Топаз проснулся от нарастающего шума в глубине шахты. Сопротивление, или как они по-новому назывались, Освободительная армия, постепенно просыпались и принимались за работу. Несмотря на то, что шахта стала весьма приличной для проживания, здесь требовалось еще много сил и времени, чтобы обустроить все так, как было необходимо.

Кто-то занимался починкой лифта, который простоял без дела несколько лет. Кто-то разбирал завал из награбленного, разнося все по местам, где этим вещам было место. Кто-то лишь начинал свое утро, завтракая консервами и прочей едой, которую можно хранить гораздо дольше, чем все остальные продукты. Кто-то же основательно готовился к чему-то грандиозному, о чем пока большинство не было в курсе.

Юность лежала на матрасе рядом с ним, положив голову Топазу на плечо. Спальных мест было мало. Некоторые делили койку и на троих. Он осторожно коснулся волос Юности, убирая их с лица.

— Эй, — шепнул он. — Загрузка программы.

Юность медленно открыла глаза. Взглянула на него, улыбнулась и съежилась, будто стесняясь.

— У тебя сегодня хорошее настроение? — спросила она.

— Паршивое, если честно, — усмехнулся он. — Но я чувствую, что гель впитался, и тело больше не болит. А как насчет тебя? — он перевернулся набок, вытянув руку так, чтобы Юность лежала на ней. — Ты достала пулю из плеча? — по ее немому ответу он понял, что нет. — Это не чревато... осложнениями?

— Она не задела ничего важного, — проговорила она, задумываясь. — Если что-то будет не так, я скажу тебе. Будешь доставать.

— Я? — со смешком спросил Топаз. — Когда я последний раз пытался достать из себя пулю, то чуть кровью не истек.

—Я — не ты, — улыбнулась Юность. — Кстати, как вы, люди, пьете алкоголь? Я вчера пробовала джин, и он... на мое субъективное мнение не очень приятный. Горький и как будто горячий.

Топаз набок улыбнулся.

— Алкоголь пьют не ради вкуса, — ответил он. — Так ты вчера напилась с Эпохой?

— Я не пьянею, — напомнила она. — Но да. Наблюдать за пьяным человеком так интересно. Замечаешь, как у него взгляд теряет фокус, но в глазах появляется такой... необычный блеск. И говорить начинает больше. Эпоха в принципе говорливая, но тут прям... Понимаешь?

Топаз рассмеялся.

— Понимаю, — кивнул он и тут же сделался серьезным. — Пора вставать. Нам наверняка найдут работу.

Он поднялся, нашел свою футболку. Та не успела высохнуть, и на ней остались пятна крови, но в целом носить было можно. Натянул ее и поднялся на ноги. Тогда же к ним, осторожно заглядывая, зашла Тропа.

— Привет, — с доброй улыбкой сказала она. — Эпоха ждет вас в своем «кабинете», — Тропа выделила последнее слово кавычками, демонстративно закатывая глаза.

— У нее нет похмелья? — усмехнулся Топаз, поправляя взъерошенные волосы.

— Есть, — сморщив нос, ответила она. — Неотъемлемая часть ее похмелья — гениальные идеи. Поэтому собирайтесь и приходите. Юность знает дорогу.

И она растворилась в воздухе.

Топаз и Юность подошли в «кабинету» Эпохи тогда, когда все, кого она хотела видеть, уже собрались. Они тихо прошли, остановившись у стола рядом с Громом. Тот приветственно, но молча, кивнул. Тропа так же уже была на месте. Эпоха осмотрела всех присутствующих. Она стояла не ровно, держась за стол. Вид ее был усталым, но при этом она будто была настроена покорять мир.

— Я собрала вас здесь, как элитных приближенных, — начала она. — Я вчера что-то придумала, но могу путаться в деталях, поэтому Юность будет меня выручать и страховать, если я что-то попутаю. Если кратко вводить в курс дела тех, кто по тем или иным причинам отсутствовал здесь во время моего триумфального восхождения на трон, — она глянула на Топаза, — то мы спланировали мирную демонстрацию на день Единства. Вечером, перед салютом, в центре города соберемся очень-очень-очень много людей. Но до этого нам нужно дать знать, что мы собираемся делать. Рассказать людям, что мы выйдем показать то, что мы такие же живые люди, как они. Пройдемся по главной улице. Наша цель — получение лояльности и поддержки.

