Ярослав уже был готов развернуться назад, как какое-то странное чувство заставило его застыть, словно он был из той же материи, что и заведенный солдатик. Батарейка кончилась, вот и он стоит тут, как дурак, пытаясь справиться с тревогой.

Мальчик набрал в легкие больше воздуха и нерешительно постучал в ворота. По ту сторону забора послышался размеренный топот девичьих ног, ворота приоткрылись, и в щель просунулась копна золотых волос.

– Ярик? – девочка открыла двери. – Ты меня проведать пришел?

Мальчик собирался с мыслями.

«Это ведь нормально, когда друзья беспокоятся друг о друге? Она ведь не подумает ничего дурного?»

Запутавшись в чувствах, Ярослав не сразу заметил сидевшую на ступенях лестницы Даяну.

– Нет, я пришел по делу. Твоя мама потеряла тебя, – выдумал мальчик на ходу, обращаясь к сестре.

– Но ведь она знает, что я ушла к Кэллен, – с уверенностью в голосе ответила девочка.

– Да, ты права, – сдался Ярослав. – Кажется, я что-то напутал. Может, она вовсе и не тебя искала, я просто напугался, мало ли что.

Обе девочки бросили в сторону Ярослава недоверчивые взгляды.

– Раз уж ты здесь, можешь остаться, – нарушила тишину Кэллен.

– Я, вроде как, был занят, – соврал мальчик.

Даяна поставила блюдце с кружкой на зеленый деревянный стул, оставленный возле крыльца, и поднялась со ступенек.

– Дела могут и подождать, – девочка сделала несколько шагов. – Смотри, сколько ромашек мы нарвали утром, – указала она в сторону букета в пластмассовом стаканчике возле блюдца. – А еще мама Кэллен принесла нам печенья.

– Я могу остаться, – сдался Ярослав под напором кузины.

К спинке стула прислонилась соломенная шляпка Кэллен. Золотоволосая принесла из дома графин с лимонным соком и баночку сливового варенья.

– Бери, что хочется.

Ярослав опустился на ступени и макнул печенье в варенье.

– Как же я устала от этого лета, – выдохнула Кэллен.

– Тебе лето не нравится? – застыл мальчик в
изумлении.

– Убери крошки с лица, – посоветовала Даяна, допивая свой чай.

– Не нравится, – ответила Кэллен. – Совсем не нравится. Конечно, все это просто чудесно, но иногда мне кажется, что летом все засыпает. Жизнь засыпает. А мне хочется чувствовать, быть значимой, чтобы я ощущала, как мир вокруг преображается и поет свою песню.

– Тогда что ты вообще любишь?

– Осень, – подхватила девочка.

– Чудная же ты, – Ярослав сделал глоток сока. – Осенью природа умирает. Слышишь, Кэллен? Она умирает. В смерти нет ничего прекрасного, она – конец всего.

– А вот и неправда, – Кэллен поднялась на ноги и отряхнула свое и без того чистое платье. – Осенью деревья окрашиваются в яркие краски, и ветер такой живой и прекрасный, а какой свежий воздух! Кругом тыквы, запах выпечки и теплый горячий чай, когда за окном льет дождь. А я читаю книги и представляю, что в моей жизни вот-вот случится нечто сказочное и прекрасное.

Ярослав в ответ только покачал головой и тяжело вздохнул.

– Если хочешь знать, смерть – это вовсе не конец, а лишь начало нового этапа бесконечного жизненного цикла, – закончила девочка.

– Кто тебе только это сказал? – мальчик отложил в сторону печенье.

– Никто. Я просто всегда это знала. Разве ты нет?

– Нет, – ответил Ярослав растерянно. – Никто, кроме тебя, о таком не думает.

– Очень плохо, – Кэллен приподняла подбородок. – Если бы дети не были бы так глупы и невинны и почаще заботились бы о вещах, которые составляют нашу жизнь, на свете было бы гораздо меньше невежественных и жестоких взрослых.

– Но ведь дети тут ни при чем, – подала голос Даяна. – Ты не можешь выбирать, каким родиться. Разве ты считаешь меня невеждой или злобной, Кэллен? Ответь мне честно, – девочка тоже поднялась на ноги и теперь стояла лицом к лицу с подругой.

– Ты же знаешь, что нет, – искренне ответила Кэллен. – Ты моя подруга. Как я могу так подумать про тебя?

