейся челки украдкой посмотрел на Дафну. Темперанс они дружно проигнорировали, будто ее и вовсе не было, девочка ответила им тем же. — Не обращай на него внимания, Дафна, он всегда противный, ты же знаешь.

— Вот еще! Я не противный, Алистер, я голодный, — отозвался Брендан, вытащил из корзинки шоколадный кекс и, не мешкая, отправил в рот: — Вкусно!

Затем бросил взгляд на лужу, в которой размокали растоптанные сладости, и, не переставая жевать, скорбно покачал головой:

— Варварство.

— Почему ты плакала? — внимательно оглядев перепачканную девочку, озабоченно спросил Алистер, на этот раз не пряча глаз, и Дафне вновь захотелось разрыдаться. — Расскажи нам, что случилось? Тебя кто-то обидел?

Алистер был единственным внуком нынешнего мэра Гринвилля, Брендан — младшим сыном крупнейшего в городе промышленника, Томаса МакКвина, которому, в числе прочего, принадлежало несколько местных шахт; и хотя Дафна не могла бы назвать этих ребят своими друзьями, их семьи общались достаточно тесно, чтобы и чужими не называться. Поэтому, всхлипывая и силясь сдержать слезы, девочка без обиняков рассказала им все, что с нею приключилось.

Ну, почти все: про симпатичного кареглазого мальчика, по неведомой причине запавшего ей в душу, она не проронила ни слова.

— Вот черт, а мы все пропустили! — выслушав рассказ, с сожалением воскликнул Брендан. — Такое представление и мимо! Весело, должно быть, было.

— Это было ужасно! — возмутилась Дафна и, сморгнув слезинку, перевела взгляд на Алистера, в котором, в отличие от его друга, надеялась найти утешителя. И, благо, не ошиблась в своих расчетах:

— Не обращай внимания, они просто тебе завидуют, — произнес мальчик успокаивающе. — Они оборванцы, а ты принцесса.

— Принцессы всем нравятся, а я — нет.

— Ну это ты зря, — рассмеялся Брендан, — Алистеру ты нравишься. Очень даже.

— Правда? — мигом повеселев, с придыханием просила Дафна.

— Помолчал бы, друг мне тоже.

— Правда? — повторила девочка с нажимом. Алистер потупился и, густо залившись краской, коротко кивнул. И осчастливленная Дафна просияла.

***

Радуясь, что нашла внимательного слушателя, Дафна по второму кругу живописала Алистеру все те ужасы, которые ей пришлось пережить. При этом новые подробности, которая она то и дело припоминала, увлекшись, все меньше и меньше соответствовали действительности.

Брендан же с ногами забрался на скамейку и, облокотившись о стол, с довольным видом копошился в корзинке, отправляя в рот все, что в ней находил. Но счастье продлилось недолго: вскоре на свет было вытащено последнее пирожное с примятой кремовой шапкой, и Брендан с неохотой соскользнул на землю.

Держа лакомство в одной руке, он со смаком облизал пальцы другой и, прищурившись, посмотрел на Темперанс, которая отошла от компании на значительное расстояние и, вооружившись деревянным гребешком, аккуратно вычесывала из кукольных волос листья и мелкие веточки.

— Хочешь сказать, что вот эта худышка Троя отделала? — недоверчиво спросил Брендан и, получив от Дафны положительный ответ, тихо присвистнул: — Да в жизни не поверю. Хотя дерется он паршиво. А зовут-то ее как?

— Темпе-чего-то-там, — буркнула Дафна. Делиться вниманием ей не хотелось.

— Темпест! — разулыбался Брендан. — Ей бы подошло. (2)

— Ну да, что-то такое же... чуднОе. А этот Трой, вы его знаете?

— Да ты его тоже наверняка знаешь, он из Фицджеральдов, — ответил Брендан, но Дафна лишь пожала плечами, не понимая, о ком речь. Зато она вспомнила, как взрослые в своих разговорах неоднократно называли братьев-близнецов, глав этой семейки, пройдохами и призывали друг друга держаться от них подальше.

— Ты должна его помнить, — включился в разговор Алистер. — У него раньше волосы длинные были, с завитушками, как у мушкетера.

— У какого еще мушкетера? — со смешком возразил Брендан. — Как у девчонки! А потом у него вшей нашли и обрили налысо.

При упоминании вшей Дафну передернуло, и именно в этот момент Трой Фицджеральд попал в ее черный список раз и навсегда.

— Но ведь у этой семьи деньги водятся, зачем же он заодно с оборванцами на меня напал? — старательно повторив услышанное от Алистера слово, с недоумением спросила Дафна.

