Вечера в Каталонии были довольно приятными и атмосферными. Мы ужинали в компаниии бабушки моего лучшего друга, выпивая вино Marques de Alella, вкус которого напоминал орехи и абрикосы. Обсуждали культуру региона, строили планы на утро и последующий день, а потом, на балконе, Клемент играл испанскую музыку на гитаре.  Раньше я и подумать не мог, что он умеет играть что-то подобное. В моих глазах он был всего лишь стильным скейтером, что слушает только мейнстримный инди-рок и в состоянии сыграть лишь пару аккордов какой-нибудь самой банальной песни Arctic Monkeys или The Kooks. Но он был куда талантливее этого ложного образа, он был интереснее.

Мы все так же имели привычку ездить в Барселону, ходить по барам, а Клемент продолжал знакомиться с девушками. Почти каждый вечер он находил себе новую «подружку». Вскоре я понял, что дело вовсе не в каком-либо волшебном даре или же неиссякаемом природном обаянии (хотя и оно играет немаловажную роль). Девушки знакомились с ним, так как он всегда уверенно держался при встрече, чего не скажешь обо мне. Я был слишком робким для подобных «испытаний». Впрочем, я и не нуждался в этих знакомствах и встречах. Для отношений у меня была Бэйл, о которой я думал слишком часто. Я поймал себя на мысли о том, что с каждым днем влюбляюсь в нее все сильнее и сильнее. Странно, что для ярких чувств и тоски люди должны быть далеки друг от друга. Ведь когда она почти каждый день была рядом, я не думал о ней в столь теплом и милом ключе. А сейчас я словно с ума схожу от влюбленности. Я даже написал ей любовное письмо, конверт которого обклеил различными марками с изображениями Саграды, музея Дали, девушками в национальных костюмах, и гербом футбольного клуба. Более того, я потратил около пяти часов, чтобы разобраться, как его отправить прямиком из провинции. Все это так слащаво и глупо, особенно, когда я не ушедший на фронт солдат, а всего лишь малолетка, что уехал тусоваться в Барселону с лучшим другом на несколько дней. Но все это не имеет никакого значения, когда я знаю, что это несомненно поднимет ей настроение. В Монреале сейчас пасмурно и дождливо, она целыми днями сидит на уроках. Солнечное письмо наполненное красивыми словами должно согреть ее душу. Девки такое любят.

Обычно я просыпался в полдевятого утра. На столе меня всегда ждал чудный завтрак, приготовленный донной Лореной (именно так обращались к бабушке Клемента постояльцы дома), и черный чай. Но никогда я не мог застать самого Клемента.

Однажды я выглянул в окно кухни, что выходило прямо на причал. Клемент стоял на пирсе и смотрел куда-то вдаль. В его тонких смуглых пальцах мне удавалось разглядеть догорающую сигарету. Какого черта он там делает?

Заметив меня у окна, Лорена оставила мытье посуды и подошла ближе. Ее взгляд так же был устремлен на Клема.

— Mi bello durmiente... — задумчиво произнесла она, а затем добавила на английском с сильным испанским акцентом. — Он с самого детства любил рано вставать и идти к причалу. Просыпался когда рыбаки и остальные рабочие спали, а солнце еще не показалось на горизонте. И часами мог стоять там и смотреть вдаль. Когда мой муж был еще жив, Клементу было семь на тот момент, он спустился к причалу и спросил: «Что ты тут делаешь?» на что Клемент лишь ответил «Я жду». На вопрос о том, чего же он так ждет, ответа никогда не было. Он лишь вздыхал и отрицательно качал головой. А нам так хотелось понять, для чего он ходит туда каждое утро и кого ждет. Но прошло много лет, мой муж умер, а так и не узнал эту тайну. Быть может, когда я сама вскоре окажусь на том свете, смогу понять, чего же так ждал наш мальчик. А может и не смогу... — она вздохнула и вернулась к раковине с посудой.

Я вновь перевел взгляд на своего друга. Он выглядел так сосредоточенно, словно впал в транс. Это было весьма странно.

Спросить об этом его самого я так и не решился. Уж если он не отвечает родным, то вряд ли ответ мне. 

***

Когда мы прогуливались по Парку Гуэля, канадский телефон Клемента внезапно начал звонить. Я уже не первый раз замечал за ним это. Обычно все входящие звонки приходили на временный испанский номер, но здесь звонил кто-то другой — точно не бабушка или временные каталонские подружки.

Клем вновь стукнул меня по плечу в знак того, что ему нужно отвлечься, и быстро отошел на значимое расстояние, оставляя меня с очередной девушкой, имя которой было Милагрос.

Пытаясь развлечь его компаньонку, я лишь выдавил идиотскую улыбку и задал распространенный вопрос: «What's up, gurl». Это было нелепо. Очень нелепо, черт возьми.

Она с презрением взглянула на меня и произнесла что-то по-испански. Видимо, что-то очень плохое.

Клемент вернулся через пять минут. Выглядел он обеспокоенным.

— Что-то случилось? — спросил я.

— Нет, — ответ был краток.

— Кто звонил?

— Мама. Но ничего плохого. Так, мелкие недоразумения, ну ты сам знаешь... — он растерянно поправил волосы, и как только я захотел задать ему вопрос, он быстро переключился на стоящую рядом девушку — Milagros, mi amor... — он начал что-то говорить, но я не понимал испанского. 
Меня поглотили мысли о его домашних проблемах. Возможно, мать поругалась с новым любовником. Или очередной иммигрант выхватил у нее сумку по дороге домой из магазина.

Уже через час Клемент потащил меня обратно в деревню. По дороге мы почти не разговаривали. А за ужином он все же заговорил.

— Думаю, нам нужно вернуться, — смотря в пол сказал Клемент.

— Почему? — спросила его бабушка.

— Ну... Мне нужно помочь маме. Ты же знаешь ее... — после этой фразы он откашлялся.

— Я разговаривала с ней час назад. У нее все хорошо, тебе нет смысла переживать, — ответила она.

Лицо Клемента резко переменилось. И именно тогда я понял, что он врет. Дело вовсе не в его матери.

— Просто... Она не любит рассказывать о них тебе, ну ты ведь помнишь, как она начинала нервничать. Она же как девчонка, серьезно. Там ничего страшного не случилось, но мне нужно помочь, — оправдывался Клемент. 
По печальным глазам его бабушки было видно, что она моментально распознала ложь. Но Клем делал вид, что так и надо. Что все так, как должно быть. У мамы детские проблемы и он должен срочно ехать, чтобы помочь.

После длительной паузы она заговорила.

— Обещай мне, Клемент, что все будет хорошо.

Мой лучший друг молча кивнул, и я понял, что что-то произошло.