Амина несла ароматный зеленый чай с ромашкой в комнату к Бриджит, лежащей на кровати. Девушка с грустью смотрела на ту, кто толкнула ее. Но почему Бриджит впустила ее в дом после всего случившегося? В комнате стояла удручающая атмосфера — среди нежно розовых оттенков обоев и бежевых покрывал лежала девушка. Измученная, но не потерявшая пр-т этом надежду.

Бриджит знала, кто враг на самом деле. Амина для нее была такой же жертвой, как и она сама. Ими воспользовался Кристиан, совершенно наплевав на истинные чувства обеих девушек. Он сломал их. Морально и физически.

— С двумя ложками сахара, как ты и просила, — сказала Амина, осторожно ставя поднос возле девушки.

— Спасибо. Садись, хочу поговорить с тобой.

Амина осторожно села на мягкий диванчик, желая поскорее провалиться сквозь землю. Милая комната не успокаивала. Картины на стенах не отвлекали от реальности.

— Кристиан мразь, правда? — спросила Бриджит.

Она помешала сахар ложкой.

— Правда. Прости, что все так вышло. Я... ужасный человек.

— Ты совершила ошибку, вот и все. Каждый может оказаться в такой ситуации. А вот Кристиан... воспользовался нашей наивностью. Он умеет манипулировать.

— Я добровольно спала с ним. Мне он нравился.

— Конечно нравился! Он явно говорил тебе то же, что и мне. Одну и ту же ложь, чтобы мы перед ним на колени падали. А теперь что? Теперь я прикована к этой постели и не знаю — смогу ли когда-нибудь ходить.

— Что врачи говорят? — осторожно спросила Амина.

— Ничего конкретного. Все воля судьбы — если буду заниматься, пройду реабилитацию, то есть шанс снова ходить. Если не сделаю этого — навсегда останусь калекой.

Амина впилась ногтями в кожу ног. Ей было больно и отвратительно слышать это все, осознавая, что она напрямую виновата. Что просто не сдержалась, поступила, как идиотка. Она никогда не хотела сделать кому-то больно, а особенно покалечить невинную Бриджит.

— Мне очень жаль, я не хотела делать тебе больно. А тем более это... настолько несправедливо.

Бриджит тяжело вздохнула. Она медленно отпила чай с характерным звуком и поморщилась из-за температуры.

— Мужики могут разрушить наши жизни, это факт. Только вот я не думаю, что способна когда-то простить это ему. Хочу разрушить и его жизнь. Ты со мной?

Глаза Амины загорелись недобрым огоньком, а уголки губ поднялись в слабой хитрой улыбке.

— Конечно же я с тобой, — сказала смело она.

Амина назначила встречу Кристиану в тот же день, только вечером. Она общалась с ним редко, стараясь избегать, но он был всегда чересчур настойчив. Требовал внимания и все еще манипулировал. И девушка знала, что на эту встречу Кристиан буквально прилетит на крыльях счастья.

Бриджит осталась одна дома. Она ждала сиделку, которая должна была прийти через полчаса. За какой-то один жалкий день девушка стала совершенно бесполезной и неспособной даже подняться по лестнице самостоятельно. Бриджит сжала руками одеяло. Она на самом деле в глубине души не простила Амину, нет, такому прощения нет. Она просто поступила умно, находя корень проблемы. Стала мудрой.

Только вот мысль о разрушении и жизни Амины не покидала ее в ночных кошмарах.

Амина, оказавшись у себя дома, сразу заказала еды для них с Кристианом, чтобы создать уютную атмосферу. Мысли о том, как все резко перевернулось, вытесняли желание отомстить. Амина не могла полностью смириться с тем, что человек, к которому она привязалась, мог быть таким невыносимым. Таким гнилым и мерзким изнутри.

В противовес озлобленности всплывали воспоминания о приятных вечерах и обедах. О громких обещаниях, которые никогда не выполнятся.

Амине в какой-то степени всегда хотелось быть на месте Петры. Она завидовала тому, что девушка построила, хотя этот хрустальный замок и рухнул у всех на виду, но все же Амина считала, что эта история была куда приятнее ее.

Не считая последствий в виде беременности, конечно.

Амина создала уют, зажигая пару ароматических свечей. Привела себя в порядок, приняв душ и уложив волосы. Кристиан такое явно оценит. Только вот от мыслей, что он мог к ней прикоснуться, Амину передергивало.

