Дни летели незаметно; они превратились в одно сплошное течение времени. Иногда казалось, что я нахожусь в этой комнате с мягкими стенами уже больше года, иногда - всего несколько часов. Сначала я, конечно, никак не хотела успокаиваться, в истерике колотила в дверь, звала на помощь, умоляла поверить мне и выпустить, однако потом поняла, что это бесполезно. После двух подряд приступов клаустрофобии меня перевели в точно такую же палату, только гораздо больше. В ней я находилась по-прежнему одна, зато медсестры стали наведываться чаще и иногда даже разговаривали со мной о погоде и каких-то совершенно посторонних вещах. Но самым неприятным, конечно, было ежедневное посещение психиатра.

Неприятный, с лисьим толстым лицом и жиденькими рыжеватыми волосами мужчина не внушал мне ничего, кроме отвращения. Он так рьяно старался проникнуть в глубины моей души, которые всегда оставались сокрытыми даже от ближайшей подруги - Элис, что я невольно заподозрила шпионаж. Может быть, Итон хочет побольше узнать обо мне, чтобы суметь контролировать?

Я врала. Бессовестно и так правдоподобно, что вопросов ни у кого не возникало. Строила из себя отчужденную стерву, иногда просто молчала, редко улыбалась, никогда не отвечала на шутки и комплименты. Лживые заверения в том, что "вы идете на поправку, мисс Грин", меня перестали волновать уже спустя неделю. Какая разница, что говорит психиатр? Он наверняка знает, что я абсолютно здорова, только вот денежки Итона запросто заставят его держать меня здесь хоть всю жизнь. Жалкий, продажный человек... Какое право он имеет лезть мне в душу?

Меня беспокоило еще кое-что - внезапные смены настроения. Я уже не могла контролировать внезапные приступы раздражения, гнева, хорошего расположения духа или скептического равнодушия, поэтому нередко вскакивала с койки и мерила шагами помещение, потом вдруг садилась на пол и напевала что-то себе под нос. Даже еда, всегда однообразная и безвкусная, постоянно казалась разной! Довольно похоже на пациентку психушки, не так ли?

Недавно меня осматривал врач - суровый пожилой мужчина с жидкими светлыми волосами и холодным цепким взглядом. Он мне тоже не понравился, только не чрезмерным любопытством, а, наоборот, хладнокровием и безразличием. Именно после его визита я начала подозревать, что со мной что-то не так: по его опасливым и обеспокоенным взглядам можно было догадаться, что врач заметил что-то особое во время осмотра, но говорить об этом явно не собирался. Что он мог найти? Смертельная болезнь? Опухоль? Что же, это только упрощает жизнь новому главе Anderson Enterprises!

На следующий день медсестра вошла ко мне в палату со стаканом воды и какими-то новыми таблетками. Не знаю, что толкнуло меня на это, но я не стала пить их, повинуясь внутреннему импульсу, предчувствию чего-то страшного. Я впервые почувствовала опасность: вдруг меня хотят отравить или накачать наркотиками? Так будет гораздо проще управлять бедной девочкой, которая обезумела от любви и хотела покончить с собой.

Когда медсестра покинула палату, я повернулась спиной к камере видеонаблюдения, вытащила из-под языка две продолговатые капсулы бледно-зеленого цвета и спрятала их под матрас.

Почему именно сейчас мне пришло в голову не пить лекарства, которые мне приносили? Не знаю. Может быть, поведение доктора насторожило меня, а, может, и изменения в моем состоянии. Жуткая апатия нападала на меня каждый раз после того, как медсестра ставила капельницу, из чего я заключила, что туда явно добавляют вещества, понижающие мозговую активность. Догадаться зачем не трудно - Итону явно нужно, чтобы я просто сидела здесь, медленно теряя последние остатки разума, и окончательно утратила надежду выбраться. Он думал, что я смирюсь со своей судьбой, но не учел того, что даже если я и выброшу из головы все мысли об освобождении, то Джеймс никогда не оставит это дело.

Мысли о нем - единственное, что спасало меня. Я уже не задумывалась о том, хотел он меня использовать или действительно полюбил, просто часами прокручивала в голове воспоминания о нашей жизни в особняке, о том, как он впервые поцеловал меня, о том, как всегда приходил на помощь в нужный момент. Я словно переносилась в прошлое, наслаждалась каждым воспоминанием о проведенном вместе времени, каждой мелочью, сохранившейся в голове. Иногда я с ужасом обнаруживала, что знакомые черты стерлись из памяти - и тут же восстанавливала их с трудом занятого работой художника.

Так проходило время. Не знаю, сколько еще могло продолжаться это бессмысленное существование в тюрьме с мягкими стенами, однако в один день в мою палату вместо уже знакомой вечно раздраженной медсестры Эшли вошла другая, гораздо моложе и приятнее на вид. Не сказав ни слова, она опустилась на кровать рядом со мной и протянула таблетки и стакан воды.