– Но ведь я не такая, как ты. И до встречи с тобой меня редко беспокоили подобные вопросы. Я просто другая, это не значит, что я глупа или стану озлобленным взрослым, как и не значит, что ты рождена под особым светом. Не позволяй своему разуму ослеплять тебя, даже если ты, и правда, в тысячу раз мудрее других, даже если ты особенная и избранная – ты все еще остаешься просто человеком.

– Извини меня, – Кэллен заключила Даяну в объятия.

Ярослав продолжил наблюдать за двумя такими разными на первый взгляд девочками.

– А что по-вашему самое главное в жизни? – обратил мальчик на себя внимание собеседниц.

– Главное? – переспросила Кэллен.

– Ну да. Раз Даяна говорит, что все равны. Что тогда объединяет великого деятеля, например, с обычным гончаром?

Девочки нахмурились. Ярослав так и знал, что их доводы не имеют ни начала, ни конца. Это просто несвязанные мысли, вырванные из страниц учебников и старинных книг.

– Их объединяет то, что они оба родились со своими целями. Самое главное в жизни каждого человека – это найти себя, свое место в обществе. Ты можешь быть известным и зарабатывать миллионы, можешь всю жизнь прожить в глухой деревне, не имея ни детей, ни связей, можешь посвятить себя работе или семье, но в итоге: мы все равны перед тем, что называется судьбой, – Даяна замолчала.

Ярослав обрадовался, что не произнес свои мысли вслух.

– Даяна хочет сказать, что каждый человек должен следовать своему сердцу и исполнить предназначение. Мы не выбираем свою судьбу и уж тем более то, кем и когда мы родимся, но мы можем всю жизнь прятаться и обвинять вселенную в несправедливости, а можем принять уготованный нам путь и с открытой душой пройти по нему до самого конца. Смирение и принятие, кем бы мы не были, что бы мы не делали. Ты – это ты, а тот человек – это только он, но мы все равны перед лицом того, кто создал все это, – Кэллен провела рукой вокруг себя. – Все это, – повторила она.

Ярослав с удивлением смотрел на нее в ответ. Он ошибался, считая, будто эти девочки просто начитались книжек и совсем не знают жизни. Они знали, и знали они куда больше, чем обычный взрослый. Поняв это, Ярослав почувствовал страх и печаль одновременно.

«Что с ними станет в будущем? Какими людьми они вырастут?»

Ярослав боялся, что сегодняшний мир просто не готов принять их революционные взгляды. Этим девочкам стоит забыть о своих философских учениях и жить, как всем нормальным людям, иначе добром это не кончится. Если в этом было его предназначение, тогда Ярослав выполнит его, чего бы ему этого не стоило.

– Ярик? – Кэллен приподняла брови. – Ты как-то странно задумался. В глазах что-то жуткое.

Мальчик улыбнулся в ответ.

– Все нормально, я прикидывал в своей голове план.

– Какой план? – с любопытством спросила Даяна.

– План по спасению ваших жизней.

Девочки переглянулись, а Ярослав снова засмеялся.

– Я думаю, нам стоит меньше говорить о том, что мы никогда не узнаем наверняка, и больше сконцентрироваться на том, что происходит прямо у нас под носом.

– Что ты хочешь этим сказать? – Кэллен свела брови домиком.

– Что с завтрашнего дня мы с вами начинаем жить реальной жизнью и вкушать все ее радости и печали вместе. Вы, девчонки, совсем забыли, что не являетесь героинями романа.

Кэллен надула губы, а Даяна кинула в брата маленькое яблоко из сада. Они выглядели задетыми и смущенными. Ну и пусть! Зато теперь Ярослав мог, нет, был обязан, научить их жить, как нормальные люди, как те, что находятся в свое время и своем месте, проживают долгие и счастливые жизни, а тайны вселенной оставляют кому-то другому.

***

Инга Дарлинг нарезала апельсин, часть отдала Кэллен, а часть оставила для того, чтобы сделать натуральный сок. Девочка быстро засунула в рот множество сладких долек и побежала в сторону улицы.

– Кэллен, куда ты снова? – голос мамы становился все тише.

– У меня дела, – крикнула девочка в ответ и захлопнула за собой дверь.

В саду Даяны пахло цветами. Подруга поставила на стол пять кружек и бронзового цвета чайник в центр. Ярик едва заметно вздрогнул, когда Кэллен опустилась на соседний стул, Агата кивнула в знак приветствия, а Элизабет пододвинула к подруге блюдце с мятой.