Она устало приземлилась на мягкий диван и уставилась на ленту Инстаграма. Внезапно появившееся фото Петры заставило девушку засмотреться на него. Почему Петра была в Испании? Она ничего не писала Амине, будто пряча от нее все самое важное.

Амина уже было хотела написать подруге, но ее отвлек настойчивый звонок в дверь. Кристиан был здесь. Она неохотно поднялась и прошла в коридор, желая закрыть дверь поплотнее и никогда не впускать сюда Кристиана. Но все же Амина собралась с духом и, набрав полную грудь воздуха, открыла дверь, встречаясь взглядом с парнем.

Он был в красной рубашке в клетку, с фирменной широкой улыбкой и бутылкой шампанского в руках. Амина на секунду замялась.

— Привет, рад, что ты меня пригласила к себе, — сказал Кристиан и бесцеремонно пробрался к ней в квартиру.

Амина лишь молча следила за тем, как Кристиан снимал кроссовки, небрежно бросая их у стенки и прошел в гостиную, гордо ставя бутылку на стол.

— Во-у, свечи, ты устроила нам романтический ужин?

— Подумала, что тебе может понравиться, — сказала Амина, подходя к нему.

Кристиан оказался слишком близко. Он прикоснулся к ее щекам и, наклонившись, оставил поцелуй на губах. Жар прилил в голову Амины.

— Спасибо, мне нравится. Помнишь наше первое свидание?

— Мы гуляли по узким венским улочкам, посещая рождественские ярмарки и напиваясь пуншем.

Кристиан рассмеялся. Тогда Амине все казалось беззаботным — они много веселились, покупали напитки и еду, страдали от толп людей и просто наслаждались яркими рождественскими огнями.

— Никогда не забуду, как сильно тогда замерзла и ты меня отогревал, — вспомнила Амина.

Она села на диван, следя за тем, как Кристиан принес бокалы для шампанского и приступил к открытию бутылки.

— Ты всегда быстро мерзнешь.

— Потому что ненавижу всей душой зиму.

— Бедная, — сказал Кристиан и в следующее мгновение прозвучал громкий хлопок открывающейся пробки от шампанского.

Амина невольно вздрогнула. Кристиан налил напиток в бокалы, протягивая один девушке. Она даже слегка усмехнулась.

— За нас. Мы наконец можем быть вместе.

Они выпили и Амине сразу стало тревожно. Неужели они праздновали инвалидность Бриджит?

— Я сегодня была у Бриджит, — сказала Амина.

Кристиан заметно напрягся.

— И как она?

— Плохо. Она может никогда больше не встать на ноги.

— Печально, конечно. Но ты же понимаешь, что это несчастный случай? Ты не виновата.

«Ты не виновата...»

В голове Амины эта фраза повторялась раз за разом с неприятным эхом. Конечно же она не виновата, потому что виноват он.

— Спасибо, я пытаюсь в это поверить, — сказала девушка.

— Не думала над моим предложением свалить куда-то?

Амина осушила бокал, ставя на стол паред собой. Кристиан сразу же его наполнил.

— У меня нет денег для этого.

— У меня есть идея, как это исправить.

Кристиан вальяжно развалился на стуле, улыбаясь как-то по-злому и по спине Амины пробежал холодок.

— И какая у тебя идея?

Она не хотела знать ответ.

— Бриджит. Ты общаешься с ней, так что у тебя есть доступ к ее дому, — сказал совершенно спокойным голосом парень.

— Что? Ты сейчас серьезно? У нее проблем и так дофига. Я не буду ничего делать.

— Тогда я сделаю все, чтобы испортить жизнь не только Бриджит, но и тебе. Ты хочешь этого?

— Я ничего не хочу, — тихо сказала Амина и опустила взгляд.

Манипуляции, угрозы, весь этот ужас — единственное, что сейчас делал в их отношениях Кристиан. Она была его марионеткой и Амина хотела обрезать эти нити раз и навсегда.

— Ну это неправильно. Мы можем уехать куда угодно, хоть в США. У родителей Бриджит полно денег, с ней ничего не случится. Более плохого, конечно. Я все же надеюсь, что она сможет ходить. И вообще, спасибо ей за то, что она не доложила на тебя в полицию.

«Конечно, только чтобы закопать тебя, идиот».