С минуту я молча рассматривала медсестру, пыталась понять, почему сегодня ко мне пришла она, и гадала, что это за новый план Андерсона-старшего, а когда уже готова была протянуть руку за лекарствами, видеокамера вдруг коротко пискнула и ярко-красный огонек под объективом погас. Девушка мгновенно поменялась в лице и спрятала таблетки в карман своего халата.

- Что... - начала было я, но она торопливо перебила меня.

- У меня мало времени, мисс Грин. Меня прислал Джеймс Андерсон, чтобы предупредить вас, - я затаила дыхание, не в силах даже пошевелиться от радости, охватившей меня. Значит, я была права! Он не забыл обо мне, он все еще пытается спасти меня! Он не бросил меня. - Вот, - девушка вытащила из кармана, куда прежде спрятала лекарства, клочок бумаги, на котором размашистым почерком Джеймса было нацарапано: "Верь этой женщине, Теа". - Он дал мне это, чтоб вы поверили, - объяснила она и, даже не взглянув на меня, опять спрятала записку в карман.

Надо же, он позаботился и об этом! И совершенно бесполезно: я как дура готова была поверить кому угодно, если бы он произнес заветное имя "Джеймс".

- Он вытащит меня отсюда? - наконец обретая дар речи, спросила я и с надеждой заглянула в лицо медсестры. Она подняла на меня темно-карие глаза, в которых мелькнуло сочувствие, и заговорила вновь:

- Да. Я уверена, что он сделает это любой ценой, потому что... - тут она, сперва такая сосредоточенная и собранная, замялась. Я заподозрила неладное. В голове мелькнула смутная мысль и не успела сформироваться до конца, когда фальшивая медсестра продолжила говорить. - Я проникла в кабинет главного врача и нашла последние отчеты о состоянии вашего здоровья, мисс Грин. Вы беременны.

Мне вдруг стало трудно дышать, из легких словно выбили весь воздух четко направленным в цель ударом под дых. Сложно описать то, что я тогда ощущала: непонимание, смутная радость и какое-то неопределенное чувство то ли страха, то ли недоверия... Пока медсестра заклинала меня ни в коем случае не принимать лекарства, которые мне будут давать, я могла лишь тихо бормотать: "Не может быть..." - и неосознанно касаться кончиками пальцев живота, пытаясь понять, розыгрыш это или просто приятный сон, обманчивый мираж у горизонта. Я беременна. Я ношу под сердцем ребенка Джеймса. Это... страшно. И так странно, так невозможно, так... радостно.

Внезапный писк камеры, которая снова заработала, немного отрезвил меня. Медсестра оставила стакан на тумбочке, бросила на меня последний взгляд, словно умоляя не забывать о том, что она мне сказала, и вышла из палаты. Где-то в дальнем уголке моего сознания зародилась мысль о том, что если я буду продолжать сидеть так, бездумно глядя в пустоту со слабой улыбкой на губах, это вызовет подозрения, однако я ничего не могла с собой поделать.

Неужели это действительно происходит в реальности? Вдруг все: и странное поведение доктора, и мои внезапные смены настроения, и недовольство едой, и появление необычных таблеток в списке моих лекарств - встало на свои места, пазл в голове сложился, стал целой картиной. Способность размышлять постепенно возвращалась, и я поняла, что наш с Джеймсом ребенок представляет для Итона угрозу. Даже если Андерсону удастся навсегда запереть меня в клинике для душевнобольных, мой ребенок будет свободен, станет совершеннолетним и получит половину акций компании.

Значит, они в любом случае попытаются избавиться от моего ребенка. Эта мысль пронзила сознание острым кинжалом, и я похолодела при одной только мысли, что у них есть все шансы это сделать. Нет. Не дам. Я невольно закрыла руками живот, словно защищаясь от невидимого врага. И поняла, что готова убить любого, кто посмеет угрожать моему ребенку. Нашему ребенку.

Теперь и у меня есть козырь. Они ведь не знают, что мне известно о ребенке, не так ли? Значит, Итон думает, что контролирует ситуацию. Джеймс, конечно, не станет медлить и попытается как можно скорее спасти меня из лап своего брата, поэтому мне остается потерпеть всего ничего и пока что быть как можно более осторожной.

Мое существование снова обрело цель. Я уже не чувствовала себя бесполезной и ненужной, все мои мысли отныне были заняты только тем, как защитить себя и ребенка.

...

Ждать пришлось недолго. Все это время я исправно прятала под матрас таблетки, которые мне приносили, старалась вести себя как можно тише и спокойнее, изображала полную покорность судьбе, а ночью, забившись под одеяло, с радостным трепетом нащупывала ладонью живот и с улыбкой представляла, как возьму на руки своего малыша, как прижму его к груди и никогда уже не отпущу.

И вот спустя несколько дней после визита подосланной Джеймсом медсестры произошло то, чего я так долго ждала. Было не больше полудня: в это время Эшли всегда давала мне лекарство, а потом гасила в палате свет: наступал дневной сон. Вначале до меня донесся неясный шум в конце коридора, потом кто-то закричал: "Охрана!" - и раздался топот множества ног. Я села на постели и с замиранием сердца прислушалась. После нескольких минут тишины снова раздался звук шагов, только теперь одного человека. В душе сновали неясные подозрения: что если это не Джеймс? Вдруг это очередные происки Итона?

