16 июня

Это был особенный день. Не такой, как выпускной или свадьба, но не менее волнительный. Всё должно было пройти идеально, иначе Тим не видел смысла в своих стараниях расписать всё по строгому расписанию. Алине он, конечно же, ничего не говорил. Она могла подозревать, но Тим знал, что она точно не понимала, что он задумал.

Денег на это ушло немало. Пришлось урезать собственные расходы на еду, от которой можно было отказаться. Да и не пил он последние дни по вечерам, оттого каждую гипотетически потраченную копейку откладывал на сберегательный счёт. На дебетовой карте не значилось, но душу грела мысль, что они направлены на будущее воплощение маленькой мечты.

Он остановился возле высокого подъезда. Казалось, они жили в одном городе, но районы отличались друг от друга. Если в его пятиэтажках было две ступеньки перед домофоном, то здесь — девять этажей и высокие пролёты лестниц. И всё же в своих дворах он не плутал, а здесь на протяжении всего пути боялся потеряться. Слишком одинаковые дома стояли как колодец, и кольцевая дорога между ними сбивала с толку. Машинам негде было развернуться, и приходилось делать круг, чтобы выехать оттуда, куда и заезжали.

Он поправил небрежный ворот рубашки и посмотрел на часы. С минуты на минуту Алина должна была спуститься. Пальцы от волнения сжимали стебли цветов, окутанные в бумагу нежного цвета. Та от каждого движения шуршала, и это нервировало ещё больше.

Тим не знал, какие цветы любила Алина. И через Юлю выяснить не удалось. Та сказала, что никогда не слышала от подруги разговоров о таком. Потому Тим решил, что, наверное, она была из тех девушек, у которых не было любимого сорта. Ведь для них был важен сам жест, а не то, какой букет преподнесли.

Потому выбрал тот, который понравился ему. Ещё давно, ища цветы для подарка клиенту, он понял, что ему нравились букеты с сухоцветами. Белая гортензия в компании розовых кустовых роз были окружены эвкалиптом. Взгляд Тима приковывал хлопок и лагурус, которые он то и дело хотел потрогать. Но держал себя в руках, чтобы не испортить композицию.

Раздался радостный писк открывающейся двери, и Алина не успела выйти, как замерла. Она прикрыла лицо ладонями, выглядывая из-под раздвинутых пальцев. Тим заулыбался, пожимая плечами. Она быстро спустилась и остановилась напротив.

— Совсем с ума сошел? — спросила она, глядя на цветы. Но взгляд её говорил другое.

— Это только начало, — ответил он.

— Может, мне стоит переодеться? — с сомнением спросила она, оглядывая себя.

Чёрные узкие джинсы с дырками, из которых виднелась сетка колготок, и тонкая цепочка, звеневшая на бедре, были не самым подходящим нарядом для вечернего выхода в приличное общество. Тим наклонил голову, пытаясь понять, была ли на ней футболка, или это был кроп-топ.

— Там, куда мы пойдём, нет строгого дресс-кода, — успокоил он её. — И да, ты выглядишь замечательно.

Алина запрокинула голову и рассмеялась. Но спорить не стала. Она неуверенно приняла букет из его рук и наклонилась к нему, вдыхая аромат цветов. Они смотрели друг на друга несколько секунд, но этого было достаточно, чтобы Тим смущённо отвёл взгляд.

— Тогда я отнесу букет домой и пойдём, да? — спросила она, указывая на дверь. — Подождёшь?

— Разве я могу отказаться? — усмехнулся он и кивнул.

Спустя несколько минут Алина вернулась. Её походка изменилась, и теперь она будто подпрыгивала при каждом шаге. Тим не мог отвести взгляд от блеска в её глазах. Пусть его тоже были голубыми, и он видел их каждый день в отражении зеркала, он не мог устоять перед этим летним небом, в бездонности которого играло солнце.

Они сели в автобус, который шёл до остановки недалеко от места назначения. Было только одно сидячее место, и даже это казалось чудом. Время было как раз такое, когда все возвращались с работы. Несмотря на то, что летом транспорт был свободен, сидячих мест становилось больше только для тех, кто стоял. Ухватить сидячее место было такой же сложной задачей, как и зимой.

