Я был настолько вымотан, что сам не заметил, как задремал. Вот, казалось бы, только что-то отвечал Лере или Максу, смотрел на черную дымку, прилипшую к лобовому стеклу автомобиля, как все исчезло, растворилось во тьме, а после передо мной появился мой старый друг. Я никак не мог узнать его, лицо было знакомым и на этом всë, однако его голос вспомнился с легкостью.

— Привет, Артëм, — сказал он. — Давно мы с тобой не виделись.

— Да, давненько, — ответил я и поймал себя на том, что хотел сказать вовсе не это. Словно кто-то  произнес эти слова за меня.

— Опять бежишь?

— Опять бегу, — снова ответил кто-то, и тут меня осенило, что в этом разговоре я буду только слушать, наблюдать, но при всем желании не смогу в нëм поучаствовать? Почему? Потому же, почему я вообще все это вижу — так нужно ей.

— Может, не стоит бежать? Мы тебя ждëм всегда, а там кто тебя ждëт? Матушка твоя? Так и ее скоро не станет. Ну, может быть не скоро, может через пять или десять лет, и ты снова будешь никому не нужен. Полина тебя боится. Однажды одно только твое присутствие давало ей надежду, но это прошло. Теперь она в ужасе от тебя, ты этого не видишь?

— Я замечал, но... Похоже, они все меня боятся.

Мне все это порядком надоело. Будь это действительно я, я бы ответил по-другому. Полина не боялась меня. Она беспокоилась, иногда злилась, особенно за то, что я многое скрыл от неë, но в еë глазах не было ни страха, ни неприязни. Она по-прежнему не отходила от меня ни на шаг.

— Ты совсем сходишь с ума, они поэтому и боятся. Здоровые люди не понимают того, что понимаешь ты. Они не видят того, что видишь ты, — сказал Никита. Моя "копия" молча окинула его взглядом. Теперь и он казался мне другим, как Марина — чужой голос, чужое выражение лица. Однако другой я поспешил согласиться.

— Я сам боюсь того, что вижу. Еще немного, и я не выдержу.

— Ты абсолютно прав. Поэтому я жду тебя. И твоя жена тебя ждëт. Но ты отворачиваешься от неë. Ты все еще винишь себя в том, что с ней случилось?

— Возможно.

— И ты боишься, что то же случится и с тобой. Верно? — Если выглядел лже-Никита поначалу было весьма дружелюбно, то теперь его улыбка напоминала звериный оскал. А у лже-меня в горле застрял ком. Он пытался что-то ответить, но этот ком вырос до размеров булыжника и не давал ему вымолвить и слова. Тогда уже я попробовал ответить за него, и у меня получилось.

— Да, мне уже всë равно. По барабану. Фиолетово! Я довезу Полину, а если все окажется напрасно, то продолжу защищать нас обоих, пока не умру. Зови меня сколько хочешь, раньше, чем я окажусь там, куда я еду, я помирать не собираюсь.

— Артëм! — Голос Полины вырвал меня из сна. Обезображенное злобой лицо Никиты исчезло, и в глаза ударил яркий свет. — Она ушла, проснись.

— Проснулся уже, проснулся.

Быстро привел себя в чувство, часто моргая, глотнул воды из бутылки и обернулся. Никто больше не спал.

— Долго я дремал?

— Час, наверное, — ответила Полина. — Ты устал, я не стала тебя будить.

— Ладно. — Я закрыл лицо ладонью. Сон ещë не хотел уходить. Желудок неприятно заурчал. А ведь мы толком не ели почти сутки. Планировали купить что-нибудь в деревенском магазине, но не встретили ни одного по пути. "Вырваться бы только отсюда, добраться до Канска, поесть и поспать как следует", — подумал я. — Убрав ладонь с лица выглянул вперед. Из-за "Киа" было видно лишь пару лежащих на снегу человек. И почему мне не пришло в голову сесть вместе с Полиной к ним в машину? Рискнул и собой и ей, но был слишком занят своей паникой, чтобы подумать об этом.

Прекратив заниматься самокопанием, попросил Максима позвонить Игорю.

— Что на дороге? — спросил я, как только он взял трубку. — Проедем?

— Проедем, если поедем по людям, — сообщил парень мрачным голосом. Я чертыхнулся.

— Много их?

— Двое, убрать не помешает.

— Хорошо, отбой, — произнес я и, выдохнув всю тяжесть из легких, потянулся к ручке. Максим меня одернул:

— И что, мы просто возьмем и уберем людей с дороги, как мешки с мукой перекатим и поедем себе дальше?

