Сегодня я проснулся с твердой уверенностью, что встану с правой ноги. Люди часто говорят: "Он встал не с той ноги", но никто из них так ни разу и не сказал, какая именно конечность - не та. Неделя выдалась не из лучших, и я подумал:

А что, если я просто неправильно просыпаюсь с утра?

Поразмыслив, я понял, что не могу даже вспомнить, какая нога касается пола первой. Вот вы можете это сказать вот так сразу, сходу? Я не помню, на каком боку засыпаю и просыпаюсь. Если поразмыслить, то мы знаем о себе гораздо меньше, чем думаем.

Так что сегодня мой день начался с правой пятки.

Она свесилась с высокой великолепной кровати и утонула в пушистом ковре из медвежьей шкуры. Антисанитария какая-то. Надо было давно выкинуть этот ужас с блохами, и я даже не помню, когда и где купил его. Да это и не важно. Выкину сегодня же.

Я оторвался от постели и встал, замерев на правой ноге. Нет, это не бессмысленно; я просто хочу закрепить эффект. Могу еще немного попрыгать, если на то пошло, и смог бы простоять так еще некоторое время, если бы отчетливо не чувствовал, как что-то копошится под ногой.

Бог ты мой, какая гадость.

С перекошенным от отвращения лица я отпрыгнул на холодный каменный пол и, пошатнувшись, все же встал на обе ноги. Холод прошел сквозь пальцы, ступни и наверх в икры, вызывая судороги. Как я тут живу? Блохи в медведе, плиты холоднее льда. Я обреченно попрыгал обратно к шкуре, когда заметил кожано-меховое подобие гигантских тапок.

На бестапье и эти штуки - тапки.

Пока я разобрался, как сунуть в них ноги, пальцы начали неметь. Эти штеблеты еще и веревкой перевязаны, чтобы не слетали, правда, красивее это их не сделало. Напротив, создается впечатление, что я оторвал лапы у бедного зверя, чья бренная шкура лежала прямо перед моей обителью отдыха и покоя.

Когда кожу приятно защекотал мех, отдавая мне обратно мое же тепло, я наконец осмотрел комнату, которая по размерам больше напоминала средних размеров зал. Стены, пол, потолок - все было из камня, высота комнаты - никак не меньше четырех метров. Я неспешно осмотрел свои покои, проверяя, все ли на месте: перинная кровать с бархатным балдахином, дубовые книжные полки с темными томами алхимических трактатов, ни один из которых я даже не удосужился открыть... Кажется, все в порядке.

В коридоре, таком же каменном, как и эта комната, послышались гулкие шаги. Они приближались, но очень и очень медленно, да и идущий не сильно торопился. Оглядев свои спальные сорочки, я все же решил, что это не самая подходящая одежда, чтобы предстать перед подданным, так что я быстро нашел взглядом темно-бордовый бархатный халат и успел накинуть его как раз в тот момент, когда раздался настойчивый стук деревом по дереву. Жители замка давно отбили себе все костяшки в кровь, некоторые, особо фанатичные, - до кости. Когда от этого люди начали терять пальцы, а то и всю руку (лекарь называл причиной странную имфекцию), ученик королевского лесоруба выстругал крупное деревянное кольцо и предложил стучать с дворцовые двери им, а не рукой. Вскоре каждый в замке обзавелся таким нехитрым приспособлением, а мальчуган получил кусок сахара.

Но, кажется, слух начал меня подводить; я уже не так точно мог определить расстояние от меня до идущего человека.

- Войдите, - твердым голосом произнес я, поворачиваясь лицом к двери. Петли тихо заскрипели ("Надо приказать, чтобы их смазали"), и на пороге показался тщедушный человечек чет тридцати. Он снял берет с лысины и глубоко поклонился - в полусогнутом состоянии он простоял не менее тридцати секунд, - после чего выпрямился и набрал полную грудь воздуха.

- Ваше королевское величество! Да здравствует король! - торжественно продекламировал он с блеском в глазах, который, однако, начал угасать с каждым последующим словом. - Советник Гарольд послал меня за вами, Ваше королевское величество. Люди недовольны, мой король. Они собрались у ворот замка Вашего великолепия и ждут вас, мой сир.

Посыльный все так же крутил свой атласный берет в худощавых сухих пальцах с длинными, желтыми ногтями, его нервные глазки бегали туда - сюда. Либо он что-то умалчивал, либо действительно назревал бунт.

- Насколько серьезны их намерения? - холодно спросил я, хотя внутри меня что-то дрогнуло, как огонек свечи в канделябре. Паж опять замялся.

- Ваше высочество, нет поводов для сильных волнений...

- Насколько серьезны их намерения, - раздельно и твердо повторил я, перебив его. Болтун.

- Серьезны, Ваше величество. Советник Гарольд сможет объяснить Вам лучше меня, Ваше превосходительство, - дрожащим голосом сказал он, потупив крысиные глазки.

- Свободен, - я махнул на него рукой и добавил: - Передай советнику, что я спущусь через некоторое время.

- Будет исполнено, Ваше сиятельство, - подданный отвесил еще один глубокий поклон и поспешил удалиться восвояси.

Когда я успел разочаровать народ? И причем до такой степени, что они окружают замок? Ответа, к сожалению, я не знал. Власть может держать под контролем государство, но она никогда не будет знать, что творится в душе у каждого отдельного человека. Это большой изъян с учетом того, что государство - и есть скоп отдельных людей.