Алина села, и Тим встал рядом, закрывая её от других людей. Она смотрела на него снизу вверх, прищурившись, и, заметив это, он смущённо улыбнулся.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Пытаюсь угадать, куда мы едем, — ответила она. — Ты такой загадочный.

— Ого, мою нервозность ещё никто не называл «загадочной», — улыбнулся он. — Это секрет. Но тебе понравится.

— Ну ладно, — ответила Алина и заёрзала на сидении. — Я нервничаю не меньше, если что. Ты хотя бы знаешь, куда мы едем.

— Боишься, что я заведу тебя в безлюдные дебри? — спросил он и скривил лицо, как злодей из кинофильмов.

— Ты слишком хороший для этого, — покачала она головой. — Безлюдные дебри — это больше мой конёк. А, как известно, в одной машине шанс оказаться двум маньякам крайне мал.

— Но мы не в машине, — наклонившись к её уху, прошептал он.

Алина стукнула его по плечу и отвернулась к окну.

Когда пейзаж за окном сменился с серых домов на яркую картинку разноцветных и разнообразных строений, они вышли из автобуса. Алина не могла удержаться от смеха, когда Тим подал ей руку. А ему хотелось всё больше и больше вести себя как джентльмен. Не потому, что он действительно был таким воспитанным и галантным (его бывшая, например, постоянно стыдила его за неоткрытые двери, хотя шла впереди него), а потому, что они оба понимали, что это весёлая игра.

Тим вёл Алину вниз по улице, вдоль множества кафе и ресторанов. Улица была оживлённой, как и всегда в это время. Автомобили гудели, и при разговоре приходилось говорить громче, чем обычно. Слышать Алину не составляло труда, ведь она и в обычной обстановке была шумной; а вот Тиму приходилось повышать тон намеренно, время от времени повторяя сказанное.

Листва на редких деревьях зашелестела о приближении дождя, и солнце светило мягче, когда они остановились на перекрёстке. Когда они перешли на другую сторону дороги, облака сгустились, и небо потемнело. Стоило ускорить шаг.

Тим незаметно вытер вспотевшую ладонь о штаны и остановился у неприметной двери. Не было никаких опознавательных знаков, ничего более, что могло назвать это место. Алина с недоверием посмотрела на него, когда он, игриво, поклонился, приглашая её войти.

Небольшой коридор служил лишь пунктом пропуска, где из маленького окошка щуплый пожилой охранник внимательно осматривал всех входящих. И открывал шлагбаум для тех, кто въезжал на автомобиле.

Сразу за коридором располагалась обширная территория бывшей типографии, помещения которой были отданы под открытие ресторанов.

Алина, оглядываясь по сторонам, послушно следовала за Тимом, время от времени ускоряя шаг, чтобы догнать его. Вскоре он остановился у следующей двери одного из помещений. На узорчатой вывеске было написано: «Фонвизин. Камерный театр».

— «Имей сердце, имей душу, и будешь человек во всякое время», — произнёс Тим, широко разведя руки. — Денис Иванович Фонвизин — «Недоросль».

Первые капли дождя, словно пробуя почву, мягко коснулись раскалённой земли. Тим поспешил войти внутрь, прежде чем начался ливень.

Театр внутри был не больше, чем снаружи. В узком коридоре, где уже собрались зрители, была только одна дверь. Тим прислонился к стене и достал телефон, на экране которого были открыты билеты. Алина, крутя прядь розовых волос на пальце, встала рядом. Словно поймав себя на нервном движении, она опустила руку и начала перекатывать кожу на пальце.

Их места были в первом ряду. И Тим вытянул ноги к краю сцены. Он и сам нервничал, ведь этот театр был тем самым, где в середине представления могли вызвать кого-то из зрителей. Он был здесь второй раз, но по рассказам родственников, которые были постоянными гостями маленького театра, он понимал, что чаще всего вызывали женщин. Наверное, потому что их было больше в зале.

Постановки здесь были авторскими, и театр не ставил то, что когда-то уже было написано кем-то. При этом они часто обращались к произведениям того же Фонвизина, или же персонажи сами ставили его комедии.

В центре сюжета начавшегося представления были молодые актёры, уставшие от взглядов режиссёра на пьесы, которые они ставили. Тот отказывался вносить что-то новое и настаивал, что постановка должна быть приближена к оригиналу. И тогда молодые амбициозные актёры всеми способами пытались переубедить режиссёра.

