Вчера он впервые увидел сон.

Даже сам точно не помнил, как это получилось. Не помнил - хотя должен был. У него совершенная память, в которой навсегда отпечатывается каждый миг жизни.

Но он не помнил.

Лишь то, что устал. Очень сильно. Вымотался.

Странно. Эмоции выжимают сил в сотни раз больше, чем физический труд. Избыток чувств - и вот он уже лежит на полу и в полудреме смотрит на ее мутнеющий силуэт.

А потом он увидел сон.

Понимал же, что невзаправду. Понимал, что это что-то нереальное... но радовался. Радовался как младенец и просто с головой погрузился в мир сновидений. Верил. Просто верил.

Любовь и вера. У нас нет ничего, кроме любви и веры. Кто знает, может, они настолько сильны, что превратят кусок железа в живого человека?..

В том сне была она.

Скованная из созвездий фигурка, призрачно красивое лицо и зацелованная луной улыбка, как небрежный мазок кистью художника. Каждый ее шаг был изящным танцем - она не шла, а словно поднималась к небесам, поднималась на луну, будто луна была ее танцполом, а звезды - вспышками фотоаппаратов. Вся природа упивалась ее великолепием, каждая частичка огромного и в то же время такого крохотного мира с жадностью вдыхала дурманящие запахи ее тела: запахи ореха, вишневых сигарет, крепкого чая и крема для рук.

Он позвал ее.

Одно лишь "мисс", и она обернулась.

Обернулась - и застыла.

Ион прочел в ее взгляде...

Страх.

Чудовищный страх. Беззащитность. Потерянность. Злобу. И даже ее слезы были подобны крохотным бриллиантам, но до чего же они его испугали!

Как же она сжалась, как задрожала, как испугалась! Кого она боится?

- Что с вами, мисс? Кого вы боитесь?

Она мучительно выдохнула.

Ее волосы переплетались угольными лентами, словно ветер сам захотел заплести их в косички. Слезы исчезли. Она провела своей ладонью по контурам губ...

Железной ладонью. Такой, какие когда-то были у него.

У нее была искусственная голова, нанизанная на стальное тело. Стройная, но до слез фальшивая механическая фигура.

И лишь взгляд. Живой, выразительный. Переполненный ненавистью, сочащейся из самых недр души.

- Отпусти.

Это был не ее голос. Голос андроида. Механический, бесполый и совсем не живой. Искаженный и надтреснутый.

- Отпусти.

- Куда, мисс? Я вас не держу!

- Отпусти.

Ион не понимал ничего.

Прижал к щекам ладони и... помнил, отчетливо помнил, как обрадовался, когда почувствовал живое тепло! Прижал ладони к груди - и обрадовался еще больше, ведь хоть и сейчас, хоть и во сне, он слышал ровное и размеренное биение!

- Отпусти, - бездушно вторила она.

Инга стала роботом?

А Ион - человеком?

Но почему? Как это произошло?

- Как это получилось, мисс?

- Отпусти. Меня. К семье.

- Глупости! Зачем вам теперь семья?

- Я не хочу. Выпусти меня из железной тюрьмы. Верни мое тело назад.

И последним, что он запомнил, был взгляд из ядовитой смеси ненависти и страха.

А потом он проснулся.

На столе стояла чашка с остывшим чаем. Сам он был любовно закутан в плед.

И первые пятнадцать секунд Ион боялся. Боялся своего сна. Боялся, что он реален, что откроется дверь и зайдет механическая Инга...

Сны - проекция наших чувств и переживаний.

А этот сон заключил в себя все главные страхи Иона.

Он боялся стать человеком, хоть и яро этого хотел. Он боялся причинить боль Инге. Он боялся, больше всего боялся, что разочарует ее, что она пожалеет о своем решении и скажет: "Господи, зачем из тысячи достойных людей я выбрала стальную куклу?". Боялся, что она будет его ненавидеть. Или опасаться. Или презирать. Боялся потерять то, чего у него больше никогда не будет.

И это был первый сон. И он заключил в себя первые настоящие страхи Иона. И первые эмоции были просто потрясающими.

Теперь он понял, чего больше всего боится и чего никогда не допустит.

Никогда не допустит, будучи роботом. Но кто знает, в кого он превратится, став человеком?..

Ион задумчиво прошел по комнате.