— Сказочно звучит, — нахмурился Топаз. — Нас перестреляют.

— Не страшно, — легко пожала плечами Эпоха. — Не получится в этой Вселенной — получится в другой. Даже если по нам откроют огонь без причины, за мирное шествие, то это большой шанс получить сочувствие людей и их поддержку. Мы начали склонять людей на свою сторону еще тогда, когда меня задержали. Но это все лирика.... Я думала о том, что нам можно такого сделать, чтобы заявить о нашем намерении.

— Мы, кажется, обсуждали то, что это даст фору полиции и Безопасности, — скептично изогнул бровь Гром. — Они подготовятся.

— Плевать! — махнула рукой Эпоха. — Мы должны, нет, обязаны сказать людям о том, что мы планируем сделать. Без вариантов. Они заинтересуются.

— Захотят зрелища, — согласился Топаз.

Эпоха щелкнула пальцами, одобрительно смотря на него.

— В общем, мне в голову вчера пришла мысль. Вы же как-то организовали трансляцию, когда меня держали в башне, — с нарастающей хитростью во взгляде проговорила она. — Нужно записать еще одно. Пустить его днем по всем экранам города.

— По всем? — усмехнулся Гром. — Мы едва смогли подключиться к одному, и то с этим возился Гранат.

— По всем, — настаивала Эпоха, не слыша никаких оправданий. — Ну, по большим. Там, где ходят люди. Я знаю, что они везде ходят, но вы меня поняли. А насчет Граната... Север же постоянно ошивался рядом с ним?

— Север что-то понимает в этом, — согласилась Тропа.

— Половина проблемы решена, — довольно огласила Эпоха. — А теперь вопрос на миллион: кто будет говорить? Я сразу пас. Я очаровательна, но я выдавливала глаза людям в клубах, дралась и дебошила.

— Ну да, не лучшее лицо революции, — усмехнулся Гром. — Я могу. Мне не в первый раз говорить на камеру.

— Будем честными, ты страшный, — фыркнула Эпоха. — Нет, ты красавчик, но для меня. А для людей... Тропа на атомы разлетится от волнения, — продолжила она, не замечая, как названная недовольно ответа глаза. — Топаз... Вроде, его в лицо не знают, но он разгромил целый двор, — и тогда она посмотрела на Юность. Прищурилась, изучая ее. А потом широкая улыбка медленно расползлась по ее лицу. — Ты милая и безобидная. По-моему, лучший вариант.

— Мне кажется, нужно проголосовать, — вступился Гром.

— У нас что, демократия? — всплеснула руками Эпоха.

— Я не против, — ответила Юность. — Я смогу сделать это.

Топаз наклонился к ее уху и шепнул:

— Может, стоит им сказать о твоем отце? — Юность взглянула на него, как на сумасшедшего. Топаз поглядел на остальных, которые не прислушивались к ним, а что-то обдумывали: каждый в своей голове, как один сведя брови к переносице. — Сказать, что он — одна из шишек в верхнем городе, но не называть имени.

Юность посмотрела на Эпоху, которая потирала вески.

— Мой отец... Один из бизнесменов верхнего города, — проговорила она, обращая внимание всех присутствующих.

— Если люди узнают о том, что дочь бизнесмена у нас по собственной воле, то они могут прислушаться и задуматься о том, а все ли хорошо в верхнем городе, — поддержал Топаз. — Ведь раз дочь влиятельного человека сбежала из дома и примкнула к сопротивленцем, то...

Эпоха раздумывала не долго.

— Надо написать речь. Гром, Юность, это я поручаю вам. Тропа, передай Северу, что нам нужны все его знания во взломе. И его скорость. Пусть в ночь перед днем Единства пробежит по городу, оставит послания на стенах.

— О каких посланиях речь? — спросил Топаз.