— А что ты предлагаешь? Мы можем еще немного тут задержаться, может еще кто-нибудь с ружьем прилетит, — разозлился я и, не дожидаясь ответа, вышел из машины. Прошел мимо убитого мужчины, изо всех сил стараясь не смотреть в его сторону, да и не только в его. От всех, кто лежал на снегу, в душе клокотало. А их было много — лишь нескольким удалось скрыться. Одной из тех, кому не удалось стала стрелявшая в нас женщина. Я взял еë на руки и отнес к краю дороги. Несмотря на то, что она сделала, мне было еë жаль так же, как и остальных. Вероятно, та, что убила своих детей, была ее родственницей или близкой подругой, раз она с такой легкостью принялась вершить самосуд. Второй жертвой была молодая девушка. Еë я так же отнес к краю, аккуратно положил на снег, а когда я отпускал ее из рук, мне на секунду показалось, что ее грудь вздымается.

Девушка была в домашнем халате  и распахнутом пуховике. Выглядела она совершенно безжизненной, неужели все-таки жива? Попробовал нащупать пуль — ничего. Прислонил ухо к груди и обомлел. Сердце билось, но очень медленно. Слушал почти минуту и насчитал не больше десяти ударов. Рядом с ней лежал парень в тонкой, но застегнутой на замок куртке. Не думая об этичности своих действий, расстегнул замок и положил руку ему на грудь. Не получив ответа на свой вопрос, так же прислушался к нему, и о чудо — такое же редкое сердцебиение было и парня. Застегнув ему куртку, я дал себе немного времени на переваривание данной информации. Что это? Кома? Летаргический сон, или человек все же умирает, но не мгновенно, как предполагалось ранее?

— Ты там чего? — Игорь высунулся из окна.

— Ничего. — Встал и, отряхнув колени от снега, пошел к машине. — Показалось, что они живы, — сказал Игорю и обратился к Насте:
— Настя, а твои родители... ты проверяла их?

— Проверяла, — ответила девушка. — Несколько раз. Я вызвала скорую, и врачи сказали, что они оба погибли. Потом позвонила Игорю.

Я отмахнул от себя навязчивые мысли. Будь родители девушки живы, ей бы позвонили. Если не они сами, то врачи. Но еë телефон молчал, а значит то, что я услышал — либо галлюцинация, либо аномалия.

Вернулся в машину и встретился с тремя парами любопытных глаз.

— Ты чего так долго? — спросил Макс.

— Хотел проверить кое что. Поехали, я устал как собака.

Почему я соврал? Потому что не хотел терять время на бесполезную теорию. К тому же, от меня не зависело абсолютно ничего. Врачи не дураки, они не дадут похоронить живого человека, и перед вскрытием все проверяют. Впрочем, у врачей наверняка добавилось работы в эти сутки. Люди падали штабелями, всех сразу не проверишь. "В любом случае, рано или поздно мы обязательно об этом узнаем" — решил я и постарался выбросить всë из головы. Нас ждали два часа пути, а потом отдых перед долгой дорогой.

В Канске было тихо. Словно никто и не знал ни о тьме, ни о черной дымке. В супермаркете нас обслужила приятная девушка с не менее приятной улыбкой, пожелавшая нам прийти снова. В кафе принесли горячий обед, ароматный кофе и пожелали приятного аппетита, а в гостинице встретила опрятного вида хостесс и проводила до номеров. В этот раз взяли три номера, чтобы получше выспаться и побыть наедине со своей парой. По очереди помылись в душе, переоделись в чистую одежду и забрались в кровать, хоть и на часах была только половина пятого. Полина пожелала посмотреть телевизор, а я, сняв телефон с зарядки, сделал наконец то, чего боялся — открыл браузер и ввел нужный запрос.

Запестрило множество заголовков:
"Тьма в Красноярске", " Тьма в Красноярске убила пятьдесят человек", "Черная тень заставляет убивать", " Черный дым привел к остановке сердца". Почти каждый из этих заголовках был ссылкой на один и тот же новостной сайт. Попробовал поискать карты, где был бы отмечен масштаб захвата, но таких пока что не придумали. Помимо этого остальные страны уже начали закрывать свои границы, будто от этого что-то изменится, в захваченных городах теперь вместо полиции дежурили военные. Просмотрев достаточно заголовков статей, я сделал вывод, что суицида все-таки больше, чем убийств, не так как раньше. Это навело меня на мысль, что возможно тьма изменилась, а значит изменилась и причина, по которой одержимые ей люди совершали преступление. Если раньше это была вина, то что стало теперь? Хозяин гостиницы пилил ногу ножом, умер вероятно от потери крови. Девушка повесилась, парень утонул в ванной. Женщина убила двоих детей. Что-то должно было связывать все эти случаи. Я, пока глаза совсем не слиплись, заходил все дальше, и чем дальше я заходил, тем сильнее путались мысли. В конце концов понял, что хожу по кругу — прошло не так много времени, для обнародования всех несчастных случаев. Пообещал себе подумать об этом завтра и обязательно обсудить все со своими попутчиками, и вскоре провалился в темноту.