— Бриджит хороший человек, а вот твои идеи ужасны, — сказала Амина.

— У тебя нет выбора. Так что действуй, милая.

Кристиан встал со стула и сел рядом с Аминой. Он приобнял ее, из-за чего девушке сразу стало не по себе. Парень поцеловал ее в щеку, после опускаясь к шее. Его рука легла на грудь Амины и она не выдержала, вскакивая с места и убегая в ванную.

Хлопнув дверью, девушка села на край ванной и расплакалась. Все что происходило вокруг нее казалось ей несправедливым. Она не заслужила этого, как и всех страданий не заслужила Бриджит. Амина выбрала не ту сторону, считая, что ради любви можно сделать все.

Не ради такой. Не ради Кристиана.

Амина достала из кармана телефон и отключила диктофон, отправляя сразу же запись Бриджит. Кристиан был у них на крючке, хотя считал совсем иначе. Каждый строил свой личный план.

* * *

Очередная фотография Петры заставила Джонаса от злости бросить телефон в стенку. Защитное стекло сразу же разбилось, но ему было искренне плевать. Вокруг него в квартире уже пять дней творился хаос. Он не выходил на работу, не убирался вокруг, не приводил в порядок себя.

Для Джонаса жизнь будто закончилась в тот момент, когда за Петрой захлопнулась дверь. Он потерял только недавно обретенный смысл. Она сбежала, забрав с собой все. С чертовым Филипе, который казался Джонасу отвратительным.

Он выходил из квартиры лишь пару раз за продуктами, чтобы не умереть с голоду и купил в один из таких походов злосчастную бутылку водки. Поставил на самое видное место, раз за разом утыкаясь на нее взглядом и не решаясь открыть. Внутренний голос напоминал об обещании, даном и Петре, и Элиасу. Они не были рядом, но все равно управляли его жизнью, будто бы он их ребенок, не способный сам все решить.

А, может, он и был ребенком?

Психолог говорил Джонасу, что его мозг после смерти сестры выбрал путь возрастной регрессии, превращая в ребенка, которого нужно постоянно жалеть. Ему так было проще, это его безопасная зона, где Петра — мама, а Элиас — папа. Они казались ему единственными, кто мог спасти. Только вот даже родственники способны исчезнуть, а с ними и чувство защищенности.

Петра радовалась жизни, отдыхая в Валенсии и показывая это на весь Инстаграм, а Джонасу было мерзко. Они когда-то отдыхали так втроем, ездили куда-то, были влюблены. Но ей этого стало недостаточно.

Джонас хотел, чтобы все эти фото были с ним. Чтобы Петра снова радовалась так же, как раньше, бросаясь в объятия и смеясь, как дурочка, делая фотографии исподтишка.

Парень зашел в галерею, начиная просматривать их общие снимки. У него было много Петры. Не только их совместные селфи, а просто фото девушки, которая тогда еще искренне его любила, а сейчас поменяла на другого.

Может, она его поменяла еще тогда, когда влюбилась в Элиаса.

Джонас вновь уставился на бутылку водки. Она манила его. Звала к себе. Обещала расслабиться и забыться. Погрузиться в мир, который так успокаивал. И он невольно потянулся к ней.

Бутылка была холодной. Джонас открыл крышку и взял стакан, выпивая из него оставшуюся воду. Наполнил емкость новой, но уже сорокаградусной жидкостью и покривился из-за резкого запаха. Джонас не мог понять, как держался всегда в клубе, когда соблазн был так велик. Когда доступ к любому алкоголю был в шаге (миллиметре), а вот сейчас сидел, очарованный жалкой водкой.

Карина бы сказала, что он мерзкий алкаш, а он бы назвал ее в ответ наркоманкой. Достойны друг друга.

Достойны смерти.

Первые глотки всегда были самыми обжигающими и после них к горлу подкатывала тошнота. Джонас знал — со следующим глотком она исчезнет и появится легкость в ногах. Слабая такая, еле заметная.

Образ Петры сидел рядом с ним. Она смотрела на него осуждающим взглядом. Немного растерянным после увиденного в ванной.

Джонас осознал — он бы тоже сбежал, оказавшись на месте Петры и Элиаса.

А с Филипе она свободна от этих воспоминаний. У них есть чистый лист, который они могли заполнить, как захотят. А Джонас уже ничего не может изменить. Водка тому подтверждение.

