Во тьме души зажегся слабый огонёк,

Холодный разум светом опаляя,

Его я от пучины тьмы сберег,

Как люди лучшие творения спасают...

Эва пришла в чувства резко: широко распахнула глаза и тотчас же села, дыша глубоко и часто. Впрочем, это была уже не совсем Эва. Глаза её, некогда широко распахнутые и наивные, приобрели выражение напускной сосредоточенности, которая совершенно не шла к её светлому личику. В уголках губ и нахмуренных бровях засело чудовищное напряжение - верный признак блуждающего ума, Эве, к счастью, совершенно не свойственного. Перед Виктором сидела Вита Лоран, и даже в новом обличии её не составляло труда узнать, настолько сильно она сумела преобразить отныне принадлежащее ей тело.

- Где я? - Она подняла на Виктора глаза, на которых теперь возникла плотная поволока, какая была у Виты и только. И Дарковски невольно дрогнул, пораженный этим наблюдением.

- Это склеп семейства Дарковски. Нас здесь похоронено поколения три, если не ошибаюсь. Мы в новой пристройке; её сделали пять лет назад, когда места стало не хватать. - Виктор возился с ритуальными ножами, тщательно натирал их рукавом собственной рубашки, смоченным заговоренной водой. Он точно знал цену проведенного обряда, и не жалел времени на очищение.

В склепе было темно. Редкими маяками горели по углам алые свечи, и Вита, попытавшаяся подняться, случайно задела одну из них, закрепленную у ног.

- Прошу тебя, будь осторожней! - Виктор поймал свечу в полёте, загородил её рукой, не давая слабому огоньку погаснуть. - Нельзя тушить свечи, пока мы не убедимся, что обряд прошёл успешно.

- Я здесь, можно и на том закончить. - Вита вновь попробовала подняться, пыхтя от натуги, но голову словно пригвоздило к плите. - Эти твои свечи так смердят, что меня тошнит.

- Я, между прочим, сам изготовил их с добавлением волчьей крови и лавандовой воды. Иначе бы мы привлекли внимание потусторонних сущностей.

- Боже мой, а я ведь, когда напрашивалась в твои ассистентки, надеялась, что хоть в "Прайсере" работают здравомыслящие люди. А с тобой даже умереть по-человечески не получилось. - Она нелепо вытянула руки поперед себя и тут же обессиленно уронила их на грудь. - Одного не могу понять: это тело твоей Эвы такое неповоротливое или я отвыкла быть человеком?

Виктор, бережно укладывавший ножи в чемоданчик, усмехнулся и неторопливо ответил:

- Это последствие обряда. Должно пройти некоторое время, прежде чем ты сможешь в полной мере распоряжаться телом. Если выражаться конкретнее, то душе нужно осесть. Возможно ты сейчас чувствуешь слабость или недомогание - так вот, это что-то вроде фантомной боли от утраты естественной части Эвиного существа, непосредственно её души. Само собой, тело не сможет полноценно функционировать, пока не произойдёт осознание замены. Сейчас ты что-то вроде подселенной сущности - ощущаешься где-то в затылочной части головы... Знаешь, сколько "посторонних" сущностей обитает в человеческом теле? Это, конечно, не постоянное явление, но их бывает по три, а порой и того больше, если сознание не имеет достаточную плотность. Другое дело, что все они рано или поздно отцепляются от человека, а вот ты... Нужно немного времени, и ты осядешь в новом теле насовсем.

- Немного? Это сколько? - Вита вновь вытянула руки, и Виктор помог ей сесть.

- День. Два. Неделя. Знаешь ли, переселение душ в мою постоянную практику не входит. Я - журналист, а не эзотерик.

- Так значит, я не смогу уйти, как обещала? - Она с интересом оглядела плиту, на которой лежала всё это время, и с испугом уставилась на Виктора. - Это ещё что?!

- Мой гроб... - Дарковски изъял из чемоданчика небольшую баночку, и принялся растирать по новым рукам Виты жирный, дурно пахнущий крем. Девушка сидела неподвижно и спокойно взирала на Виктора, но лишь потому, что сопротивляться не хватало сил. - Там должно быть высечено моё имя. В правом верхнем углу. Это подарок отца на шестнадцатилетие.