Щелкнул замок, дверь с грохотом распахнулась - и на пороге появился Итон Андерсон. Я вжалась в спинку койки и на мгновение оцепенела от страха: с его лица спала маска привычного насмешливого дружелюбия, оно выражало подлинную ярость, ту черту, которая больше всего подходила семейству Андерсон. Он не бросался своими обычными колкими фразочками, просто молча подался вперед, схватил меня за локоть и стащил с кровати. Я попыталась ухватиться за нее, но тут же получила сильный удар в лицо, что заставило закашляться и обмякнуть в руках мужчины. В глазах тут же потемнело, и я не удержалась от сдавленного крика: появилось ощущение, будто меня без остановки с размаху бьют о стену.

- Заткнись и не рыпайся! - рявкнул Андерсон и потащил меня прочь. Из носа у меня потекла кровь, ноги подкосились, кровь застучала в висках. Я не сопротивлялась, пока он волок меня по коридору, потому что дикая боль не давала даже пальцем пошевелить. На глазах непроизвольно выступили слезы.

Только когда мы почти достигли поворота, я нашла в себе силы ухватиться за какую-то полуоткрытую дверь. Босые ноги прочно стояли на выложеном скользкой плиткой полу, зато лакированные туфли Итона были неустойчивыми. Это небольшое преимущество позволило мне задержать наше продвижение на несколько секунд. Тогда я почувствовала то, чего не замечала до этого - мертвую хватку на предплечье. Пальцы мужчины так сильно впились в кожу, что я почти не чувствовала руки.

- Ты по-хорошему не понимаешь?! - вторая рука Андерсона вцепилась мне в волосы и заставила поднять голову. Струйка крови ручейком стекла по подбородку и оставила след на белой больничной рубашке. - Слушай сюда, дрянь: сейчас ты пойдешь со мной, без истерик сядешь в машину и будешь послушной девочкой, иначе...

Договорить он не успел. За плечом моего злейшего врага появилось разъяренное лицо Джеймса - и спустя секунду исчезла и хватка на запястье, и путающиеся в волосах холодные пальцы. Первую минуту я не видела, что происходит несколькими метрами правее: только стояла, прислонясь к стене, вытирала кровь с лица и судорожно хватала ртом воздух. Мелкая дрожь сотрясала все мое тело, а в горле застряли истерические рыдания. Боже мой, еще немного - и я была бы в полной власти Итона...

Потом я различила сдавленные хрипы и стоны, повернула голову и едва не потеряла сознание от открывшейся взгляду картины. Итон, который только что стоял передо мной полный сил и решимости, лежал на полу в луже крови. Его лицо превратилось в сплошное кровавое месиво, светло-серый костюм стал буро-красным, конечности сотрясались в судорогах. Джеймс возвышался над братом грозной скалой и не прекращал наносить удары то в лицо, то в грудь, то в пах. Носки его ботинок сплошь были забрызганы кровью.

Я сразу поняла, что на этот раз он потерял контроль. Цепи, все это время сдерживающие его звериную натуру, лопнули. Они разлетелись вдребезги и выпустили на волю хищника, машину, которая способна уничтожить человека голыми руками, просто стереть его в порошок и оставить лишь кровавое месиво. Мне стало страшно. Но не за жизнь Итона, нет, этот подонок заслужил все, что с ним происходит - я испугалась, что Джеймс может убить его и попасть за решетку.

- Не надо! - я бросилась вперед и попыталась схватить его за руку, но она слишком быстро взметнулась вверх, так что мои пальцы поймали лишь воздух. Тогда я осторожно обняла его со спины. Кончики пальцев едва сомкнулись на широкой груди, что усложняло задачу: Джеймс слишком часто отклонялся то назад, то в сторону, чтобы замахнуться для удара, и я могла в любой момент просто отлететь назад, как пушинка под легким дуновением ветерка. - Джеймс! - отчаянно крикнула я, уже отчаявшись образумить его. Что делать с человеком, который обезумел от бешенства? Как я могу вернуть его в реальность? - Не делай этого! Пожалуйста, Джеймс!

Он вдруг замер. Так резко и так неестественно, что я невольно испугалась: не случилось ли чего? Его руки осторожно коснулись моих запястий и отвели их назад, чтобы освободиться от объятий.

- Джеймс...

- Я в норме, - отрывисто бросил он, не поворачивая головы.

Я помедлила, а потом все-таки отошла назад. Тогда Джеймс опустился на одно колено рядом с братом, взял его за воротник пиджака и приподнял так, чтобы заглянуть в темные глаза, так похожие на свои собственные. На мгновение мне показалось, что сейчас Джеймс все-таки нанесет последний, сокрушительный удар, но мужчина только сказал негромко, почти спокойно и так угрожающе, что даже мне стало страшно:

- Если ты еще раз прикоснешься к ней, я убью тебя, Итон.