— Да причем тут ты? Просто он в последнее время злой, как черт, и на всех кидается, — с ленцой проговорил Брендан и вновь бросил на Темперанс заинтересованный взгляд. — Мой брат говорит, это потому что его родители разводятся. У них там, прямо как в пьесах, этот... мезальянс, кажется. Хозяин и горничная — тот еще водевиль. Вечно то грызутся и проклинают друг друга, то живут душа в душу. Вот Трой либо с отцом и дядькой в особняке кукует, либо с матерью в какой-то халупе в Риверсайд, среди клопов и всякой нечисти. А еще я слышал, как мой отец сказал, что папаша Троя — греховодник и всех девиц в городе попортил. Не знаю, что это значит, но звучит забавно.

— Ну у него, по крайней мере, есть мама, — опечаленная Дафна тоненько вздохнула и до боли стиснула пальцы. — Моя мама умерла при родах, я ее даже ни разу не видела.

— А моя мама сбежала, — неуместно беспечным тоном подхватил тему Брендан. — Однажды она станет настоящей звездой: покорит Бродвей, и о ней узнает весь мир.

Дафна удивленно захлопала ресницами: в ее представлении из дома сбегали только кошки и собаки, да и то, если их плохо кормят.

Брендан же продолжил, чуть погрустнев, но по-прежнему напуская на себя беззаботный вид:

— А отец меня ни капельки не любит. Говорит, я паршивая овца и на маму слишком сильно похож — это дурной знак. А вот Дэнни повезло, он-то похож на отца. Но мне все равно: я сам себя люблю, мне этого достаточно.

Не ответив, Дафна перевела вопросительный взгляд на Алистера, ожидая его откровений о семье, но тот пожал плечами и ответил просто:

— У меня все хорошо.

— У него классная мама, — подтвердил Брендан. — Только она болеет все время: то одно заскрипит, то другое. Но в молодости, я видел фотографии, она была настоящей конфеткой — самый смак!

— Фу, не говори так про мою маму! — возмутился Алистер. — Она тебе не конфетка!

— Это не я так говорю, это все так говорят. А еще я слышал, что отец Троя пытался ее у твоего отца отбить, или наоборот, я не разобрал. Вот поэтому они и не ладят, — проигнорировав хмурый взгляд друга, Брендан хотел было еще что-то добавить, но в этот момент к троице подошла Темперанс и молча отдала Дафне куклу, приведенную в божеский вид и закутанную, как в пеленку, в кружевную скатерть, что недавно покрывала стол.

— Спасибо, — Дафна старательно приподняла уголки губ, изображая улыбку. — И за то, что заступилась за меня, тоже.

— Пожалуйста.

Темперанс уже собралась развернуться и уйти, но тут Брендан сделал решительный шаг ей навстречу и, протянув руку, задрал кособокий, съехавший на лоб берет.

— Ух ты! Красивая какая! — выдохнул мальчик через мгновение, чем немало удивил Дафну, которая принципиально не заметила ничего красивого в бледной мышиной мордашке. Затем, словно взяв себя в руки, добавил с напускным сожалением: — Вот только на пугало похожа.

Не успел он договорить, как Темперанс изо всех сил толкнула его ладонями в грудь:

— От пугала слышу.

Брендан взмахнул руками и, не удержавшись, плюхнулся на землю. Но пирожное, что держал в руке, спас и от греха подальше целиком засунул в рот.

— Она из чокнутых, из старообрядцев, — самодовольно обронила Дафна, гордясь такими взрослыми, как ей казалось, словами.

— Что из чокнутых, это я и сам понял, — с набитым ртом улыбнулся Брендан. Обиды на блондинку он, видимо, не держал. — Красивая и чокнутая. Я на ней женюсь.

Темперанс задорно расхохоталась:

— Очень ты мне нужен. Женится он, как же!

Брендан ловко вскочил на ноги и со словами: «Сними ты это убожище! Красоту же всю портит!» — одним быстрым движением стянул с ее головы берет.

И в следующий миг потрясенно охнул, ибо было отчего: по худеньким плечам девочки, укрывая ее подобно шали, заструились шелковистые волны, золотисто-пшеничные, будто подсвеченные изнутри невидимым солнцем, длинные-длинные, до самых пят. И лицо Темперанс, и весь ее облик преобразились в мгновение ока: в этом роскошном природном обрамлении она стала похожа на прекрасную лесную нимфу, нарисованную поверх серого весеннего дня. Тоненькая голубоглазая, с фарфоровой кожей и россыпью едва заметных веснушек, она была неотразима. Даже Дафна не могла этого отрицать.

Но через мгновение Темперанс отобрала у опешившего Брендана свой берет, спрятала под него скрученные в жгут волосы, и волшебство рассеялось, вновь превратив ее в саму обыкновенную девчонку, каких тысячи, — чему Дафна была несказанно рада.