Его и вправду больше не тошнило и каждый глоток не отдавался никакой другой болью, кроме жгучей. Но и к ней он тоже привыкнет постепенно. Тогда, когда Джонас пил в компании Элиаса, он успел выучить все свои степени опьянения. И лучшей была та, после которой ничего не запоминалось.

Но образ Петры сменился другим. Молодой девушкой, которая смотрела на него заплаканными глазами. Разочарованными. Он узнал в ней Карину. Невинную девочку, такую бедную, такую недолюбленную. Джонас хотел ее обнять, прекрасно зная, что она не реальна.

— Видишь, какой я мерзкий. Урод, разрушивший чужие жизни. Она даже не захотела, чтобы я был отцом нашей дочери. Выбрала этого... Филипе, — сказал Джонас в пустоту, буквально выплевывая изо рта имя того, с кем Петра изменила. — Теперь моя дочь будет звать его отцом, а я буду... никем.

Джонас сходил с ума. Разговор с собой был страшным звоночком, который пока волновал, но вскоре и это уйдет куда-то далеко. Останется лишь пустота и водка.

— Сука, надо было хоть соком разбавить, — выругался Джонас, наливая еще и еще.

Фотографии Петры уже расплывались. Джонас пролистал дальше, натыкаясь на прекрасное фото девушки без лифчика. Она лежала на кровати, улыбалась, на ней были одни черные кружевные трусы. Тогда Петры была его. Его и Элиаса. Они могли быть с ней сколько угодно, когда угодно, где угодно.

А сейчас нигде...

Джонас отставил стакан в сторону. Она должна быть его, он любит ее, она любит его. Никак иначе.

— Я люблю тебя, а ты меня, — прошептал Джонас, засовывая правую руку в штаны.

Фотография плыла, а мысли убегали в воспоминания о ее теле. Он помнил каждый шрам на коже, каждую родинку. Помнил все до мелочей. Она была его принцессой, мечтой, которая вскоре станет матерью его ребенка. Не ребенка Филипе.

От возбуждения у Джонаса голова шла кругом. Он мечтал, чтобы Петра внезапно оказалась рядом и сказала, что все произошедшее — шутка. И следом за ней вернется улыбчивый Элиас...

Но у него было лишь ее фото, лишь сраное возбуждение, лишь жалкие обрывки воспоминаний. Она сейчас спала с Филипе. С человеком, который не заслуживал ее внимания.

Водка уничтожала все изнутри, сжигая остатки адекватности. Джонас не узнавал себя, как не узнавали его близкие. От головной боли ему хотелось завыть, а навязчивая идея завершить это все вновь заполнила каждый угол сознания.

Закончить, прекратить, оборвать, остановить...

Джонас не сразу понял, как в его руках оказалась пачка антидепрессантов, выписанная психотерапевтом полтора месяца назад. Половины таблеток уже не было, а те, что смотрели на парня, неугомонно звали к себе. Он помнил, как начинал их прием — его тошнило, не было аппетита, секс не приносил удовольствия, а чувства куда-то пропали. Даже те, ради которых он думал, что жил. Но сейчас у него все было стабильно, казалось, мир вокруг превратился в сказку — Петра ждала ребенка, тревожности не было, страха тоже. Навязчивые мысли превратились лишь в воспоминания.

Но Петра все разрушила.

Первая таблетка, вторая, третья, четвертая, пятая. Он достал их себе в ладонь, смотря на разделительную полосу посередине пилюли. Джонас не знал, какая доза могла быть смертельной, но догадывался — чем больше, тем эффективнее. Он потянулся за неначатой пачкой. Хотел добавить еще.

Джонас выпил лишь пять таблеток, запивая водкой. Антидепрессанты нельзя мешать с алкоголем. Их действие могло усилиться и накрыть с головой похлеще, чем приход от наркотика.

Он снова посмотрел на фото Петры. На нем был виден ее маленький живот. Джонас прикоснулся пальцем к экрану.

— Мои девочки, которых я не заслужил. Может, вам и вправду будет легче справляться, имея лишь надежного Филипе рядом, а не меня. Да, хочу тебя увидеть, рассмотреть знакомые черты лица, но не думаю, что это нужно. Все бессмысленно.