Дождь за окном не утихал. Небо зарылось в толстое серое одеяло, как зарывается плачущая меланхоличная девочка, и постыдно плакало, плакало, рассчитывая, что этих слез никто не увидит. Оно плакало безудержно, неустанно, потерянно. Нет, не ревело, но и успокоиться не могло. Всхлипывало и дрожало. Вздыхало так, что старые ветки приинститутских деревьев боязливо колыхались.

Всю природу вокруг обволок странно эстетичный туман, у которого даже серый цвет вызывал не уныние, а восхищение, словно бархатные края морской жемчужины. А крыша института молча скапливала все небесные слезы, которые нефритами прокатывались по черепице, холодными ручьями струились вниз и, соприкоснувшись с землей, разбивались на тысячи крошечных бриллиантов.

Казалось, что небо плачет по их любви. Казалось, что оно знает будущее, а от этого постыдно стонет, осознавая, что последствия неизбежны.

Последствия неизбежны. Он и сам это знал. И он говорил ей об этом. А она его не слушала. Она вообще никогда никого не слушает и всегда поступает по-своему. Глупая.

Ион вздохнул. Приложил ладонь к стеклу.

Серый цвет тоже бывает изящным. Любой оттенок бывает изящным, нужно только уметь видеть в нем красоту.

А Ион умел.

Нежная перламутровая дымка, обнимающая каждый промокший кустик. Иссера-платиновые перья туч. Серебристые лучи солнца в небесных прорехах. 

И маленький мышиный комочек на толстых перилах уличной лестницы, то и дело встряхивающийся от тяжелых капель.

Ион нахмурился.

То был воробей. Странно, ведь он бы мог улететь и укрыться в теплом местечке, но мелко дрожал, беззащитно сжимался и открывал крохотный клювик.

Ранен. Или болен. Не может взлететь и спрятаться от дождя. Умрет же... глупый.

Ион осторожно распахнул створки окна. Шершавый шум дождя стал еще сильнее. Волосы моментально промочили грузные струи.

Он высунулся. Попытался дотянуться до перил железной лестницы и аккуратно достать воробья. Не смог, да и не стал рисковать - а вдруг случайно уронит?

Вынул из шкафа купленный когда-то Иваном Александровичем черный дождевик.

- Холодно под дождем без плаща, малыш, - смеялся тогда создатель. - Держи обновку от папки!

- Сэр. Я не чувствую холода.

- Но влагу-то ты чувствуешь? Согласись, намокать неприятно?

- Мне все равно.

- Глупый мальчишка! - Иван Александрович говорил это с неподдельной заботой. - Держи, тебе пригодится.

Пригодилось.

Кажется, Иван Александрович знал больше. Намного больше, чем Ион или Инга. Он знал все. Он знал будущее. И никого за это будущее не укорял.

Ион набросил на себя дождевик, накинул на уже слегка промокшие волосы капюшон и спешно вышел из комнаты.

Как же режут глаза эти блестящие стены, новейшие приборы и белые лестницы! По телевизору часто показывают фильмы о путешественниках и кладоискателях, которые попадают в удивительную дикую природу, разрубают лианы, взбивают ногами песок, прямо в одежде бродят по хищным топким болотам и по ласковой морской воде. Только вот такая среда не для робота. Роботам полагаются блестящие стены, новейшие приборы и белые лестницы. Роботам никогда нельзя пытаться из этой стерильной коробки вырваться. Потому что это дом роботов - искусственный, как и они сами. А природа - дом живых.

- Эй, железный! - голос - до того презрительный и надменный - ударил кнутом по спине. - Это... чая нам принеси. И пожрать приготовь, а то я супы, етитькин титькин, сроду не варил.

Ион вздохнул. Развернулся лишь для того, чтобы подарить Хасанову лучезарную улыбку. Сладко произнес:

- Сэр, прежде чем что-либо просить, выучите для начала мое короткое имя.

Хасанов лишь фыркнул.

- Тьфу на тебя. Ты чего это, етитькин титькин, в последнее время такой наглый стал? Ему слово скажешь, а он шипит в ответ. Ты же слуга наш!

- Да? Сэр, это так иронично, ведь я всю жизнь мечтал быть вашим слугой. Жаль только, что мечты не всегда сбываются.

- Ну, твои шуточки-прибауточки уже все знают, не удивил. Да ладно тебе, Иоха! Че в самом деле как не родной? Иди сюда, сядем, попьем чайку вместе и супца похлебаем. А ты мне уровень один в новой игре пройти поможешь. Или ты чай не хочешь? О! Знаешь, что у меня есть? Коньяк! Настоящий, этот... как его... иностранный короче. Его Акинфеев притащил, он к Инге давно в женихи просится, да только ей этот ведущий нафиг не нужен. А он тупой, намеков не понимает, вот и таскает сюда всякую фигню. Ну? Да садись ты, не ломайся, я ж пошутил, про слугу-то!