Вот только для Брендана волшебство так просто не исчезло: он по-прежнему смотрел на Темперанс, не отрываясь, во все глаза, и, кажется, забывал не только моргать, но даже дышать. Наконец выдохнул придушенно, будто сам не свой:

— Вот кто тут принцесса. Рапунцель.

Дафна фыркнула, быстро повернулась к Алистеру и, встретив его взгляд, счастливо улыбнулась: в ее копилке по-прежнему был поклонник, на которого все это представление с волосами не произвело особого эффекта.

— А у меня, между прочим, сегодня день рождения, — объявила Дафна как можно громче, желая вновь переключить внимание присутствующих на себя.

— Знаем, мы получили приглашения, — Брендан, с трудом вернувшись в реальность, достал из-за пазухи и продемонстрировал бело-розовый конверт, по периметру украшенный цветами и виноградной лозой. — Ты, как всегда, отличилась. По телефону позвонить язык бы отсох?

Алистер изо всех сил пихнул друга в бок и скороговоркой пробормотал какие-то поздравления, но Дафна не расслышала и половины слов. Лишь последнюю фразу он произнес четко:

— Только мы не знаем, что тебе дарить. У тебя и так все есть.

— У меня нет друзей, — взмахнула Дафна ресницами и призывно улыбнулась.

— Вот только глазок нам строить не надо, — легко раскусил ее маневр Брендан. — Ты девчонка, нам с тобой скучно.

— Уплетать мои сладости вы можете, а дружить со мной — нет? Так не пойдет!

— Мы могли бы... — начал Алистер, но друг остановил его взмахом руки и обратился к Дафне с таким видом, будто заранее знал ответ:

— Ты умеешь строить шалаши, лазить по деревьям или ловить головастиков?

— Ловить головастиков? Фу! Нет, конечно. Я не люблю головастиков.

— Вот видишь, ничего тут не поделаешь, — с наигранным огорчением развел руками Брендан и подмигнул Темперанс: — А вот с тобой, наверное, весело дружить. Ты прямо амазонка.

— Зато у меня есть черепашка, — быстро вставила Дафна. — А еще большой аквариум с рыбками. Это подойдет?

— Подойдет.

— Погоди, Алистер, нельзя так быстро соглашаться — нужно набить себе цену, — принялся поучать друга Брендан. — Пусть знает, наша дружба — не хухры-мухры. Чего у тебя еще есть, Дафна?

— Попугайчик и амадин.

— Амадин? — переспросил Брендан. — Это еще что такое?

— Птичка такая, — объяснил за девочку Алистер. — Ткачик.

— Ты-то откуда знаешь?

— Это я подарил его Дафне на прошлый день рождения.

— Точно, — припомнил Брендан. — Какая-то невразумительная ерунда. Мне такое дарить не надо, я хочу железную дорогу.

— У меня есть железная дорога, — чувствуя, что победа будет за ней, разулыбалась Дафна. — С мостами, шлагбаумами и елочками. Я могу отдать ее тебе.

— Ну елочками ты тут никого не удивишь, — усмехнулся Брендан и кивнул влево, где на заднем плане возвышались поросшие соснами холмы, обрамляющие город. — От этих елок и так не знаешь, куда деваться. Эх, хотя бы раз пальму живьем увидеть!

— Так вы придете ко мне сегодня?

— Конечно, — с готовностью кивнул Алистер. Брендан же задумался и с театральным видом почесал подбородок.

— Не знаю даже, — протянул он после эффектной паузы и наконец ткнул пальцем в Темперанс: — Только если ее ты тоже пригласишь.

Теперь настал черёд Дафны неразборчиво пробормотать приглашение, а также скрестить пальцы, чтобы Темперанс отказалась. Но та, убив надежду, ответила согласием.

Именинница надулась. Брендан возликовал:

— Отлично, значит, я приду. А торт будет?

— И торт будет, и фокусник, и клоун.

— Нет, клоунов нам не надо! Я их не люблю.

— Это мой день рождения! — пылая от возмущения, нахмурила бровки Дафна. — Я клоунов люблю! А Рапунцелей всяких — нет.

— Любить меня необязательно, а вот от торта я не откажусь, — Темперанс была сама невозмутимость, хотя не могла не понимать, в чей огород брошен камень. Но, кажется, ее забавляла сложившаяся ситуация и убираться на свою ферму она не спешила.

Дафна решила действовать по-другому и, вспомнив, как толпа потешалась над Темперанс после слов Эдварда, спросила с невинным видом:

— А кто такие старообрядцы?

