Оливия

Когда школьные двери сомкнулись за спиной, я ощутила неприятное покалывание в затылке. Не знала, чем оно вызвано: то ли не утихшей еще головной болью, то ли слишком пристальными и не слишком приятными взглядами, которые, кажется, хотели живьем снять с меня кожу.

Я знала, почему они все так на меня смотрели. Два месяца – и как время пролетело так быстро – почти чертовых два месяца я была со Стоунами. Назвать себя одной из них у меня не поворачивался язык, но... как тогда это надо было назвать? Даже сегодня в школу меня привезла Трис, потому что все выходные я провела у нее.

Мама, конечно, этого не одобряла. Не то чтобы она запрещала мне что-то, нет, просто смотрела иногда так, будто догадывалась, с кем я тусуюсь. Тогда во мне просыпался страх. Еще недавно я была послушным домашним ребенком, а теперь хожу на вечеринки и почти всегда пью что-нибудь алкогольное просто чтобы расслабиться.

Страх стать зависимой от этих вечеринок скоро притупился. Нам было весело. Я больше не чувствовала себя неправильной, не была совсем чужой – просто новенькой. И, кажется, искренне привязалась к новым друзьям.

И об этом не могли не узнать мои одноклассники. Да вся школа, наверное, с ума сходила от недоумения! Половина здесь мечтали быть на моем месте, и теперь я уже не знала, готова ли с ними поменяться.

Я поискала глазами Уилла и, не найдя его, поспешила укрыться в классе. В последнее время наши с ним отношения все-таки сдвинулись с мертвой точки: мы приняли своеобразный нейтралитет. Он больше не спрашивал меня о Стоунах, а я больше не упрекала его в безумии слежки за ними.

Отсутствие друга меня беспокоило. Я забилась в угол и достала телефон. Не хотелось сейчас привлекать к себе внимание Верóники и ее группы поддержки. В последнее время они часто цеплялись ко мне – иногда даже присутствие Уилла их не останавливало, хотя он, благодаря вступлению в школьную спортивную команду, успел обзавестись некоторым авторитетом.

Если раньше издевательства и насмешки надо мной были вызваны обычной скукой и желанием хоть кому-то показать свою силу, то теперь их причины приобрели более личный оттенок.

Мой палец машинально пролистывал картинки в сети, пока мысли витали где-то далеко. И львиную их долю занимал чертов Джей Стоун.

Он был ложкой дегтя в меде новых впечатлений.

Я ненавидела его за то, что каждая клеточка внутри жаждала встречи.

Я ненавидела и себя, потому что каждый раз, когда рядом с ним ошивались другие девушки, улыбка стиралась сама-собой и больше не возвращалась.

И ненависть эту питал страх влюбиться.

Такому, как он, не нужно было особенно стараться, чтобы приковать к себе восторженный взгляд, и я медленно, с трудом принимала реальность: в числе этих взглядов был и мой.

Я успела изучить его очень хорошо. В компании друзей он был обычным парнем – немного угрюмым и циничным, но вполне дружелюбным. Он умел веселиться, он ценил своих друзей. Не знаю, входила ли я их число...

Но я помнила я и другую сторону Джея. Я давно ее не видела, однако некоторые фразы и намеки могли пробудить внутри него опасного бандита, холодного дельца, владельца оружейного магазина и главаря банды. Это было последнее, что удерживало меня от безумного прыжка в бездну собственных чувств. Я ни на секунду не позволяла себе забыть, кто передо мной.

И пока я не буду уверена, что он стою в его глазах в одном ряду с Реем, Рони и другими, чувствовать себя в полной безопасности не смогу.

– Привет, мышь.

Я вздрогнула от слишком громкого и резкого голоса у себя над ухом. Подняла глаза и встретилась с ядовитым взглядом Верóники. Выделенные яркими тенями глаза смотрели без злобы, но насмешливо.

Вот же вляпалась...

– Слышала, ты нашла себе новую компанию?

Она присела на парту, чуть согнув ногу в колене, так что короткая юбка задралась почти до линии нижнего белья. Я отодвинула свой рюкзак подальше, наученная опытом, и отвернулась к стенке.

Никогда не думала, что мне в голову придет такая мысль, но я невольно представила, как отвечу Верóнике какой-нибудь едкой фразочкой от Трис. Моя более консервативная половина предлагала промолчать и не наживать себе проблем.

– Смотрите, какая смелая, не боится гулять со Стоунами, но трясется от страха при виде меня. Ты что, заплатила им, чтобы постоять рядом и показаться крутой, да?

Еще слово – и я не выдержу. Злость подступила к горлу. Раньше я умела ее подавлять.

– Нет? – ее брови почти идеальной формы картинно поползли вверх.

Мерзкая крашеная...

