Я плохо помню то время, когда я не знала Еву. Пожалуй, я была одинока, хоть на ум и приходят разные девчонки, с которыми я пыталась построить дружеские отношения, которые в итоге мне быстро надоедали своей посредственностью. Я чувствовала, что вся огромная толпа моих знакомых не может меня выслушать по-настоящему. Мысли годами копились в моей голове и, не находя выхода, вгоняли меня в состояние умопомрачающей тревоги. А потом со мной случилась Ева.

Когда мы познакомились, Ева уже была очень худой. Мне хочется сказать, что внешне она совершенно не выделялась, но в таком случае я нагло солгу. Она была необыкновенной.

Это произошло в университете. Я была первокурсницей, едва успевшей посетить свои первые лекции по языкознанию, стоявшей в очереди в библиотеке, чтобы получить потрепанные учебники по латыни и древнегреческому. Мимо меня, нагло толкнув меня плечом, мелькнув нежно-голубым платьем, пробежала девушка. Ощутив толчок на своем хрупком плече, она обернулась и бросила в меня взгляд ярко-изумруных огромных глаз. Помню, что в тот момент подумала о том, что я никогда не видела глаз прекраснее. Дальше все было, как в кино: она извинилась и ускользнула вглубь библиотеки, в царство старинных фолиантов и бесценных книг, а я осталась стоять, как завороженная, глядя ей вслед, словно почувствовав кожей, будто в моей жизни произошло нечто важное, что я в силу своей моральной близорукости не смогла разглядеть. Шли дни, а этот прекрасный и колкий, как ветки розового куста, взгляд раз за разом по какой-то причине всплывал в моей памяти. Пожалуй, это произошло потому, что благодаря нему я сумела впервые что-то почувствовать. Но я решила выбросить из своего сознания тощую таинственную незнакомку и с головой погрузилась в учебу.

Пожалуй, на этом вся история должна была закончиться, но судьба, в которую я не верю, распорядилась иначе. Прошел месяц. Конец сентября заставил меня закутаться в твидовое пальто и большой ярко-красный шарф раньше, чем я могла подумать. После очередной лекции я в привычном себе одиночестве шла в курилку на заднем дворе университета. Краем глаза я заметила сидевшую там девушку в не по погоде легком бежевом плаще. Присев на другой конец лавочки, я начала рыскать пальцами по карманам в поисках зажигалки, но почему-то не могла ее обнаружить.

- Вам подкурить?

Я подняла голову и снова столкнулась с яркой зеленью ее глаз. Меня накрыло невероятное чувство, словно я долго искала что-то, а теперь нашла.

- Да, если вам не сложно.

Она пересела ближе ко мне и, чиркнув громоздкой зажигалкой, поднесла огонь к кончику моей сигареты. Она была ко мне так близко, что я смогла наконец разглядеть ее лицо с россыпью едва заметных веснушек, тонкие ноги, спрятанные за черной сеточкой колготок, черный берет, красовавшийся на копне выкрашенных в белый цвет волос и тонкий рот, спрятавшийся за слоем красной помады.

Несколько мгновений мы посидели молча, затягиваясь сигаретами. По какой-то неизвестной мне причине больше всего на свете мне хотелось поговорить с ней. Спросить ее о чем угодно. Но мои попытки переступить через свою скованность были тщетными. И вдруг неожиданно и задумчиво она произнесла:

- Погода испортилась одновременно с моим настроением. Я никогда не могу быть готова к осени, к ежегодной погибели всего живого вокруг меня. Это разрушает, не находите?

- Да... - произнесла я в каком-то исступлении. – Но осень тоже бывает прекрасной.

- Любое уродство можно назвать красотой, если долго в него всматриваться. Кстати, я совсем забыла представиться. Меня зовут Ева.

- Очень приятно, я Марго, - проговорила я словно на автомате.

- Можно на «ты», да? – я кивнула. - Ты ведь на первом курсе, верно?

- Да, - поспешно ответила я. – А ты?

- На втором. – она улыбнулась, обнажив белые зубы. – И как тебе учеба? Нравится?

Я улыбнулась в ответ. О, знали бы вы, как благодарна была я ей за это. Она словно почувствовала, что мне это было безумно нужно. Мы разговорились о чем-то несущественном. Я рассказала ей о своем факультете, о первых лекциях и месяце учебы, который прошел не так гладко, как мне того хотелось.

- Послушай, - неожиданно прервала мой рассказ Ева. – Я совсем замерзла здесь сидеть. Может, сходим в кофейню? Тут есть одна чудесная, я тебе покажу, хочешь?

- Конечно, - не раздумывая сказала я.