- Так это у вас семейное... - буркнула Лоран.

- Что?

- Помешательство.

- Нет, конечно. - Виктор недовольно вскинул брови. - Что за глупость?! Отец просто-напросто не любил дарить ненужные подарки.

- Судя по этому, тебя он не любил больше. И что такого нужно было сделать к шестнадцати годам, что бы отец начал готовиться к твоей смерти?

- Ты не понимаешь! - Виктор отмахнулся. - В этом был целый сакральный смысл: он подарил мне гроб и револьвер, как символ того, что всё в этой жизни исключительно в моих руках, теперь я сам мог распоряжаться собой. И точка.

Вита тоскливо поджала губы, которые так и норовили развернуться в легкую Эвину улыбку.

- Знаешь, меня теперь куда больше интересует, что ты творишь со мной, - она не без возмущения наблюдала за тем, как Дарковски продолжал наносить крем на её руки, медленно перебираясь от запястий к предплечьям.

- Это очень мощное средство на основе листьев тутового дерева, тертой змеиной кожи и моей крови.

- О боже! - Вита предприняла попытку зажать рот рукой, но безуспешно.

- Это средство необходимо для восстановления кожного покрова: его регенерации после гниения.

- И то не умоляет мерзости ситуации! - возмущенно ответила девушка.

- Если не добавить в крем кровь человека, проводившего обряд, никакого эффекта не будет. - Виктор поглядел на неё строго и осуждающе, тщетно стараясь сохранить видимую серьёзность. - К тому же, мы почти как родные, разве нет?

- Никогда не думала, что душевное родство закрепляется кровью. Если бы ты избавил меня от этого, я была бы благодарна.

Виктор нанёс крем ей на лицо, шею и ноги, а затем также размеренно и спокойно, принялся расстёгивать пуговицы на платье.

- Погоди! - Вита взбунтовалась. - Я и сама справлюсь. Ты отвернись только.

- Поглядел бы я на то, как ты справишься. - Виктор послушно опустил банку с кремом на плиту возле Лоран. - Думаешь, я через одежду писал на тебе руны? Увы, но нет.

- Боже мой! - Саркастически воскликнула Вита. - Да как ты мог, правда что! Это ведь надо так: сначала одно моё тело попортил, затем второе. Не человек, а дьявол ты, Дарковски. Вездесущий и нечистый.

- И то верно.

- Я всего-то говорю, что и без тебя справлюсь.

- Справляйся, - и Виктор послушно отвернулся к стене.

За спиной секунд пять слышалась какая-то возня, затем отягощенный вздох и всё затихло. Дарковски усердно ждал, когда же Вита соизволит попросить его помощи, но девушка упорно молчала. Наконец Виктору надоел вид стены, и он не без издевки спросил:

- Ну и как успехи?

Вита не издала ни звука. Тогда Виктор обернулся, и застал её, имитирующую бурную деятельность: расстегивающую пуговицы платья.

- Ну и что ты нам меня так смотришь?! - Вспылила она, роняя руки на колени. - Я как будто виновата, что у меня пальцы одеревенели. К тому же они даже не мои - за качество ответственность не несу!

Виктор сам продолжил начатое, более не сталкиваясь с сопротивлением. Платье было взято из старого гардероба Виты, на новом теле сидело туго, местами и вовсе впивалось в кожу. Однако Эвина комбинация, в которой она была в свой последний вечер, смотрелась куда менее уместно. Рыться в вещах самой Эвы не хотелось: квартира госпожи Мойрес навевала лишь одно стойкое желание - покинуть её немедля и более не возвращаться.

- Где она теперь? - Спросила Вита задумчиво.

Её не то чтобы волновала участь Эвы, скорее, хотелось найти хотя бы одну лазейку, спасшую бы от мук совести. По крайней мере, Виктор не видел иной причины. Вита страдала от цинизма с момента их первой встречи, однако Дарковски долго не обращал на это должного внимания. "Болезнь" не прогрессировала, а просто приживалась, подкрепляемая чередой событий, одним за другим. Вита видела смерть, пожалуй, излишне часто; смеялась ей в глаза, пожалуй, слишком демонстративно, оттого казалась дурной и несносной. Смерть портила её, как портит людей политика или деньги - нещадно, ломая остатки человечности.