– Кэллен, у тебя какое-то пятно на футболке, – нахмурилась Даяна.

Девочка проследовала за ее взглядом и заметила желтый неровный круг на рукаве.

– Не-ет, – выдохнула она. – Это я апельсин утром ела, не нужно было так торопиться, – Кэллен покачала головой.

– Все хорошо, – улыбнулся Ярик, наливая чай. – Со всеми бывает, – мальчик пожал плечами.

После чаепития дети вместе спустились к озеру. Покрывало оказалось маленьким для всех, поэтому пришлось ютиться рядышком друг с другом. Кэллен снова оказалась возле Ярослава, и, если обычно это не вызывало у девочки никаких тревожных эмоций, сейчас она отчего-то ощущала себя неловко. Лизи пододвинулась ближе к Кэллен, чтобы закинуть на плед ноги. Девочка максимально прижалась к Ярославу и почувствовала, как ее лицо залилось краской. Лизи толкнула Кэллен плечом, поправляя ботинок, и рука девочки неожиданно соприкоснулась с рукой Ярослава. Мальчик не одернул свою, как Кэллен думала, а оставил ее на прежнем месте, словно ничего не случилось и его рука совсем не лежала возле руки Кэллен. Сердце девочки забилось сильнее, но убирать руку она не стала. Несколько минут дети просидели вот так, не отодвигаясь друг от друга и делая вид, что это совершенно нормально.

В один момент Агата перевела взгляд на брата и Кэллен и приподнялась с покрывала.

– Лизи, ты не хочешь пойти купаться? Я думаю, ты совсем задавила бедную Кэллен.

Лизи послушно поднялась на ноги и направилась в сторону мерцающей на солнце воды. Сидеть так близко другу к другу более не было смысла. Кэллен отодвинулась на край и выдохнула. Румянец на щеках продолжал гореть. И тут девочка заметила разочарование на лице Ярика. В один миг в ее голове появилась мысль, что мальчику это было даже приятно, но тут же потерялась среди других и была забыта, как формула уравнения.

Вечером Дмитрий Дарлинг принес ящик ванильных рожков. Кэллен села на скамейку возле дома и замерла, наблюдая за огненным закатом.

– Кем ты хочешь стать в будущем, Ярослав? – папа Кэллен протянул мальчику мороженое.

– Я еще не решил, – смущенно ответил Ярослав, принимая десерт. – Я хотел бы стать хорошим человеком.

– Для твоих родителей это уже повод для гордости, – услышала Кэллен голос мамы.

Инга Дарлинг медленно шла в их сторону и придерживала живот рукой. Ее черные волосы развивал ветер. Она была такой красивой в глазах девочки, в тот момент Кэллен просто хотела быть на нее похожей.

– Кэллен не захочет работать в пекарне в будущем, я это знаю, – Инга печально улыбнулась.

– Почему нет? – Ярик отвлекся от мороженого и обратил все свое внимание на подругу.

– Я еще не решила, чем хочу заниматься в будущем, может быть, я захочу работать в офисе, – пожала девочка плечами.

– Ты не сможешь работать в офисе, – засмеялась Даяна.

– Почему нет? – Кэллен притворно надула губы.

– Ты не можешь сидеть на месте, тебе постоянно нужно получать новые эмоции и что-то придумывать. Творческая работа подойдет тебе лучше, – предположила Агата.

Теплый летний ветер приносил с моря запах водорослей. Кэллен скорчила лицо. Мягкая трава под ногами щекотала кожу.

– Может быть, не хочу загадывать на будущее. Я могу представлять себя даже принцессой, живущей в замке и имеющей прислугу, но все это не будет иметь смысла.

– Почему нет? – не сдавался Ярослав.

– Потому что мы никогда не станем теми, кем хотим быть, если это не наша судьба. Одного желания мало, и мало даже бесконечных стараний и усердий: ты никогда не сможешь притянуть в свою жизнь то, что для тебя создано не было, – девочка прикусила нижнюю губу.

Дмитрий Дарлинг вздохнул, Инга прикрыла глаза. Никто не ответил ей, но девочка знала, что каждый задумался. Ей было неважно: считали ли люди ее глупой или слишком маленькой и наивной. Кэллен не исключала той возможности, что с годами ее взгляд на мир сильно изменится и в какой-то момент может стать прямо противоположным тому, что сейчас сформирован в сознании. Но все это должно, наверное, произойти намного позже, потому что сейчас Кэллен мыслила так и ее это вполне устраивало.