Когда Ричард открыл глаза, он был совсем один в старой библиотеке. Была глубокая ночь, луну заслонили тучи, поэтому даже слабые отблески света не падали из окна на скрипящие половицы. Сначала Ланкастеру казалось, будто он ослеп. Всё вокруг расплывалось перед его глазами. Голова раскалывалась, ноги и руки казались ватными. Ричард прикоснулся к шее, там, где были края всё ещё ноющей, но уже не кровоточащей раны. Постепенно сознание и ясность мыслей возвращались к нему, а обрывки воспоминаний о произошедшем складывались в единое целое.

А потом Ричард с ужасом заметил, что в такой тишине стук его сердца должен бы гулом отдаваться в висках. Прикоснулся к груди. Внутри всё застыло, сердце остановилось, перестало качать кровь по венам. Он мёртв. На негнущихся ногах вампир направился из библиотеки прочь. Всё равно, куда. Возвращаться домой Ричард не хотел. Там уже, верно, не ждут его. Ричард мертвец.

Когда ясный взгляд вернулся к вампиру,  увиденное поразило его. Звёзды на тёмном небе сияли, казалось, в тысячу раз сильнее, чем всегда. Холодный свет луны заменял солнце, и всё вокруг в этих предрассветных сумерках было видно, как на ладони. Ричард способен был разглядеть даже сидящих в траве насекомых и паука, плетущего паутину на ветвях старой ели. Новообращённому вампиру слышен был шелест каждой травинки вдали, шорох, который издавали мелкие зверьки в траве, биение их маленьких сердец... Всё это слилось для него в одно целое, и ночь теперь представлялась впечатлительному тогда ещё романтику чем-то живым, дышащим, способным чувствовать и настолько прекрасным, что захватывало дух. Тогда Ричард смог понять, насколько  притягательна темнота ночи. Он никогда не испытывал настолько сильных эмоций, переполняющих до краёв душу.

''Душа'', - думал Ричард. - "Наверняка всё-таки она существует".

Это, возможно, стоило, всех пережитых страданий, всей боли и даже смерти.

***

Тогда он не знал, что смерть была лишь началом страданий, а душа его не выдержит обострённых чувств и эмоций, расколется надвое, рассыпется на множество осколков, из которых никогда уже не собрать целое. Ричард и сам уже не был уверен, что он - не просто осколок, не худшая, прогнившая до основания часть личности уже давно мёртвого человека. 

- Очень смешно, Сантьяго, - с нескрываемым сарказмом процедил Ричард. Его собеседник сохранял абсолютное спокойствие. - Рисовать кровью на моих картинах. Как оригинально. Решил меня запугивать?

Вампир достал из кармана сигарету и закурил, чувствуя, как едкий табачный дым вновь заполняет лёгкие. Он любил воображать, будто медленно убивает себя, и, вдыхая никотин, отравляет все клетки тела, одну за другой. Но такая роскошь, как растянутое на многие годы самоубийство, была ему недоступна.

''Так стоит лишь выйти на свет -  и всё это разом закончится".

- Не знаю, о чём ты говоришь, - легкомысленно усмехнулся Сантьяго, вновь бесцельно расхаживая по комнате и рассматривая картины на стенах. - И где эта картина?

''Ты же хочешь увидеть рассвет, Ричард?"

Ричард стряхнул пепел, затушил сигарету и в секунду переместился с балкона в подвал. Вернувшись, принёс выброшенную в порыве злости картину. Кровавой надписи на ней уже не было. С картины на вампира смотрела только беззаботная, спокойная Рэйвен Томпсон, в улыбке которой появилось теперь что-то искусственное, наигранное, и оттого жуткое. Ланкастер смотрел на портрет, не отрываясь, около минуты, словно в трансе. А потом со злобой резким движением метнул его в стену, а сам схватился за голову.  Чёрные стены этой маленькой затемненной комнаты давили на него. Призраки снова зловеще зашептали что-то невнятное, понятное только им одним.

- Мы уедем отсюда, Ричард. - спокойно сказал Сантьяго. - Это для твоего же блага.

Для твоего же блага.