– А может, – Верóника наклонилась ниже и понизила голос, – ты с ними тр*хаешься, а?

На мгновение шум в ушах перекрыл все, и меня бросило в жар. Тронув чуть дрожащими пальцами пунцовые щеки, я сжала пальцы в кулак и уперлась костяшкой в жесткую поверхность стула.

– С одним или сразу со всеми?

Я повернула голову – слишком резко, и это вызвало новую волну хохота.

– Да ладно, я пошутила! Кто позарится на такую уродину, а? Мышь бледная, что и говорить...

– Заткнись уже!

С меня. Хватит.

– Какого хр*на ты ко мне лезешь? Так интересно, почему Джей обратил внимание на меня, а не на тебя, да? Так иди в зеркало посмотрись, все понятно станет!

Как только последнее слово растворилось в тишине, незаметно окутавшей класс, я почувствовала почти незнакомое ощущение – удовлетворение. О, оно того стоило...

Я схватила рюкзак и снова взглянула в лицо Верóники открыто, без прежнего униженного страха. Больше нет. Больше не буду потакать ей и ее дрессированным собачкам.

– Ты страх потеряла, мышь?! – голос Верóники, раньше хорошо поставленный, теперь сорвался почти что на визг. – Ты пожалеешь!

Выдавить из себя улыбку оказалось совсем не сложно. Я медленно подняла руку и показала девушке средний палец. За нашим конфликтом, наверное, наблюдал весь класс. На задворках сознания мелькнула мысль: вот это я вляпалась...

Верóника такого унижения не простит. В этом я была уверена, но, тем не менее, нанесла последний удар:

– Если хорошо попросишь, могу познакомить с кем-нибудь из его друзей, но не обещаю, что это будет красавчик.

Когда дверь класса за моей спиной захлопнулась, там царила мертвая тишина.

...

Чувство удовлетворения, которое наполнило меня, быстро прошло.

Не знаю, что пугало меня больше: то, что Верóника больше ни разу не заговорила со мной на протяжении дня, или то, что Уилл так и не пришел в школу.

Никто, кроме него, не поможет мне, если стерва все-таки решит отомстить. Со Стоунами я виделась почти исключительно по выходным, в будние дни Трис довольно редко заезжала за мной.

Что ни говори, выступать против Верóники при всем классе было глупо. Сила на ее стороне, она со своими подружками легко могла бы остановить меня в коридоре и облить чем-нибудь, или застать в туалете и пару раз ударить по щекам.

Однако она ничего из этого не сделала. Перечень обид, которые я стерпела от нее, можно было продолжать бесконечно, но она не воспользовалась ни одним проверенным способом. Это пугало.

Когда уроки кончились, я вышла на крыльцо почти первой, чтобы поскорее оказаться на свежем воздухе, подальше от Верóники и ее подруг.

Безветренная солнечная погода радовала. Сегодня я собиралась провести несколько часов у заброшенного дома, отдавшись музыке и танцу целиком и полностью. Постепенно мысли об этом вытеснили произошедшее в школе из головы.

На излюбленном месте все осталось по-прежнему. Не знаю, какой дурой нужно было быть, чтобы после всего приходить сюда снова, но я нуждалась в заброшенных зданиях, будто наркоманка. Тем более, здесь оживали мои воспоминания о первой встрече с Джеем.

Однако теперь я приходила раньше и уходила за пару часов до темноты. Все-таки, инстинкт самосохранения во мне еще остался...

Я оставила рюкзак на ступеньках, а сама присела рядом, чтобы найти нужный плейлист в телефоне. Песни мелькали перед глазами одна за другой. Наконец отыскав нужное, я аккуратно выправила из джинсов рубашку, чтобы не стеснять движений. Порылась в рюкзаке в поисках наушников и вдруг услышала за собой чьи-то быстрые шаги.

Я не успела встать, когда рука подошедшего схватила меня за волосы с удивительной бесцеремонностью. Я вскрикнула, хотела подскочить, но острые ногти – кажется, это была девушка – только сильнее впились в кожу головы.

На глазах уже выступили слезы боли, смешанные со страхом, когда меня наконец отпустили. Я скатилась на несколько ступенек вниз, подняла глаза...

Надо мной стояла Верóника.

– Доигралась, мышь?

Секундное облегчение, что это не какая-нибудь очередная банда вроде Стоуна и его Волков, показалось мне абсурдным.

Мысль о бегстве еще не до конца сформировалась в голове, когда сзади ко мне подошли подруги Верóники: Салли, Моника и Эстер. Сегодня вся четверка была в сборе. Одна из них держала в руке пакетик с зеленой краской, другая – фломастеры. Третья перебрасывала из одной ладони в другую бутылку с водой.

Да чтоб их... Отчаяние запустило в меня свои когти, и я тяжело сглотнула слюну.