- Я просто хочу узнать, что ты с ней сделал, - вновь заговорила Вита, только завидев помутнение в его лице.

- Я вырезал её душу. - Виктор ненадолго отложил крем и принялся опасливо сводить руны с Эвиного тела, страшась завершить обряд слишком рано.

- И где она?

- Трудно сказать. Я поместил её душу в своё старое тело, которое лежит теперь здесь, прямо под тобой. Хотя телом в классическом понимании этого слова оно давно перестало быть. Это что-то вроде портала, связывающего наш мир и иное пространство. Я называю Виктора-прошлого "транспитом", потому что фактически за счёт него сущности из иного пространства подпитываются человеческой энергией.

- Портал в ад? - Вита заметно насторожилась.

- Сложно сказать наверняка. - Виктор наконец отвлекся от нанесение мази, уселся на плиту рядом с девушкой.

- Тогда расскажи, как думаешь.

- Предположу, что я должен был умереть в семнадцать или около того. Сложно сказать, есть ли судьба и расписана ли наша жизнь от и до с момента рождения, но теперь я всё больше уверен, что должен был погибнуть, потому как то, что проживаю я сейчас, ничего общего ни со мной, ни с человеческой жизнью не имеет. Предположу ещё, что отец знал о моей скорой гибели. Тогда его подарок, на котором ты сейчас отдыхаешь, не больше, чем надобность. - Он на минуту задумался, перебирая что-то в голове. - Значит, судьба есть... Так вот, должен был я умереть в стенах Арафийской академии, но отец как-то рассказал мне об одном свойстве человеческой души. Оно меня и спасло.

- Свойстве? - Вита впилась в него взглядом.

- Не жди, что я буду с тобой откровенен. Твою неустойчивую натуру в последнюю очередь стоит посвещать в тайны тёмной магии. Ритуал, который я провёл тогда, "избавил" меня от души и лишил тела. То, в какой форме я существую сейчас, всего лишь производное от изначальной моей плоти - копия, фантом, который исчезнет, стоит потоку человеческой энергии перестать поступать в иное пространство. Строго говоря, я стал его непосредственной частью - сущностью, а не человеком. И ты тоже. Когда ты застрелилась, я провёл с твоим телом всё тот же ритуал, прикрепив тебя к своему "транспиту", но связь вышла слабая и восстановить тебя полностью, «очеловечить», выражаясь иначе, не получилось. Так и появился призрак Виты Лоран. - Он устало потянулся и продолжил. - Подселение в новое тело, правда, не отменяет твоей привязки ко мне и "транспиту". Есть подпитка - мы живём; нет - умираем. Если умру я, то твоя душа тотчас иссякнет. Если повредится "транспит" - та же участь.

- Значит ли это, что мы будем жить вечно, пока твой "транспит" будет в целостности и сохранности? 

- Это не пройдённый путь. Иначе говоря, жизнь после смерти ещё более непредсказуемая, чем до. - Он почему-то сконфузился. - Да это и не жизнь больше.

- Но ведь мы с тобой есть? Материально. - Виту явно не устраивало такое заключение.

Виктор ненадолго усомнился, а после ответил:

- "Материальность" и "жизнь" могут существовать и опосредованно.

Повисла небольшая пауза, после которой Виктор вернулся к изначальному рассказу, более не отягощая Виту лирическими отступлениями:

- Пока Виктор-прошлый был погребен в стенах академии, подпитка была постоянной и непрерывной. Как известно, пульсации юных душ, коих на территории академии была пропасть, несут в себе куда больше энергии. Если тебя вдруг волнует этическая сторона вопроса, то скажу наверняка: пострадавших от такой подпитки быть просто не могло. "Транспит" выкачивал минимальное количество энергии, которая тратится человеком при элементарном всплеске злости или любви. Но полгода назад Арафийская академия прекратила своё существование, и людей, посещавших её, стало в разы меньше. Пока энергии было в избытке, я мог хоть на край света уехать, а теперь вынужден искать новый источник жизни. - Он резко повернулся к Вите, посмотрел ей прямо в глаза холодно и сосредоточенно. - Вот поэтому я вернулся в Филофию. Вот поэтому я выкупил Арафийскую академию: это отнюдь не приступ ностальгии; это вложение в мою и твою, - он ткнул Виту пальцем в плечо, - жизни. Если я отстрою академию, то вновь смогу существовать без боязни раствориться в одну секунду.