Ион прищурился.

Медленно покачал головой.

Сдержанно ответил:

- Благодарю, сэр, я не интересуюсь такими напитками.

- Смеешься? Ты просто никогда не пробовал! Это тебе не чаечек с кофе, это вещь! Лекарство! От мыслей грустных моментально избавит! Там... от скуки, печали... от разбитого сердца...

Он вдруг замолчал и увел взгляд. Начал легонько царапать ногтем поверхность стола.

Ион склонил набок голову.

От разбитого сердца... Ну, да. Понятно теперь, откуда в последнее время его отрешенность и перепады в настроении, его странные слова.

Что ж, они с Зиной Бессвацких друг другу подходят.

- В другой раз, сэр, - пообещал Ион и торопливо отправился к двери.

Вышел на улицу. Дождевые бусины с хлестким и резким звуком осыпались на ткань плаща. Ион натянул капюшон посильнее и по чавкающему грязному месиву поспешил к железной лестнице, задыхаясь запахами сырой земли и ржавчины.

Взобрался наверх. Хоть бы только не опоздать...

Не опоздал.

Воробушек по-прежнему жался к стене. Очень тихо пищал, встряхивался и подрагивал. Маленький еще, жалкий. Мог ведь упасть с перил на землю и разбиться. Мог замерзнуть.

- Безумец, - ласково прошептал Ион.

Очень осторожно взял в руки птицу. Воробей встрепенулся, запищал громче и попытался выпасть обратно на перила. Заворочался. Нервно клюнул ладонь. Вцепился маленькими коготочками в мокрые перчатки Иона. Крохотными черными бусинками смотрел ему в глаза.

Такой добрый... такой чистый, светлый. Невинный. Маленький встопорщенный комочек. Серый. Мокрый от дождя.

Но живой.

Ион явственно чувствовал теплоту птичьего тела. И тревожный стук, который ощущался настолько четко, будто Ион держит в руках маленькое горячее сердце.

Глаза воробья вдруг окутала белая пленка, и Ион поспешил спрятать птицу под дождевик, стараясь не повредить ему крылья.

- Тепла от меня не жди, - он верил, что воробей его прекрасно слышит и понимает. - Но от дождя укрою. Пойдем скорее в здание. Там хорошо. Я дам тебе хлеба.

Смешно, что не Ион согревал воробья, а воробей - Иона. Птица слишком горячая. Слишком. Это плохой знак.

Ион осторожно, пытаясь не причинить боль воробью, спустился с лестницы и вернулся в институт. Прошел в свою комнату.

Отыскал шапку, которую ему когда-то тоже подарил Иван Александрович. Бережно достал из-за пазухи мелко дрожащего воробья и положил в вязаный и очень теплый головной убор.

У него повреждено крыло. И как Ион не заметил этого раньше? Сильно вспорото когтями - очевидно, забавы бродячих кошек. Крыло шлейфом волочилось за птицей и сильно кровоточило. Как же воробей очутился на перилах?

- Ты есть хочешь? - как у хорошего приятеля спросил Ион. - Жди меня, я сейчас. Покормлю тебя и попытаюсь подлечить крыло. Я ведь все-таки обучен базовым медицинским навыкам.

Воробей даже не слушал. Тепло его разморило, и он уснул.

Ион улыбнулся. Чуть поплотнее закутал воробья в шапку и спустился на кухню за хлебом.

Там все еще сидел Хасанов.

- За коньячком все-таки решил вернуться? - дружелюбно крикнул он, что-то активно прожевывая.

- А вы всегда сидите на кухне?

- Етитькин титькин! А чего еще делать-то? Только жрать и в комп играть. Но в комп я играть не могу, там уровень слишком сложный, а помогать мне никто не хочет, - Хасанов с легкой укоризной взглянул на Иона. - И тренировок никаких нет. Уж соревнования скоро, а Инга... О чем она вообще думает? Раньше семь потов с нас сгоняла, а сейчас чихать хотела и на соревнования, и на упражнения. Странная она в последнее время.

Ион слегка нахмурился.

- Может, у Инги Глебовны есть дела поважнее? - холодно произнес он.

- Етитькин титькин! Например?