Джонас был рад, что в этот раз никто из любимых людей не застанет его в этом ужасном положении. Петра вернется из Испании не раньше, чем через три дня, а Элиас явно вовсе позабыл адрес квартиры, в которой прожил год.

Джонас лег на холодный пол, кладя рядом телефон. Его взгляд направился на потолок. Все вокруг кружилось, как на карусели. На последнем аттракционе в его жизни. 

За улыбкой Петры всегда скрывалась боль, это Джонас отчетливо видел, хотя старался игнорировать. Она жалела его, пытаясь быть... более нежной, заботливой, чуткой, будто обязана каждый раз прибегать на помощь.

Только сейчас Петра бежала в обратную сторону, навстречу чему-то новому, лучшему. Не с ним.

Джонас уже начал засыпать, погружаясь в мир спокойствия, но внезапно его кто-то схватил, резко поднимая с пола. Он медленно открыл глаза, видя перед собой размытую картинку. Кто-то бил его по щекам. Только спустя пару секунд в размытой картинке Джонас узнал Элиаса.

Тот тряс его, бил, что-то кричал, но Джонас лишь усмехнулся.

— Что ты сделал? Джонас! — кричал Элиас и парень наконец услышал его.

— Таблетки, — с трудом выдавил из себя Джонас.

— Твою мать! Блюй!

Элиас убежал в ванную, принося оттуда тазик и наклонил перед ним Джонаса, совершенно бесстрашно открывая рот и засовывая пальцы. Джонаса тошнило, выворачивало наизнанку, постепенно возвращая в реальный мир.

Элиаса трясло. Он смотрел на Джонаса, следом на бутылку водки, на упаковку от таблеток. Пока в комнате не стало тихо. Буквально на какое-то мгновение у Элиаса появилось чувство, что он все это выдумал.

Джонас отполз от парня на пару метров, пытаясь прийти в себя. Его колбасило, а слезы наворачивались на глаза. Элиас молча подошел, помогая ему встать и потащил в ванную. Ему стоило отрезвить Джонаса.

В ванной Элиас раздел Джонаса, не слушая никаких протестов и не реагируя на попытки оттолкнуть. Усевшись в ванной, Джонас, опустил голову, не желая смотреть в глаза Элиасу. Тот включил холодную воду, направляя струю на Джонаса. Его тело тряслось, а зубы стучали. Чувства наконец нашли выход и он разревелся.

— Зачем ты снова меня спас? — спросил Джонас, запинаясь после каждого слова.

— А что, должен был оставить умирать?

— Я хотел просто уйти. Спокойно.

— Ну и придурок.

Элиас выключил воду и бросил в Джонаса полотенце, которым тот лениво начал вытирать кожу.

— Ты зачем пришел? — спросил он.

— Узнал от Джозефа, что Петра в Испании, а ты один. Сразу понял, что будет нечто подобное.

— Ты разве не видел ее фото в Инстаграме?

— Не захожу туда. Она же с Филипе?

— Да, бросила меня, как и ты.

Элиас сел на край ванной.

— Ты же понимаешь, что чувства — это не то, что возможно игнорировать, — сказал Элиас. — Признаю, мы поступили, как идиоты, но... мы запутались.

— Охеренно вы запутались с кем-то в постели.

— Прости, правда. Мы натворили дел с Петрой.

Джонас встал с ванной, вылезая. Он даже не прикрылся сразу полотенцем, только через пару секунд оборачивая его вокруг талии. Парень подошел к раковине и начал чистить зубы. Элиас следил за каждым его движением, не отрывая взгляда.

— Знаешь, изначально не стоило разрешать тебе появляться в наших отношениях, — сказал Джонас после того, как выплюнул зубную пасту.

— Разве?

— Все уже тогда пошло наперекосяк. Но ты прав — чувства невозможно контролировать. В следующий раз не откачивай меня.

— Ты уверен, что это правильное решение? Петра беременна, не лишай вашего ребенка отца.

— Есть Филипе. Или уже на крайняк ты. Вдруг, ребенок от тебя все же.

— Я не хочу быть отцом, я принял решение.

— Ну, как желаешь. А так, то Петра сама сделала выбор и мне кажется, правильный. Все же с Филипе у нее будет хоть какая-то стабильность.

Элиас почему-то хотел обнять Джонаса. Он ощущал свою вину, свой вклад в очередной срыв. Но не пошевелился, лишь изучая уже и так до боли знакомые очертания тела Джонаса.