Одним из способов было то, что они напоили своего наставника и изменили сценарий будущей пьесы. А утром всеми правдами и неправдами пытались убедить старика в том, что это его гениальные мысли. Или же намеренно плохо отыгрывали на репетициях, оправдывая это тем, что им, как людям нового поколения, сложно понять персонажа восемнадцатого века.

Спектакль был лёгким и незамысловатым. В нём не было цели загрузить голову и заставить думать. Это была простая комедия с понятным для всех посылом — о вечной борьбе поколений. Юмор же граничил между сатирой и иронией, не переходя в чёрное. Суть была в том, чтобы просто отдохнуть душой и телом, полностью погрузившись в представление, разыгрываемое на расстоянии вытянутой руки.

— Нет, это решительно невозможно! — воскликнул лысый режиссёр, тыкая пальцем на актёра, облачённого в женское платье.

— Отчего же? — возмутился другой актёр, представлявший собой «оппозицию» в театре. — Его талия может позавидовать любая девушка! Да, плечи широковаты, но вы когда-нибудь видели пловчих?

— И вообще, Леонид Борисович, — произнёс бородатый актёр нарочито высоким голосом, — мы живём в современном мире, и женщина может быть любой.

Он покрутился, кокетливо демонстрируя фигуру. Режиссёр схватился за сердце.

— А кто поверит, что ты, Ромео, влюблён в..., — он дёрнул носом, — нее.

— Что же делать? — запаниковал ещё один актёр. — И как назло: именно в нашем театре девчонки не дерутся за главную женскую роль!

«Ромео» почесал затылок и воскликнул, будто лампочка загорелась над его головой.

— Тогда нам нужно найти молодое дарование! — заявил он, притопнув ногой. — Не то чтобы мы с вами, товарищи, стары, но нужна свежая кровь.

— У меня от вас кровь в жилах стынет, куда ещё моложе? — возмущался режиссёр. — Ладно, даю вам последний шанс, юнцы. Не найдёте мне Джульетту — ставим так, как было изначально. И Александру на главную роль!

Дочь режиссёра обиженно стояла в стороне, ведь она поддерживала отца и не хотела играть в современной версии «Ромео и Джульетты».

— Так-так-так, — проговорил «Ромео», оглядывая зал. Когда он встретился взглядом с Тимом, тот кивнул в сторону Алины. — О, какое чудесное создание! — воскликнул «Ромео», протягивая руки к Алине.

Она вжалась в кресло и посмотрела на Тима. Он с улыбкой пожал плечами и подтолкнул её выйти.

— Не хотели бы вы, милая леди, сыграть с нами в пьесе? — лепетал актёр, помогая Алине подняться. — Отрепетируем всего одну сцену. Но, пожалуйста, сделайте так, чтобы этот старый... пожилой мужчина был в восторге. Справитесь?

Тим закинул ногу на ногу и прикусил костяшку на пальце, с интересом наблюдая за происходящим.

«Ромео» дал своей новой Джульетте лист со словами, и начался отыгрыш одной из самых известных сцен.

— Я клятву дал. Теперь клянись и ты.

— Я первая клялась и сожалею, — едва сдерживая улыбку, зачитала Алина. — Что дело в прошлом, а не впереди.

— Ты б эту клятву взять назад хотела?

— Да, для того чтоб дать её опять. Моя любовь без дна, а доброта, — продолжала зачитывать Алина, краснея так, будто рассказывала стих на уроке литературы, — как ширь морская. Чем я больше трачу, тем... становлюсь безбрежней и богаче.

— Голубушка! — позвал Тим, пряча в сумраке зала своё лицо, залитое смущением.

Глаза Алины округлились, но она обратилась к листу и быстро проговорила:

— Меня зовут. Я ухожу. Прощай.

Она махнула рукой «Ромео» и поспешила прочь со сцены.

— Иду, иду! Прости, не забывай.

Актёр потянулся, чтобы поймать убегающую «Джульетту», но сделал вид, будто не успел. Не спускаясь, Алина осталась на сцене, ожидая вердикта режиссёра. Тот смотрел на всё со спокойным лицом, но внезапно сменил его на гипертрофированный восторг со слезами на глазах.

— О, юная леди! — закричал он, хватаясь за сердце. — Постановке быть! Только если эта леди сыграет с вами, недоумки.