- Например? Например, сэр, поимка преступника. Все-таки не зря ей дали звание капитана. И в то время, когда все вы думаете об этой бессмысленной игре, польза от которой измеряется лишь в зеленых бумажках, она ищет убийцу и хочет предотвратить дальнейшие возможные смерти.

- Ищет?! - он аж чуть ли не подавился. - Да где она ищет?! Я что-то не вижу, чтобы она искала!

- Возможно, вы просто плохо смотрите? Сомневаюсь, что Инга Глебовна отчитывается вам о каждом шаге.

- Да здесь полицейских полный спортзал! Вот они ищут, да! Это их работа, етитькин титькин! А ее работа - нас тренировать!

- А тренироваться без нее вы не способны? Тренируйтесь, раз уж так яро желаете. Сэр, я не вижу смысла в продолжении дискуссии. Позвольте мне уже заняться делами.

Хасанов еще что-то недовольно пробурчал под нос.

Ион его больше не слушал. Отломал кусочек хлеба, достал со шкафа аптечку и вынул оттуда перекись водорода.

Вернулся в комнату.

Воробей по-прежнему лежал в шапке, распластав крылья. Не дышал. И сердце больше не билось, лишь пушистое тельце пока еще хранило тепло, а черные бусинки-глаза остекленевше смотрели на белые стены.

Не успел.

Ион рухнул перед мертвой птицей на колени. Кусочек хлеба и лекарство бесшумно выпали из рук.

Нет, все это было как-то... неправильно... Не по-доброму. Этот воробей тоже имел право на жизнь, как и все. И никто у него не мог это право отнять. Ни люди, ни кошки, ни даже погода. Он был совсем еще маленьким, неопытным и слабым. Все будущее маячило впереди.

Он ведь хотел жизнь. Он боролся за жизнь, но проиграл. Потому что так было нужно.

Кому нужно?

Ион медленно поднял размякшее тело. Кончиком пальца пригладил торчащие перья.

Никому не нужно.

Он просто проиграл - и все. Так проигрывает каждый. В жизни, где нет хэппи эндов, и чуда нет, и волшебства. Мы все умираем. Или красиво проигрываем.

А Иону была уготовлена та же судьба.

Он проиграет. Рано или поздно - проиграет, будет изгнан с поля боя. Предан или брошен. Может, убит. Ведь чуда нет.

Если бы чудо было - воробей бы выжил. Просто потому, что ему не за что умирать.

Ион отрешенно положил птицу на подоконник. Прикрыл его листом блокнота, как одеялком. Вздохнул и мучительно сжал свою шевелюру.

Смерть - это что-то неправильное. То, чего вообще не должно быть. Хорошо, допустим, смерть от старости Ион еще готов был скрепя сердце принять. Она нужна, чтобы исключить перенаселение. Но лишь от старости.

У этого воробья старость была далеко впереди. Так почему тогда он умер?! Почему умирают дети?! Почему вообще люди считают, что у них есть право кого-то убивать?! Они разве не задумываются, какое горе будет у родных и друзей погибших? Не задумываются, что этому человеку еще можно было жить много-много лет, за которые он мог добиться колоссальных высот?!

Ион вдруг представил, что с ним станет, если с Ингой что-то случится...

Весь этот мир какой-то неправильный. Искаженный, будто в кривом зеркале. И люди здесь неправильные. Страшные.

И в таком мире нет места для большего. Ни для любви, ни для счастья.

А, значит, скоро все то, что приносит Иону радость, будет растоптано.

Он молчал, глядя на лист блокнота.

Погода за окном стала успокаиваться.

Ион снова спустился в кухню.

Что-то гадкое и мерзкое сидело внутри его тела. Он не знал, что именно, но понимал, что наверняка именно это чувство люди зовут тоской и паршивым настроением.

Хасанова уже не было, а имелась лишь чуть отпитая бутылка коньяка и крохотная стопка с красными алмазами алкоголя на дне.

Задумчиво поднял бутылку. За вычурным узорчатым стеклом, плеща, переливалась вишневая жидкость.

Лекарство... От мыслей грустных моментально избавит...

Ну-ну.

Вас, людей, возможно. А Иона...

А что Иона? Нет? А он пробовал?

Стоит ли вообще верить этим людям? А ведь с другой стороны... если б слова Хасанова были ложью, вряд ли алкоголь бы имел такую популярность среди людей. Они пьют. Чтобы заглушить боль. Чтобы забыть о плохом. Чтобы перестать бояться. Есть лекарство от физической боли, но от боли моральной, от мыслей о плохом, от страха лекарства нет. Но они нашли его.