Мы и правда пошли в кофейню, где просидели несколько часов. Как сейчас помню, как меня поразила худоба Евы, когда она сняла свой красивый плащ – передо мной обнажились острейшие ключицы и плоская грудная клетка, прикрытая легкой тканью висящего на моей спутнице платья. Казалось, что любое неуклюжее движение может сломать ее пополам, однако эта истощенность была ей даже к лицу. Мы выбрали столик у окна. Я заказала себе карамельный кофе и миндальный круассан, Ева же взяла лишь черный кофе – уже позднее я узнала, что к еде она не прикасалась. Мы разговаривали долго, как будто случайно встретившиеся на улице старые приятели, которые успели пройти вместе многое. Боже, какой же умной и начитанной тогда она мне показалась. Она, не выбирая выражений, критиковала «Хлеб с ветчиной» Буковски, рассказывала о черно-белых фильмах, которые смотрела недавно, обещала показать мне Петербург и провести экскурсию по своим любимым его улицам. Мне лишь оставалось слушать ее, открыв рот, и мечтать, чтобы ее голос не замолкал никогда.

Порой я влюбляюсь в людей. Пожалуй, это что-то платоническое, когда тебе с невероятной силой хочется общаться или просто находиться рядом с человеком, который представляет интерес. Именно это случилось с Евой – я влюбилась в ее личность – пытливую, хрупкую, но такую невероятно красивую.

Так и началась наша с ней дружба. Мы встречались в курилке после пар, а затем шли подыскивать новые места для нашего таинственного кофепития.

- Почему ты никогда ничего не ешь? - однажды вырвалось у меня, когда Ева в очередной раз купила себе привычный американо.

- Считай, что это моя суперспособность, - рассмеялась она.

- Не есть?

Вдруг улыбка сползла с ее губ, а изумруды в глазницах потухли.

- Я не очень люблю, когда мне задают такие вопросы.

- Извини, я не хотела...

- Все в порядке. Ты ни в коем случае не обидела меня. Просто для меня это что-то личное.

Наверное, именно тогда я и поняла, что она больна, но признавать это мне совершенно не хотелось. Ева была моим идеалом, а разве может идеал болеть? Однако все карты сходились. Я подозревала у своей новой подруги анорексию, но стеснялась спросить об этом напрямую, боясь, что этот вопрос ее может смутить.

Осень пробежала очень быстро. Наш с Евой интерес к друг другу увеличивался с каждым днем. Я стала ловить себя на мысли, что мечтаю об окончании лекций только для того, чтобы снова увидеть Еву. Я с большой и трепетной нежностью вспоминаю о том времени, ведь тогда мне казалось, что я нашла человека, который полностью разделяет все мои увлечения и взгляды. Русский язык подарил нам много слов, но до сих пор я не нашла в нем точного определения нашей с Евой дружбе. Английский же, язык более бедный, этим словом не пренебрёг – soulmate – тот самый друг, с которым роднятся души. Встреча с Евой во многом перевернула мою жизнь. Я чувствовала себя так, словно глухой человек, впервые обретший слух именно в тот момент, когда звучала одна из симфоний Бетховена – захваченный, испуганный, воодушевленный и счастливый со слезами на глазах.

Сезоны сменяли друг друга в давно заведенном порядке, мы продолжали вместе курить, пить кофе в полумраке питерских кофеен, разговаривать о важном. А Ева продолжала игнорировать еду. Частенько она стала приглашать меня в свою квартиру, где мы смотрели ценные для нее черно-белые фильмы Тарковского и Годара, слушали пластинки из ее коллекции на старом, подержанном проигрывателе. Ева обожала готовить что-то вкусное перед моим приходом, но сама к еде, как вы уже поняли, никогда не прикасалась. А какой потрясающий кофе у нее получался. Нигде, ни в одной кофейне я не могла найти подобного вкуса.

Иногда в квартире появлялся третий человек – это был ее парень по имени Никита – высокий, широкоплечий юноша с красивыми кудрявыми волосами. Я не знаю, как Еве это удавалось, но я никогда не чувствовала себя лишней. Она варила нам кофе и развлекала интересными разговорами, словно гейша. Никита никогда не интересовался, ела ли она, хотя, как потом я выяснила, он был в курсе ее недуга. Его прохладные интонации часто выдавали внутренний цинизм, но все же жило в нем что-то живое. Пожалуй, это была любовь к Еве. Вместе они были уже долгие пять лет, со школы, и успели многое пройти вместе.

- Я пережила с ним столько фильмов, - любила говорить о нем Ева. И, знаете, они были чудесной парой. И каково же было мое счастье, что они приняли меня к себе. Потому что я перестала видеть свою жизнь без них. А особенно без нее, без Евы.