Он поднялся, принялся тушить свечи одну за другой, отчего в склепе стало совсем темно.

- Энергии души Эвы хватит ненадолго. Два-три месяца. Не больше. - Он перекинул через плечо сумку, набитую вещами для обряда, и подошел к Вите, не без усилий взял её на руки и двинулся наружу.

Дневной свет ослепил их обоих. Вите и вовсе показалось, что она раньше не ощущала его, и девушка с восторгом оглядывала рассыпанные кругом могильные плиты, в которых, кажется, не таилось ничего мрачного, настолько чистым был струящийся с небес свет.

Утро.

Виктор усадил Виту на крохотную, приземистую скамью, а сам остался стоять, задумчивый и сосредоточенный. И девушка больше всего боялась, как бы не закралось в его голову сожаление о сотворенном переселении, и она впилась слезящимися от солнца глазами в его силуэт.

- Плачешь, что ли? - Лицо Дарковски исказила улыбка, и было в этом что-то восторженное.

Вита тяжело покачала головой.

- Что теперь будет?

- Подождешь немного, поправишься, а потом отправишься на все четыре стороны, как и планировала, - с готовностью ответил Виктор.

- Но выходит, что я фактически привязана к тебе? Почему ты не сказал мне об этом раньше?

- Во-первых, общий "транспит" не мешает тебе отправиться хоть на край света, независимо от того, буду ли я на том краю или здесь. - Он сложил руки на груди, подставил лицо солнцу, откинув со лба спутанные пряди рыжих волос. - Во-вторых, я не хотел расстраивать тебя. Ещё ничего не разрешилось, а ты бы уже гнушалась пожизненной связкой со мной. Уж лучше бы тебе мерещились безоблачные перспективы, чем мистические проблемы, которые ты решить не можешь. А вообще... Тебя сейчас больше должно волновать то, что же делать с жизнью Эвы. А с остальным я как-нибудь разберусь сам.

- С жизнью Эвы? - Вита поморщилась.

- Да, если ты не забыла, то сейчас ты - Эва Мойрес, а уже потом, быть может, Вита Лоран.

- В таком случае, - протянула она, хитро улыбаясь, - мне стоит сжечь все мосты и исчезнуть с горизонтов.

- Как хочешь, - он подступился к Вите, забросил её руку себе на плечо, помогая девушке подняться на ноги, - мне судьбы вас обеих отныне должны быть глубоко безразличны!

- А почему не на руках? - Вита недовольно воззрилась на него.

По земле она ступала неуверенно, то и дело всем телом опадая на Виктора. Ему только и оставалось, что руководить ею, передвигая её безвольные ноги своими собственными.

- Тебе кажется это забавным? - Спросила она, когда Виктор в очередной раз подставил стопу под её ногу, облаченную в чёрные Эвины чулки, покрывшиеся пятнами от не успевшей впитаться мази.

- Мне? - Виктор продолжал скалиться ей в лицо, во всей красе демонстрируя белые лезвия зубов.

- Тебе, - буркнула она в ответ, отворачиваясь.

Его колючая щека с пробившейся щетиной, которую Дарковски никогда не позволял себе отрастить, касалась её виска и правой стороны лба, кололась, отдаваясь в теле мурашками и внезапным волнением. Аромат кожи - помесь ноток мускуса и парафина - поселил в ней опустошение.

- Да, - внезапно уверенно заявил Виктор, - мне кажется забавным то, что мы целуемся прямо на кладбище.

- Целуемся?! - Вита в недоумении уставилась на него, как вдруг он резко впился в её губы. Потрескавшиеся от мороза губы Эвы.

Поцелуй с солёным привкусом крови - Вите показался он знакомым и близким, как будто она не умирала, как будто жизнь была прежней. Не было ничего восхитительного, и мир не замер пред её глазами; только вкус губ Виктора, доводящий до исступления и Эвино неповоротливое тело, так громко пульсирующее в руках Дарковски.

Они живы.

Ощущения не дали бы ей обмануться.