– Что, язычок проглотила? Сильно смелая? – Салли пнула меня ногой, и я отскочила.

Руку пронзила боль: кажется, носок туфли попал в нервное окончание. Страх смешался в голове со злостью то ли на них, то ли на саму себя.

– Не слышу извинений, Мун! – Верóника спустилась по ступенькам, и все четверо окружили меня.

Я прижалась спиной к холодному бортику позади, штукатурка запуталась в волосах и неприятно оцарапала кожу на шее. Сидеть на асфальте было худшей идеей, но я не могла заставить себя сдвинуться с места.

– Извиняйся, – ее голос стал жестче, в глазах заплясали яростные нотки.

Ты позволила другим издеваться над собой, а мы - нет.

Я стиснула зубы, ощущая внутри прежний запал злости.

– Пошла нахр*ен!

– Ого, у кого-то прорезались зубки? – натянутый смех Моники заставил меня затравленно оглянуться по сторонам. – Давайте, девочки, покажем этой стерве, кто тут главный!

Я не успела вскочить. Точнее, я уже почти выпрямилась, когда кто-то из девушек – я не разобрала, кто – толкнул меня обратно на землю. В лицо плеснули холодной водой, и я уже не смогла сфокусироваться. Жидкость тут же проникла под воротник, неприятной скользкой дорожкой поползла по коже и защекотала под ребрами.

Пришло время отчаянного сопротивления.

– Отпустите!

Я дернулась, отпихнула ногой чью-то руку – и в следующую секунду ударилась затылком о бортик позади.

– Пустите!

Если буду кричать, меня могут услышать. Маловероятно, конечно, но все-таки...

Острые ногти оцарапали кожу на щеке: кажется, рука обидчицы снова ползла к волосам. Я дико мотнула головой, потом увидела на джинсах капли зеленой краски. По пятну холода на спине поняла, что рубашка испачкана безвозвратно.

Страх и злость ушли – остались только боль и жалость к себе.

Боль от того, что мне никогда не стать такой, как Трис. От того, что любая попытка поднять голову всегда кончится новыми издевательствами и будет принята как веселая шутка.

И жалость, жалость к своей жизни, которая не стоит ничего. Жизни, в которой я должна терпеть всю эту грязь...

Я царапалась, визжала и брыкалась, но ответные удары были куда сильнее. Сколько синяков останется...

Жалость. Я жалкая.

Безумная пляска перед глазами прекратилась. Теперь остались только цепкие руки на предплечьях и пальцы Верóники на подбородке. Ее ногти оставят на коже засечки – как еще одно напоминание, будто остального было мало. На лице девушки читались злобное торжество и насмешка, и я едва не задохнулась от отвращения. Оно проникло в каждую клеточку тела, обосновалось там и теперь грозило разорвать изнутри.

– А теперь еще один подарочек... на память...

Новая волна страха прошлась по телу. Я перевела взгляд на фломастер в руках Верóники. Визг, отчаянный и полный паники, прокатился по площадке перед заброшенным зданием, но так и не был услышан.

– Не дергайся, ты! Держите ее крепче!

Влажный кончик фломастера мучительно медленно вырисовывал что-то у меня на лбу, а я не могла пошевелиться: теперь меня снова держали за волосы. Из глаз текли слезы обиды и унижения.

Я отдала бы все, чтобы стереть их с щек, чтобы не показывать этим тварям, насколько мне больно, но все равно беззвучно тряслась от рыданий.

Наконец меня отпустили. Бросили лежать на асфальте, осыпали новой порцией насмешек и ушли. А я не могла пошевелиться, только беспомощно хватала ртом воздух, прижимала к груди трясущиеся пальцы. Хотелось задохнуться, умереть прямо сейчас, однако тело требовало кислорода, разрывало легкие в поисках таких ценных молекул...

Асфальт, мокрый от пролитой воды, холодил бок, а щеку неприятно саднило. Красные от слез глаза распухли, открывать их с каждым разом становилось все сложнее. Мне было больно. И внутри, и снаружи.

Жестоко. Жестоко... Жестоко!

Что я им сделала? Что я им сделала, что с самого первого появления в школе меня возненавидели так сильно? Разве я виновата в том, что родилась такой? Виновата в том, что меня так воспитали?

Почему слабых всегда хотят раздавить?

И, будто желая распалить пожар боли внутри, мысли неусыпным роем ринулись в голову.

«Простушка...»

«Кому ты нужна...»

«На тебя даже посмотреть страшно...»

«Мышь бледная...»

«Твое блеяние уже бесит...»

«Ты жалкая...»

Я свернулась в клубок, подтянув колени к груди, и зарыдала. Тихо, почти неслышно. Ведь меня никто никогда не слышал