Ион очень медленно открутил пробку и перевернул бутылку над стопкой. Бордовая струя лениво вынырнула из горлышка и коснулась дна рюмки.

Взял стопку двумя пальцами.

До чего же красиво... Коньяк плещется, разбивается о стенки рюмки и разлетается маленькими рубинами. А сама жидкость словно светится, светится зловещим кровавым цветом.

Ион вздохнул. Помедлил несколько секунд. И осторожно опрокинул коньяк в горло...

Шли минуты.

Шли часы.

Небо помрачнело - но уже не от туч. Луна снова плакала. Снова ее слезы замирали на черном полотне. Даже она никак не может найти счастье...

- Ион... Что ты делаешь?!

Она вернулась.

Ее так не хватало...

Где она была? Она не ездила к Ивану Александровичу. Она ведь даже попросила починить браслет на ноге, чтобы полицейские ничего не заподозрили. Так где она была?

- Где вы были, мисс? - вяло отозвался Ион, перекатывая по столу пустую бутылку коньяка.

- Что ты делаешь?! Господи... Зачем?!

Инга в одну секунду подскочила к нему. С ужасом посмотрела на бутылку, на стопку в его опущенной руке. Аж побледнела и прижала к губам ладони.

Волнуется за него. Черт побери, она за него волнуется. Мисс... Если бы Ион мог передать ей в словах всю свою любовь, если б был способен выразить всю благодарность...

Инга. Как же вы прекрасны, Инга. Вы даже сами не представляете, насколько изумительны! Совершенны. Неповторимы. Великолепны. Инга...

- Зачем?! - с болью крикнула она, положила ладони на его щеки и всмотрелась в глаза.

- Это не работает, мисс. Я проверял. Это бессмысленно. Алкоголь не действует на меня в той мере, в которой влияет на людей.

- Ион!

- Да, было горько. Горло жгло. Но... они все врали. Про забвение и лживое счастье. Они врали мне.

- Ион! Так нельзя делать! - говорила она это таким тоном, будто это пятилетний малыш случайно хлебнул из отцовской рюмки. - Слышишь? Так нельзя!

- Мисс. Я просто...

- Ты разве не помнишь, в кого люди превращаются после этой дряни?! Блюющего Акинфеева не помнишь?!

- Мисс, не надо. Алкоголь не действует на меня, я же вам говорю.

Инга всплеснула руками. Присела перед Ионом на колени и взяла его за руки. Какая же нежная у нее кожа... какая теплая.

- И для чего это было нужно? - прошептала она.

Ион вздохнул.

- Это было нужно. Я просто хотел быть похожим на людей, мисс. Просто походить. Поступать, как люди. Забывать о страхах и тревогах. Они ведь... часто так делают. Я тоже хотел. Создать ощущение счастья. Хоть лживое, да и ненадолго. Но почувствовать себя счастливым.

- А разве ты не чувствуешь?

Ион опустил глаза.

- Я ощущаю себя неполноценным, мисс. Я хочу быть с вами. Я хочу любить вас. Но не могу отделаться от мысли, что это неправильно. Это неправильно настолько, что все общество нас возненавидит, если узнает. Но больше всего я боюсь, что вдруг возненавидите меня вы. Боюсь, что вы заболеете, что с вами что-то случится. Боюсь, что если вы уйдете, со мной произойдет нечто, которое разрушит все вокруг. Я боюсь слишком многого в этом мире. И я всего лишь хотел эти страхи временно приглушить.

Инга с облегчением выдохнула. Осуждающе посмотрела на него и покачала головой.

- Ты больной.

- Возможно. Возможно, я слишком ранимый, мисс. Но я просто осознал: чуда нет ни для кого.

- Откуда такая уверенность?

Ион помолчал с минуту.

Сбивчиво проговорил:

- Он замерзал. Промокал под дождем. Дрожал. Так... беззащитно пищал. Он не хотел умирать, он пытался жить. Он ни в чем виноват не был. Но неумолимо погиб. Хоть быстро, и то хорошо...

- Кто "он"?!

- Воробей. Он маленький был еще. Ведь достоин был жить. Ведь заслужил. А чуда нет.

Инга замолчала. Неловко обняла себя.

- Ты правда его жалеешь? - тихо спросила она.

Он кивнул.