«Ромео» расправил плечи и преклонил колено.

— Выйдете ли вы, моя Джульетта, на сцену вместе с нами? — с улыбкой спросил он.

— Да, — уверенно заявила Алина, и актёры радостно закричали. Режиссёр упал на пол, ахая и охая. Зал наполнил смех и аплодисменты.

Они поклонились и проводили Алину на её место, оставшись на сцене, чтобы доиграть эпилог. Она быстро спрыгнула со ступеньки и неловко плюхнулась обратно в кресло, вжимаясь в его спинку. Удивительно было видеть её такой после того, как она могла легко послать первого встречного в курилке.

Когда уже стихли финальные аплодисменты, ряды зрителей стремительно опустели. Тим и Алина остались в зале на пару минут, чтобы дождаться конца очереди. У кого-то были вещи в гардеробе, и зрители толпились в узком проходе.

Алина наблюдала за уходящими, а Тим, сидя рядом с ней, разглядывал её. Должно быть, она почувствовала его взгляд, потому что медленно повернулась. И сама расплылась в улыбке, увидев, как тепло он улыбается ей.

— С днём рождения, — тихо произнёс он.

Прикрыв глаза рукой, она покачала головой.

— Ты в курсе, что это, наверное, лучший мой день рождения? — спросила она.

— Я предполагал, — с наигранным самодовольством ответил он.

За кулисами скрипнула половица, и на тёмную сцену вышел один из актёров. Тот, что играл Ромео. Он быстро прошёл вдоль, забрал часть реквизита и уже собирался уходить, как заметил двух людей на первом ряду. Остановился, посмотрел на них и неожиданно шагнул вперёд.

— Ещё раз привет, — улыбнулся он и протянул Тиму руку. — Юра. Есть сигарета?

Тим похлопал по карманам, нашёл пачку и достал одну. Юра заткнул её за ухо.

— Спасибо, — кивнул он. — Как представление?

— Это так глупо, что даже хорошо. Мне понравилось, — довольно сообщила Алина. — Я давно так не смеялась. Особенно сцена попойки...

— Рад, что понравилось, — улыбнулся тот. — Приходите ещё. Мы здесь каждую неделю.

И с этими словами он, раскачивая руками, пошёл обратно за кулисы. К этому времени гардероб опустел, и стихли голоса. Им тоже следовало уходить: хотелось курить, и уборщица уже пришла подмести между сиденьями.

Капли перестали танцевать по крыше, и пыльная парковка была объята прохладным свежим ароматом. В лужах отражались небо и дома, и тонкая, едва уловимая радуга выглядывала из-за серых зданий бывшей типографии.

Тим достал две сигареты и зажигалку.

— И каков дальнейший путь, Ромео? — спросила Алина, легко держа сигарету одними губами.

— Могу я предложить тебе, Джульетта, остановиться в ресторане на углу, — ответил он. — Я полагаю, в этот вечер найдётся столик у окна.

— Ты такой милый, — усмехнулась она. — И такой дурак. Но я не позволю себе пойти с тобой в ресторан.

— Это ещё почему? — нахмурился он и неосознанно затянулся туже.

Алина опустила глаза и поводила носком кеда по краю лужи. Помедлила, стряхивая пепел.

— Я знаю, что ты оплатил чистку машины, когда я её заблевала, — ответила она. — А сегодня цветы, театр... Сигареты ты мне постоянно стреляешь. Я ведь знаю и то, что у тебя самого долги. И не маленькие.

Тим вздохнул.

Она была права. Ему следовало остановиться в тратах, но каждый раз, когда он пытался это сделать, его хватало лишь на пару дней планирования. Затем случался небольшой стресс, и он вновь срывался на алкоголь или еду, о чём впоследствии сожалел. Порой долги становились непосильными, и на их погашение уходила не только зарплата, но и подарочные деньги, помощь от бабушки или новые займы.

— Можем купить шампанского, и я провожу тебя домой, — ответил он, затушив окурок о подошву кроссовка.

— Давай, только не шампанского, а просто пива, — пожала она плечами. — Хочу оплатить его сама.

— Слово именинницы — закон, — усмехнулся он и последовал на выход с серой территории, освещённой ярким тёплым солнцем, пробивающимся сквозь рваные облака.