- Много же ты знаешь о моём благе, - с издёвкой ответил Ричард. В его взгляде читалось нескрываемое презрение. - К чёрту... Что ты вообще знаешь?! Ты даже не знаешь, зачем ты сделал меня таким. Ты не знаешь ничего даже о самом себе. Что ты можешь знать?!

***

... Вернувшись с очередного бала домой, Сантьяго застал Ричарда лежащим на полу посреди гостиной, всего в крови. Вокруг Ланкастера лежали трупы четверых обескровленных девушек, чьи лица были искажены невыразимым страданием. Багровыми пятнами были забрызганы стены, пол, испачканы шторы. Кровь оставалась на губах и на одежде Ричарда.

- Какого чёрта ты наделал?! - взбесился Сантьяго. Редко когда можно было видеть его таким. Но Ланкастер перешёл все границы, и, казалось, не был способен контролировать себя.

Он взглянул на Сантьяго с торжествующей ухмылкой.

- Ты бы знал, как они были прекрасны...в последний миг. Сколько отчаяния, мольбы о помощи в наивных глазах.

Голос Ланкастера был исполнен особой мрачной радости и упоения. Глаза сверкали безумием, окровавленные губы расплылись в ухмылке, больше похожей на оскал.

- Это ведь не я, это ты их убил! - продолжал Ричард. - Ты меня сделал убийцей, ты...

- Я не понимаю, чего ты хочешь. Чего ты добиваешься этим?!

- Я наслаждаюсь тем даром, которым ты так любезно поделился со мной.

- Прекрати, - угрожающе процедил Сантьяго, всё ещё рассерженный. - Тебя убьют, если обнаружат. Как ты не поймёшь? Собирайся, мы уезжаем во Францию.

- Франция, - протянул Ричард. - А как же твоя новая пассия, та девушка, у которой  ты пьёшь кровь и стираешь память? Бросишь её?

- Плевать на неё, - отмахнулся Сантьяго. - Мы начинаем новую жизнь.

И на какое-то время жизнь Сантьяго была именно такой, какой он всегда хотел её видеть. Они путешествовали. Сантьяго беззаботно проводил время во всевозможных развлечениях: посещал светские мероприятия, играл в карты, заводил интрижки с красивыми женщинами.

Ричард тенью следовал за ним, но никакие увеселения не могли полностью увлечь его. Ланкастер посвящал большую часть  времени литературе и искусству, а также искал ответы на терзающие его вопросы.

Он так и не нашёл их. Возможно, потому что ответов и не было.

***

Это был Хэллоуин. Говорят, в эту ночь души мёртвых возвращаются, граница между мирами становится тоньше.
Но в Найт-Фоллсе этой границы словно и вовсе не существовало.

В воздухе стоял запах сырости после недавно прошедшего дождя. На город опустился лёгкий туман.

По улицам бегали беззаботные смеющиеся дети, переодетые в костюмы. Они стучались в двери, выпрашивая конфеты, а потом собирались считать, кто же из них собрал больше.

Рэйвен любила Хэллоуин за эту особенную, необычную атмосферу. Она всегда ждала этого праздника с нетерпением. Да и в конце концов, это был единственный день, когда окружающие адекватно реагировали на её внешний вид.

Она надела кожаную юбку, футболку с названием группы и косуху, подвела глаза чёрным и накрасила губы тёмно-бордовой помадой. В завершение образа Рэйвен надела кулон с изображением летучей мыши и красные линзы. Сидя в гримёрной и поправляя макияж, она думала почему-то не о Хэллоуине и не о предстоящем переезде, а о странном новом знакомом, куда-то вдруг пропавшем и...о Сете, и о времени, безвозвратно ушедшем.

***

Рэйвен в своё время считалась  трудным подростком. С учителями она не ладила, постоянно оговаривалась и спорила на повышенных тонах в ответ на замечания о внешнем виде. Сверстники считали её высокомерной выскочкой, ещё и "психованной", из-за того, что Рэйвен постоянно выходила из себя, и тоже недолюбливали. Лет в пятнадцать девушка даже пару раз влезала в драки. Собственно поэтому приходила домой с синяками и царапинами. Мать в ужасе причитала, кричала, отец качал головой, но сделать они ничего не могли. Такой уж была Рэйвен. Порой слишком прямолинейная, а зачастую просто не способная на самоконтроль. Разрушительные эмоции были сильнее её.