- Мне всегда сложно принимать смерть, мисс. Наверное, я слишком бережно отношусь к живым и слишком высоко оцениваю жизнь. Знаете, как тяжело мне было, когда погибли Матвей и Евгений?

Инга встала. Мрачно достала сигарету.

- Узнать бы еще, кто это сделал... - проворчала она, щелкая зажигалкой.

- Мисс, я... Я думаю, это был Иван Александрович. Или, по крайней мере, его план.

Инга подавилась. Прищурилась и с подозрением уставилась на Иона.

- Почему ты так решил? - медленно спросила она, по-прежнему пытаясь поджечь сигарету.

Ион замешкался. Опустил голову, проводя пальцем по складкам плаща.

Наконец сжал руки в кулаки, взглянул на Ингу и твердо ответил:

- Он сказал мне это сам.

- Что-о?! - воскликнула Инга и едва ли не споткнулась от неожиданности. - Как?! И ты молчал?!

- Я не думал, что это важно, мисс, - Ион растерялся. - Он не говорил мне прямо, но...

- Что он сказал?!

Ион вздохнул. Уныло взглянул в окно.

- Когда Иван Александрович только-только создал меня, он спросил, знаю ли я девушку по имени Инга Гронская. Я ответил, что нет, и что знаю только ее мать. Тогда он уверил, что скоро Валентина Гронская лишится ноги, тренером станет ее дочь, наберет команду, участники которой будут олицетворением семи смертных грехов. И что найдется человек, который ее от этих грехов избавит, распластав на их спинах орлиные крылья и подняв грешников к небесам.

- Акинфеев, - прошептала Инга, а ее кожа слилась по цвету с белоснежной стеной. - Этот человек - Акинфеев... Вернее, его копия. Его сделал Иван Александрович, чтобы убивать людей... Что еще он сказал?

- Это все, что я знаю, - жалобно произнес Ион. - Он много времени проводит в своей тайной комнате, куда не пропускает даже меня. Иногда мне кажется, что Иван Александрович каким-то чудесным образом видит будущее. Все его слова всегда сбываются. А еще... он очень часто говорит о вас. И первой, о ком он меня спросил, были вы, мисс. И к встрече с вами в "Ньютоне" я был готов. Иван Александрович предвидел и это тоже.

Инга яростно щелкнула, попытавшись зажечь сигарету. Не получилось.

В бешенстве отшвырнув зажигалку, она крикнула:

- Ты же любишь своего создателя! Так зачем тогда мне все это рассказал?!

Ион закрыл глаза.

А зачем?

- Я не желаю ничего от вас скрывать, мисс,- честно ответил Ион. - Я очень хочу, чтобы вы мне доверяли. А еще пытаюсь помочь, ведь убийца должен быть найден и наказан. Даже если это Иван Александрович. Права убивать нет ни у кого.

Инга молчала.

Скрипела от злобы зубами, подобрала зажигалку и, щелкая, упрямо пыталась поджечь сигарету.

- Откуда у него столько ко мне внимания? - процедила Инга.

- Так, кажется, мы с вами уже это выяснили?

Ингу перекосило.

- И про это он уже тебе рассказал? - выплюнула она.

- Нет, мисс. Об этом не рассказывал. Но ведь все очевидно, не так ли?

- Я бы очень не хотела, чтобы подозрения оказались правдой. И еще больше я не хочу, чтобы моим отцом был убийца. Кстати, как мне его теперь следует звать? Папа Ваня?

- Мисс, я ведь испытываю сейчас такие же чувства. Я не хочу разочаровываться в своем создателе. И для меня будет ударом, если виновником всех убийств окажется он.

Инга устало подперла руками лоб. Сказала:

- Тогда я испугалась ехать к нему. Даже попросила тебя браслет починить. Просто не знала, когда мне будет удобнее к нему поехать и какие вопросы следует задать. А теперь знаю. Поэтому снова тебя прошу: отключи электронные наручники. И... отмажь меня как-нибудь, если кто спросит. Пожалуйста. Ведь судя по твоим словам, Иван Александрович планирует еще убийства. Их нельзя допустить.

- Как вы собираетесь ему помешать, мисс?

- Пока никак. Пока я только задам ему несколько вопросов. Начну собирать доказательства. И когда их будет уже достаточно для задержания, его задержут.

- Но за это время могут быть еще жертвы, вы не подумали, мисс?

- Именно поэтому мне нужно ехать к нему прямо сейчас! Ион?