Прогулка заняла около двух часов. И в это время они обсуждали просмотренное представление, вспоминали самые смешные моменты, рассуждали о проблеме отцов и детей.

Алина постоянно говорила, что «умнела рядом с Тимом», но сама по себе она была неглупой. Она могла поддержать многие темы, и даже если в каких-то вопросах сомневалась или заблуждалась, то позволяла собеседнику просветить её. Иногда в манере спора, затевая его из ничего. Но Тиму это даже больше нравилось: он и сам любил добрый спор.

Тим вспоминал, как общался с одной девушкой. У него, наверное, даже были к ней чувства. Но он, к собственному счастью, быстро понял, что будущего у них не было. Кроме того, что их социальный уровень был разным, и она была выходцем из состоятельной семьи, у них был и разный темп жизни.

Тим зашивался с утра до вечера на работе, в то время как её «Доброе утро» приходило в его сообщения после четырёх часов вечера по её часовому поясу. То есть тогда, когда он выходил из офиса. И всё было бы ничего, если бы она не говорила о том, как ей стыдно сидеть на шее родителей и жить на их деньги. А после этого выкладывала фото новых брендовых сумок и рассказывала о переезде на новую квартиру, аренда которой стоила больше, чем месячная зарплата Тима.

Да и это, может быть, могло не волновать его какое-то время.

Его смущала невозможность поговорить на глубокие темы. Тим всегда был жадным до такого. И если первый месяц слова: «Откуда ты такой умный?» или «Чёрт, как же красиво ты пишешь» льстили ему, но потом он просто начал от этого уставать. Ему нужен был собеседник, а не фанат.

И пока Алина давала ему это. Пусть её речь не была похожа на слог одного из томов «Война и Мир», но и его тоже не был таковым. Главное, что они оба могли бесконечно долго говорить о чём-то высоком и важном, разбавляя это шутками или пустой болтовнёй.

Стемнело, и затянутое небо вовсе накрыло город мраком. И всё же дорога оставалась яркой: сотни ярких ламп подсвечивали и тропинки, и фасады зданий, и бликами отражались от поверхности машин. И даже тогда, когда они подошли ближе к району, в котором жила Алина, свет от торгового центра, стоящего неподалёку, словно освещал всё вокруг.

За разговорами даже пиво оставалось в бутылках к моменту, как они подошли к подъезду. Зашли в подъезд, чтобы не мёрзнуть под поднявшимся влажным ветром. Внутри зелёные стены, местами исписанные маркером. Лифт громко шумел, и звук его уносился вверх по этажам.

Остановились на втором этаже возле почтовых ящиков и присели на низкий подоконник, окно которого выходило на чей-то балкон.

— У тебя не было ощущения, что ты из года в год проебываешь не лето, а целую жизнь? — спросила она.

— Было, — кивнул он, перекатывая бутылку между пальцами. — Особенно перед днём рождения или в Новый год, — усмехнулся он. — Я пытаюсь убедить себя, что мне всего двадцать три. Но когда-то я успокаивал себя тем, что мне двадцать один.

— Вот мне сегодня двадцать один, — хмыкнула она. — Вся жизнь впереди, да? А я не знаю, что меня ждёт. Меня отчислили из универа, я поругалась с лучшей подругой, и лучший друг, кажется, всё-таки выбрал свою девушку. Пиздец какой-то. Да и вообще я думаю о том, что будет через несколько лет. Кто-то прямо сейчас открывает новые звёзды, кто-то лечит рак, а я вот просто сижу и пью пиво в подъезде.

Тим достал последнюю сигарету и протянул её Алине. Подъезд и без того был пропитан табачным дымом. Она не отказалась, но через пару затяжек отдала её обратно.

— Я понимаю тебя, — ответил он, опустив взгляд к покрытой пылью плитке. — Я живу в этом почти каждый день и не знаю, как с этим справиться. Говорят, молодость — лучшее время. И все убеждают, что можно стать кем угодно и быть где угодно. А я не могу определиться. И боюсь остаться героем массовки...

— Ты не останешься, — перебила она.

— У меня совсем нет качеств «главного героя», — усмехнулся Тим. — Я такой обычный. И судьба у меня не выдающаяся. А вот, глядя на тебя, мне кажется, что ты — главная героиня какой-то молодёжной драмы.

Алина засмеялась, но больше тоскливо, чем искренне.