- Я обещаю тебе, Рэйвен Томпсон, ты вылетишь из этой школы, если я вновь услышу, что ты что-то натворила,  - угрожающе говорил директор, не повышая голос, но сверля девушку взглядом. - Благо, твоя успеваемость оставляет желать лучшего.

Томпсон только скучающе закатила глаза.

Рэйвен мало с кем из ровесников общалась, а в школу приезжала на скейте, в рваных чёрных джинсах и в футболке с какой-нибудь рок группой. Оценки в школе оставляли желать лучшего, и родители постоянно читали морали о необходимости хорошей учёбы и о будущем. Мать девушки мечтала вырастить из дочери достойного человека. Мечтала о том, как та поступит в колледж, затем построит карьеру, выйдет замуж, нарожает детей. Чтобы всё, как у людей и никак иначе.

А Рэйвен, запиралась в  комнате и играла на гитаре свои любимые песни, и на следующий день продолжала поступать по-своему: прогуливала уроки, и, сидя за школой, писала стихи. Рэйвен не соответствовала никаким ожиданиям. И сама ничего не ждала от жизни.

Стёртые в кровь о струны гитары пальцы. Разбитые костяшки пальцев, ранки, оставленные на запястьях острым лезвием в порыве эмоций. За право быть собой приходилось платить, и шрамы служили извечным напоминанием об этом. А что значит быть собой? Рэйвен не знала. Часто Томпсон приходили мысли о том, что она понятия не имеет, что она в принципе за человек. С самого детства она состояла из внутренних противоречий и нестабильных эмоций. 

А потом Рэйвен встретила Сета. Как раз когда сидела за школой, прогуливала химию, кажется, или физику. На коленях у неё лежал скомканный лист с незавершеным текстом. В наушниках играл тяжёлый рок. 

- Привет, - развернувшись, Рэйвен увидела парня с длинными, выкрашенными в чёрный цвет волосами и выбритыми висками. Он был одет в кожаную куртку, чёрные джинсы и футболку с черепом. Сет улыбнулся, карие глаза излучали дружелюбие и тепло.

- Привет, чего тебе? - холодно ответила Рэйвен, сняв наушники.

Сет присел рядом с ней.

- Зачем так грубо? Хотел пообщаться, нельзя?

Рэйвен вымученно вздохнула.

- Что пишешь?

- Стихи, - нехотя ответила девушка. - Слушай, вообще-то я здесь хотела побыть одна.

- Просто ты переживаешь. Не отрицай, я знаю. Может, если захочешь поговорить об этом...

- С каких пор ты психологом заделался, Сет? Отвали, ладно? - с негодованием сказала Рэйвен, резко поднялась, схватила свой рюкзак и быстрым шагом направилась прочь.

У Сета остался только скомканный лист со стихами.

***

Девушка до крови закусила губу, до последнего стараясь сдерживать себя, но горячие слёзы сами потекли по щекам. Они застилали глаза. Хотелось кричать.

Рэйвен долго не могла прийти в себя. В конце концов, она осознала, что плачет, лежит на полу в гримерке, обхватив плечи руками и впиваясь в кожу ногтями. Девушка кое-как взяла себя в руки, поднялась с пола и стала поправлять макияж. Но тело продолжало трястись.

Это последний раз. Но ты всегда так думаешь. Слабачка.

И она разозлилась,  наотмашь ударила себя по щеке ладонью. След от пощечины горел, но боль отрезвляла, помогала прийти в себя.

В самом разгаре была вечеринка в клубе. Так как это был Хэллоуин, и собравшиеся соответственно наряжались в вампиров, ведьм, изображали на лицах устрашающий макияж. Найти здесь двух людей, похожих друг на друга было очень сложно: все старались выглядеть по-особенному, оригинально. Для большинства из них, готов, вся жизнь как Хэллоуин: тёмные очки после полуночи и эстетика мрака. Но при всём этом эту жизнь они не проводили в постоянной депрессии, как принято считать. Они смеялись и плакали, радовались и страдали... Равно как и все остальные.