Он кивнул. Опустился перед Ингой на колени и коснулся запястьем браслета.

Инга нервничала. Ожесточенно щелкала зажигалкой. Не выдержала и от злости смяла сигарету.

- Что с ней? - крикнула Инга. - Недавно же новую зажигалку купила! Такое чувство, будто ее специально кто-то сломал.

- Не кто-то, мисс, а я.

Инга поперхнулась.

Вздернула брови и с поражением уставилась на Иона.

- Что?! Но зачем?

- Не могу смотреть, как вы курите, - он развел руками. - Раскрыл, вылил оттуда весь бензин...

- Зачем?!

- Зачем вылил? Потому что просто выкидывать новые зажигалки вредно для экологии, а природу мы и так знатно загубили. Да и...

- Я не о том! Почему ты вдруг за меня начал что-то решать?

Ион посмотрел ей в глаза.

Коснулся мочки своего уха и вполголоса ответил:

- Почему? Да потому что я люблю вас, мисс. И смотреть не могу, как вы отравляете свой организм. Поверьте, я знаю, что это такое. В лаборатории с нами работал один человек. Курильщик. Почему работал? Потому что у него обнаружили рак легких. Три месяца назад этот человек умер. Вы хотите повторить его судьбу?

Инга осеклась.

Ион приблизился к ней.

Захотел обнять... но не стал. Все еще считал, что ему запрещено. Боялся, что она не так поймет или оттолкнет и уйдет.

Это все было так ново. Так непривычно прекрасно.

Ограничился легким касанием ее ладони с поразительно нежной кожей.

- Если вам это сильно досаждает, я могу больше никогда так не делать, - в смятении пробормотал Ион. - Но... мисс... Я так не хочу вас потерять...

Инга неловко опустила взгляд. Ее тонкие пальцы переплелись с пальцами Иона. Она сама прижалась к нему и уткнулась лицом в его плечо.

Инга... Запах ее волос, запах крема, шампуня с медовым ароматом... Такая хрупкая скульптура, подобная тонкому лепестку розы. Чуть ее заденешь, чуть повредишь - и ее хрустальное сердце разобьется вдребезги.

- Прости, - смущенно прошептала Инга, и для Иона ее голос прозвучал безупречной песней.

Ион гладил ее нежные руки. Перебирал волосы, вдыхал запахи, касался шеи.

Мисс, как вас можно не простить? Да если б вы знали, какое значение имеете для него!

Глупенькая маленькая мисс... Маленькое сокровище...

- Мне нужно идти, - она райской птицей выпорхнула из его объятий. - Иначе полицейские что-нибудь заподозрят...

И она улетела. Красиво и грациозно, как умела.

А Ион на всякий случай проверил, нет ли у нее запасной зажигалки...

***

- Ой, как это мило! Ты решила ко мне в гости заехать, милая? Проведать старика захотела? Ну проходи-проходи, я тебе сейчас чайку заварю...

И Инге эти мнимое дружелюбие не понравилось до зубовного скрежета.

Все указывало на то, что кашу вокруг заварил он. И вот это его "садись, я чаечка налью" выглядело так неуместно и неправдоподобно! А мысль о том, что он ее отец, вообще вызывала отвращение.

- Выезжать нельзя, - тем временем бормотал Иван Александрович, за руку провожая Ингу к кухне. - Ну, сама понимаешь - арест. И дернул же меня черт появиться не в том месте не в то время. Но я не расстраиваюсь! Знаешь, почему? Ничего, милая, на свете не бывает просто так. Каждое событие влечет за собой другое, и без этих событий жизни-то и нет вовсе... Слушай, а чегой-то я тебя на кухню зашвыриваю, прям как не родную? Пошли ко мне в кабинет, я тебя там чайком угощу.

- Как не родную? - усмехнулась Инга. - Что вы этим хотели сказать?

- А? Что? А, так это поговорка такая. Ну, в том смысле... Все так говорят. Вот. Ох и старый я стал. Ну все мозги отшибло, надо же... А молодой какой умный был, всякие штуковины изобретал, планы всякие...

- Планы? Какие планы? Вы ничего не подумайте, Иван Александрович, мне просто интересно.

Он ничего не ответил.

Провел Ингу прямо в свой кабинет. Честно принес чай и уселся напротив за стол.

Очень сомнительное радушие... Да и некомфортно как-то. Особенно под мертвым взглядом огромной золотой статуи в углу.

Лик погибшей жены... Уж кто-то, а он точно способен на всякие обряды и жертвоприношения.