— Чувствую, что молодость тускнеет, — добавил Тим. — Но мы с тобой можем хотя бы попытаться сделать это лето особенным. Мы же для этого составили списки? — он с улыбкой посмотрел на неё, но Алина лишь задумчиво прикусила губу. — Для этого ведь?

— Да, — кивнула она, словно возвращаясь из своих мыслей. — Когда ты катал меня по парковке в тележке, я поняла, что меня где-то наебали, сказав, что детство не вечное, — она сделала пару небольших глотков, растягивая остатки пива. — И сегодняшний день всё-таки классный. Я не думала, что смогу так радоваться букету цветов. Ещё и на сцене побывала. Жесть.

— Как ты обычно отмечала день рождения? — поинтересовался он, понимая, что сам никогда толком не праздновал.

На протяжении нескольких лет он и вовсе не желал наступления этого дня. Ему было достаточно получить выходной на работе, чтобы остаться дома. И каждый раз, когда он всё же собирал друзей для того, чтобы отметить, в какой-то момент понимал, что это было совсем не то.

— Угадай, — улыбнулась она, бросив на него быстрый взгляд. — Нажиралась, как последняя сука, конечно. Лет с пятнадцати. А до этого с семьёй. И лучше бы не праздновала так вообще. Один раз мне разрешили позвать подружек со школы, мама даже выгнала отца из дома до вечера. Но день всё равно закончился ссорами и драками, потому что отец припёрся пьяный. «Отмечал день рождения младшенькой».

Тим покачал головой, но не нашёл, что быстро ответить.

Алина взглянула на часы и тяжело вздохнула.

— Тебе, наверное, пора домой, — отметила она. — Завтра на работу. А мне надо возвращаться к своим... родителям с надеждой, что отец снова не отмечал мой день рождения.

— Да, я завтра не встану, — согласился он, но понимал, что не хотел уходить.

Они поднялись до неприметной тёмной двери с массивным замком и нарисованным мелом номером квартиры. Лифт поодаль гудел. На этаже пахло запечённой рыбой, откуда-то слышался детский смех. В остальном было тихо. Особенно, когда шаги остановились.

Алина обернулась, чтобы попрощаться, но замерла. Лишь на секунду, прикусывая и без того искусанную губу. Затем прытко обвила руками его шею и прижалась щекой. Его руки осторожно легли на спину, прижимая к себе трепетно и крепко, но в то же время бережно и тепло, чтобы не спугнуть удачу, наконец, спустя столько времени оказаться в её объятьях всего лишь после бутылки некрепкого пива.

Ему хотелось показать ей, что он был рядом. Здесь и сейчас. И она словно искала в этом жесте утешения, о котором боялась просить вслух. Им следовало бы уже отстраниться друг от друга, но они оба не спешили делать этого, скрывая уязвимость друг друга в холодных стенах помрачневшего подъезда.

— Хороший вечер, — шепнула Алина, чуть отстранившись. — Даже не хочется, чтобы он заканчивался.

— Можем уехать ко мне, — ляпнул Тим. И он не знал, стоило благодарить себя за смелость сказать то, что хотелось, или дать себе мысленный подзатыльник. — Скорее всего, я вырублюсь сразу, как сяду на диван. Но можем посмотреть «Беременна в шестнадцать» или ещё какую-нибудь хрень.

Алина снова крепко его обняла, но через пару секунд отпрыгнула назад так, будто её обдало кипятком.

— Я как будто напросилась, — качнула она головой.

— Тебе не всё равно? — усмехнулся он, наклонившись так, чтобы заглянуть ей в глаза.

Она посмотрела на него, и Тим понял, каким будет ответ.

— Нет, — ответила она. — Я уверена, что после этого вечера ты снова захочешь отойти от меня подальше. Если мы поедем к тебе, то ты точно это сделаешь. Я этого не хочу.

— Провести остаток вечера с семьёй лучше? — фыркнул он.

— Да, — кивнула она и достала ключи.

Раздался первый поворот замка. Ещё не поздно было всё исправить. Тим молчал.

Второй поворот. Последний шанс забрать её с собой, настоять на том, чтобы уехать вместе. Но Тим молчал.

Алина дёрнула ручку, дверь открылась. Они последний раз взглянули друг на друга.

— Пока, — легко сказала она, пряча за этой интонацией всё нежелание переступать порог.

— Пока.