- Томпсон, скоро наш выход, - в гримёрку вошла Шелли. - Ты как?

- Всё в порядке.

***

После выступления Рэйвен, Шелли и Эдвард присоединились к другим, стали танцевать и пить коктейли. Под громкую музыку, в полумраке клуба так легко забыться, оставить позади все тревоги и переживания. Рэйвен с Шелли так и сделали. Эдвард в основном сидел около барной стойки или уходил куда-то в сторону от толпы. Для него интереснее было наблюдать за другими издалека. Да и кроме того, находиться в толпе, в центре внимания Эдвард не особо любил.

- Эдвард, привет, - внезапно он увидел перед собой миловидную девушку, одетую в длинное чёрное платье в викторианском стиле. Она не сильно выделялась на фоне остальных, но что-то явно в ней было странное. Девушка смущённо улыбалась, но чёрные глаза её были полны холода, скрытой злобы и жестокости. Взгляд незнакомки словно обещал мучительную боль и медленную смерть.

Не приближайся.

А может, Эдварду просто показалось...лишь на миг?.

- Мне скучно одной. Пойдём танцевать? - в голосе девушки звучали стеснение и неуверенность.

Эдвард робко улыбнулся, взял незнакомку за руку, и она увлекла его вглубь толпы. Всё вокруг становилось нечётким: девушки в корсетах, с разноцветными волосами, парни в футболках с группами, плащах и тяжёлых сапогах. Существовала только незнакомка.

- Ты пришла одна? - спросил Эдвард, когда неловкое молчание затянулось.

- Нет, - ответила девушка. - Со мной пришёл Ричард. Ричард Ланкастер, может, ты его видел. Он в тёмном пальто и чёрных очках.

- Не видел...

- Он оставил меня. Одну. Встретишь - передай, что я его ещё жду.

Её кожа словно источала лёгкое холодное свечение, глаза не выражали ничего. Когда очередная мрачная мелодия окончилась, девушка, ухмыльнувшись, поцеловала Эдварда в щёку ледяными губами. И на глазах растворилась в лёгкой дымке тумана.

Тогда Эдвард понял, что задыхается. Ему внезапно стало невыносимо тесно, холодные когтистые лапы беспричинной тревоги сжали сердце и лёгкие.

Дышать нечем.

Диджей включил следующую песню, и её слова отдавались в голове Эдварда зловещим гулом. Огни стали невыносимо яркими, ослепляющими. И люди вокруг слились для него в одну непонятную массу, единый организм, который вот-вот его затопчет. Повсюду Эдварду мерещилась незнакомка. Вот она улыбается, тянет к нему руки, но руки неестественно  длинные, с острыми когтями. Вместо глаз  у неё чёрные, абсолютно пустые глазницы. Из них течёт тёмная кровь, в них, пожирая куски гнилой плоти, копошатся отвратительные жуки и черви.

Эдвард побежал, расталкивая всех, к выходу.

''Мне здесь скучно одной".

Воздух.

Нужен воздух.

Всё словно в тумане. Чьи-то возмущенные крики. Кажется, локтем Эдвард задел какую-то девушку, и она разлила на пол коктейль. Кажется, высокий длинноволосый парень чуть не сбил Эдварда с ног. Кажется...

И вот наконец перед ним распахиваются двери клуба. В лёгкие врывается свежий ночной воздух. Эдвард, тяжело и прерывисто дыша, отбегает в сторону и падает на мокрый асфальт, а потом приподнимается и опирается на стену. Руки трясутся. Чёртова неоновая вывеска "VampCave" расплывается перед глазами.

- Эдвард! - крик приводит парня в чувства. Перед ним стоит обеспокоенная Шелли. - Что ты творишь, Эдвард, твою мать?!

- Чёрт, Шелли, это ты, наконец-то, - парень облегченно выдохнул, несмотря на то, что его по-прежнему трясло от ужаса, затем громко выругался, чего до этого никогда не делал.

- Нам срочно нужно уехать, - продолжал Эдвард. - Здесь нельзя оставаться...