— Сектанты, — ответил Алистер. — Я слышал, как отец с дедом их обсуждали вчера за обедом: они жили по ту сторону реки и ни с кем из городских не общались, а потом выпало три неурожайных года, и они ушли, сказали, тут гиблые места. Но несколько семей осталось, на ферме возле источников.

— И почему это твоя семья не ушла вместе со всеми? — сощурилась Дафна.

— В этой земле лежат наши покойники, — с мрачным загадочным видом протянула Темперанс и тут же добавила будничным тоном: — Моя бабушка живет в городе, и мы не смогли оставить ее одну. Ну, папа не смог, а мама только о том и мечтала. Моя мама — самая чокнутая во всей общине.

— А у тебя есть такой смешной накрахмаленный чепчик, которые все ваши носят? — полюбопытствовал Брендан, Темперанс с неохотой кивнула. — И чего ты его не носишь? Он всяко лучше этого уродства, что ты на себя напялила.

— Хочешь, чтобы мне уши отморозило?

— Так не холодно же, — возразил Брендан, потирая, однако, замершие руки. — А это правда, что вам нельзя ходить в нашу школу и лечиться у наших врачей, а еще вы не смотрите телевизор и едите только то, что вырастили сами или собрали в лесу?

— Да. Но в школу я пойду, бабушка мне обещала.

— Тебе нельзя, — строго предупредил Алистер. — Вам не делают прививок: кто-нибудь из наших на тебя чихнет, и ты умрешь.

— Лучше умереть от хвори, чем от скуки!

Брендан одобрительно присвистнул и тут же продолжил допрос:

— А правда, что куклы у вас без лиц?

— М-да.

— Почему? — удивилась Дафна.

— Как говорит бабушка, потому что глупые люди верят, будто их выдуманному богу есть дело до таких мелочей.

— Эй! — возмутился Брендан. — Бог — не выдуманный! Он спас моего дедушку. На войне.

— Что, прям спустился с небес и спас?

— Ну, не прям так...

— Значит, не считается.

Брендан нахмурился, открыл было рот, но так и не нашел, что ответь. Кажется, Темперанс была первой, кто сумел заткнуть его за пояс.

— Хм... Ладно, с этим мы потом разберемся. А правда, если будешь плохо себя вести, в наказание тебя остригут, как барашка?

— Пусть только попробуют!

— А ты не похожа на остальных, — с нескрываемым восхищением подвел итог Брендан и разве что не отвесил поклон. — Ваши все какие-то шибанутые, а ты бойкая.

— Моя бабушка дурно на меня влияет.

— Кажется, она малость перестаралась, — скрестив на груди руки, громко хмыкнула Дафна.

— Ну так ее и ваши, и наши мечтают спалить на костре.

— А кто твоя бабушка? — Брендан уже и сам дымился от любопытства.

— Табита Сэйерс.

При упоминании этого имени у обоих мальчиков отвисла челюсть, одна Дафна с недоумением нахмурилась, не понимая, что могло вызвать такую реакцию.

— Твоя бабушка — ведьма? — теперь и Алистер, к вящей досаде Дафны, попал под влияние этой непонятно откуда взявшейся выскочки. — Та, что живет на опушке возле Черной горы?

— Да.

— Ты что, выиграла свою семью в лотерею? — Брендан вновь засветился от восторга. Дафна же помрачнела пуще прежнего, что, к счастью, не укрылось от внимания Алистера, и он уже без энтузиазма поправил друга:

— Скорее уж, проиграла: родители — сектанты, бабка — ведьма. Ты точно хочешь на ней жениться?

— Еще как хочу! Это самая крутая девчонка из всех, кого я знаю! Решено, Рапунцель, когда ты пойдешь в нашу школу, я буду носить твои книги.

— Это еще зачем?

— Традиция такая, — продолжал сиять Брендан.

— Глупая традиция. Но если тебе охота таскать тяжести, валяй.

Дафна тут же требовательно стрельнула глазками в Алистера:

— А ты мои книги носить будешь?

— Но ты ведь на домашнем обучении.

— Уже нет! Я передумала.

— Буду, конечно, — пообещал Алистер и залился румянцем.

Дафна растянула губы в широкой победоносной улыбке. Вот только в ее мечтах роль верного «оруженосца» предназначалась другому. Тому, чей шарф она с трепетом прижимала к своей груди.

____
(1) Temperance — английское имя, получило распространение в 17 веке среди пуритан, но позже потеряло свою популярность. Значение — умеренность, сдержанность, трезвость. https://appellationmountain.net/baby-name-of-the-day-temperance/

(2) Tempest — буря.

p.s. секта, о которой шла речь — не амиши, хотя имеет схожие черты.