Переодеваясь в королевское конное одеяние, доставшееся мне от моего прадеда, я ежеминутно поправлял черные блестящие кудри, падающие мне на глаза. Пойдут века, и я войду в историю как Конрад Кудреголовый, или Кудрявый, что угодно, но вряд ли меня назовут Конрадом Справедливым или Мудрым. Монархия, на самом деле, не очень-то и хороша: я был терпеливым, но абсолютно не умел управлять народом - но пришлось, потому что мне не повезло родиться в королевской семье. Родился бы я сыном какого-либо помещика, сейчас мог бы быть кем угодно: от лекаря до учителя.

В таких невеселых раздумьях я спустился вниз, стуча сапогами по каменным ступеням и не замечая, как вся окружающая меня прислуга прогибалась в поклонах или приседала в реверансах.

- Ваше сиятельство, - окликнул меня голос советника Гарольда - судя по всему, я едва не пролетел мимо него.

- Что они творят! - тихо прошипел я, махнув рукой в сторону окна, за которым уже собиралась злющая толпа. Гарольд, седой и мудрый человек, попросил меня успокоиться. Я глубоко вздохнул и попросил его все рассказать.

- Люди волнуются, милорд. Те продукты, что Вы приказали доставить им, хочу Вам напомнить, были скоропортящиеся, и люди получили их тогда, когда есть их было невозможно. Они голодают, недалеко до массовых эпидемий и смертей.

Я сжал пальцами виски, и больше всего на свете мне хотелось свалить свою вину на других, однако я сдерживался. У меня действительно не хватало ума, чтобы стать хорошим королем.

Внезапно в холл влетел маленький запыхавшийся паж и, не переводя дыхание, затараторил:

- Советник Гарольд, Ваше величество, - он отвесил поклон. - Люди требуют видеть короля! Стража не может их успокоить, люди хотят видеть короля!

Гарольд нахмурился и перевел взгляд на меня, не озвучивая вопрос в слух. Страх пробрался в мою душу, но я понимал, что другого выхода у короля быть не может.

- Запрягите коня, - только и сказал я, обращаясь к пажу. Мальчишку как ветром сдуло.

- Вам надо успокоить их, милорд. Но не переусердствуйте в своих обещаниях, - спокойно продолжил Гарольд, когда я накинул принесенную прислугой кольчугу. Она добавила весу к тяжелому грузу вины, и без того давящего на мои плечи.

- Усильте стражу, - монотонно произнес я, и сразу несколько человек бросились к гарнизону. Не понимаю, как можно радоваться рабской преданности.

- Вы готовы, Ваше высочество? Вашего коня уже запрягли.

Я лишь кивнул и двинулся к центральному входу. Пора покончить с этим.

Люди встретили меня бурными криками, среди которых не было радости или ликования, свойственное появлению короля. Более того, они были в ярости. Стража едва сдерживала кольцо вокруг замка. Я поднял правую руку, ожидая тишины. Где-то по левую сторону раздался крик придворной трубы, и когда народ немного успокоился, звонкий мужской голос продекламировал:

- Встречайте короля Конрада Первого! Король Конрад вышел встретиться с народом!
Раздалось несколько одиноких выкриков, но общая масса угомонилась, когда перед народом вышел крупный мужчина - главный из них, судя по всему.

Я стоял в окружении нескольких стражников под красными знаменами, а этот незнакомец стоял один, с дубиной в руках, но было видно, кто из нас настоящий предводитель народа. За ним стояла толпа, в то время как за мной стояла лишь власть.

- Здравия желаю, король Конрад, - неглубокий поклон от главаря повстанцев. - Ваше величество знает, зачем здесь собрался народ.

- Ты прав, я знаю, - ответил я громко и спокойно. - Назови себя, простолюдин.

- Я кузнец Калеб, Ваше величество. Вчера мой двухмесячный племянник погиб от голода, потому что еда, которой Вы должны были обеспечить наш народ и мою сестру, сгнила вплоть до последнего яблока.

- Зайди сюда, Калеб. Пропустите его, но одного. Если вы вздумаете напасть, никаких переговоров не будет, - в кольце стражи показался небольшой зазор, сквозь который в круг протолкнулся мятежник. Сразу за его спиной отверстие быстро затянулось.

Калеб, окруженный двумя вооруженными стражниками, остановился от меня метрах в трех.

- Ты говоришь, что вся еда испорчена, кузнец. Ты считаешь, что я нарочно отдал людям плохие продукты?

Мятежника смутил холод в моем голосе.

- Нет, Ваше величество, мы бы не посмели так о вас подумать. Но еда так и не нашла своего истинного применения.

- Тогда в чем ты меня обвиняешь, кузнец Калеб?

Я быстро понял, что он был не готов отвечать в одиночку, и, к моему сожалению, понял это не я один. Жуткая суматоха опять возобновилась, кольцо стражников задрожало, и им пришлось сузиться, чтобы отразить натиск и не допустить прорыва. Люди кричали, гудели, стражники отступали ближе ко мне, но Калеб стоял столбом, не шевелясь. Даже если он что-то и ответил на мой вопрос, я этого уже не узнаю.

- Вам не нужны мирные переговоры, так?! - я пытался перекричать толпу и добиться от кузнеца ответа.

Однако он смотрел куда-то вдаль, и взгляд его перемещался, не оставляя без внимания цель ни на мгновение. Я проследил за ним и увидел то, о чем никогда не задумывался: как выглядит летящее копье, если смотреть на него с острия?

Как градация, ответил я сам себе. Так один из моих придворных украшал шлемы для воинов, и он же придумал это слово: в самом центре - темная точка, и миллионы кругов, каждый светлее предыдущего, расходятся все дальше, и дальше, и дальше... И сейчас они гипнотизируют меня, и я не могу перестать смотреть на летящее в мою голову копье.

Когда я наконец закрыл глаза, мои ресницы задели центр градации.

Смерть подарила мне поцелуй бабочки. А может, и я ей.