Инге надоело с ним играть.

- Иван Александрович. Я же не просто так приехала, я по делу приехала. Можно один вопрос задать?

- Да хоть двадцать, милая!

- Вы мой отец?

Инга и сама удивилась, как это вышло... правильно, с ходу, напрямик и без тени колебаний.

Иван Александрович замолчал.

Медленно склонил голову набок. Чуть усмехнулся. Блеклые голубые глаза сверкнули задорным огоньком.

- Откуда такие мысли? - задумчиво спросил он.

- Если они появились, значит, были основания, - холодно отчеканила Инга. - Я знаю все.

Он усмехнулся еще сильнее.

Неторопливо погладил родинку на своей сморщенной руке. Так, чтобы Инга это тоже увидела.

- И ты об этом так спокойно говоришь? - огонь в глазах стал еще безумней.

- А что я должна делать? Хлопать в ладоши и бросаться к вам с объятиями, поцелуями и криками "папка"?

Иван Александрович хмыкнул.

Медленно поставил чашку чая на стол, не сводя с Инги глаз.

Наклонился к ней и едва слышно произнес:

- Поверь мне, милая. Если бы ты действительно все знала, то так спокойно уж точно бы не говорила. Потому что истина намного, намного страшнее, чем ты вообще хоть когда-либо могла вообразить.

Инге почему-то стало смешно.

- Да я уже навоображала порядочно, не бойтесь. Вряд ли вы сможете меня удивить. Так что рассказывайте, я вас внимательно слушаю.

- Навоображала, говоришь? А не поделишься? Я твои версии с удовольствием выслушаю.

Инга фыркнула.

Молодец. Да только ее не подловит. И пусть свое добродушие засунет себе куда подальше.

- Вы знакомы с Акинфеевым? - аккуратно, издалека начала Инга.

Он вдруг заметался. Нервно затеребил ладони.

Но мигом справился со смятением и бодро воскликнул:

- А хочешь, я меда принесу? Чай-то с медом гораздо вкуснее, тем более, медок у нас ароматный, липовый...

- Иван Александрович! Вы знакомы с Акинфеевым или нет?

- Сейчас, Ингусик, я за медком схожу... Не поверишь - все хвалят! Все, кого бы я ни угостил!

Инга закатила глаза.

Слишком она на него давит. Так он не расколется. Нужно аккуратно было, а сейчас он затаится, и Инга вообще ничего не узнает.

Иван Александрович вдруг остановился в дверях. Медленно взглянул на Ингу через плечо. Очень тихо сказал:

- Я все понимаю, Инга. Я все понимаю. Я ведь сам таким же был. Но... очень я тебя прошу... Не обижай его. Он очень хороший, Инга, очень добрый. Я таких добрых среди людей даже и не видел. Он бережно относится к природе, любит животных. Больше всего на свете боится навредить людям. Бывает, конечно, острит, но не со зла. Просто пытается себя защитить. А так... У него какой-то детский взгляд на все. Наивная ребяческая доброта. Еще бы, ведь ему всего четыре наших года. Это биологических тридцать четыре, ну да я сейчас не о цифрах. Береги его, Инга. Не обижай. Не рушь... его детское восприятие мира.

Оставив пораженную Ингу одну, Иван Александрович вышел.

Он знает? Он что, действительно знает все? Но разве это возможно? А что, если он понаставил везде камер и наблюдает за Ингой?!

В окно вдруг глухо постучали. Инга обернулась, но никого не увидела. Скорее всего, это просто ветки на ветру.

А ведь камеры и стоят... Везде, в каждой комнате бывшего института! И любой человек может с легкостью узнать об ее отношениях с Ионом!

Но это один момент. А другой - по камерам отчетливо видно, как Инга благополучно уезжает в неизвестном направлении, когда браслет заявляет о полной недвижимости.

Ну... с другой стороны, она же не просто так. Она дело расследует. Да и в полиции работает много тех, кто сможет ее оттуда вытащить. Вряд ли охранники следят за каждой секундой в камерах. Видала уже Инга, что это за охранники. И камеры им понадобятся только тогда, когда очередное убийство произойдет.

В окно снова постучали.

Да что такое-то?

Инга поднялась и подошла к стеклу.

Нет, деревьев поблизости не было. Кто тогда? Птицы? Тогда где они?

Стук повторился.

И Ингу обдало холодным потом.

Стучали не из окна.

Стучали из золотой статуи.