— Синие круги на стенах, — пояснила Тропа. — Север уже оставлял их пару раз. Так мы замысловато напоминаем людям о своем существовании.

Топаз кивнул.

— У нас осталось два дня, чтобы все устроить, — с уверенностью заявила Эпоха. — Я верю в вас, как в саму себя. У нас все получится.

Ее слова звучали убедительно, но по потерянному взгляду было понятно, что она и сама волновалась. Была капля сомнения во всей этой задумке. Страх перед неизвестным и чем-то новым.

***

Ллойд пролежал под гелем всю ночь, но даже то количество, которое на него нанесли, не смогло полностью затянуть все раны на его лице. И все же наемник выглядел куда лучше, чем по прибытию в больницу. РП в квартире Оливии смог вызвать помощь тогда, когда Лекс покинул квартиру.

Оливия находилась в соседней палате. У нее был серьезный перелом носа и сотрясение мозга. Но медицинские роботы заверяли, что то было не серьезным. Она восстанавливалась, так же с литрами геля, которые подливались каждый раз, как прежний впитывался и высыхал.

Когда Ллойд поднялся с кровати, придерживаясь, чтобы не потерять равновесие от головокружения, дверь с шелестом отъехала. Он поднял глаза и удивленно, не веря увиденному, похлопал ресницами.

— Выглядишь, как будто ничего и не произошло, — усмехнулся Аттон.

В месте, куда ему попала пуля, виднелась металлическая пластина. Еще одна из множества, какими покрыта большая часть его тела. На глазе же, из которого вышла пуля, была временная повязка. Вел себя киборг, однако, так же, как и всегда.

— Живой?

— Ага, — самодовольно ответил он. — Думал, я от тебя так просто отстану? Не дождешься.

— Ура, — бросил Ллойд. — Но как?

— Пуля не задела ничего важного в мозгу. Я прям счастливчик. Правда, без зарплаты нынче. Все ушло на заживление, пластину и новый глаз. Теперь у меня они оба будут имплантированы. Может, под шумок и второй поменять. Хотелось бы с рентгеновским зрением. Знаешь, чтобы девчонок взглядом раздевать.

— До костей, — ухмыльнулся Морган.

— Так, а чем все закончилось? — спросил Аттон, падая на кресло рядом с кроватью. — Я помню только выстрел, и то смутно. Перебрал. А потом очнулся от того, что у меня в голове ковыряются. Ты его уделал что ли? — с усмешкой предположил он.

Ллойд нахмурился, потирая лоб. Он едва ли понимал, что произошло прошлой ночью. Помнил, как Лекс с яростью бил его. Помнил, как говорил что-то о своих друзьях. А потом резко остановился, растерялся и сбежал.

— Он ушел, не добив, — коротко ответил Морган. — Видимо, понял, что я недостоин мести.

— Это жалко, — рассмеялся Аттон. — Видел Оливию. Вид у нее, конечно, не из приятных. А этот Лекс еще больший сексист, чем я, раз руку на женщину поднимает.

— Ты всегда пытаешься оправдать свое пренебрежение к женщинам поступками других? — покачал головой Ллойд.

— О, дружище, я не пренебрегаю женщинами. Я большой ценитель. Ты вообще видел женщин? Конечно. Синелла. Вспомни ее грудь, бедра... О, и их шеи. Так и хочется взяться покрепче, да? — он рассмеялся. — Но у женщин есть один большой недостаток: у них слишком много мыслей в голове. Обо всем. Нужно или не нужно. Мы, мужчины, способны фильтровать это, раскладывать по полочкам. А у них полный хаос, — он руками изобразил взрыв. — Они слишком много на себя берут. Их главная задача — быть украшением для своего мужчины. Красивая, стройная, тактичная. О такой мечтает каждый. Чтобы не перебивала, не встревала в разговор, когда ты обсуждаешь с другими мужчинами политику. Они думают, что все понимают и все умеют. Но на деле, — развел руками, — на деле они ничего не могут без нас, мужчин. Они нуждаются в нас, в твердой руке и холодном рассудке. Нужно, чтобы кто-то держал их на земле. Иначе они улетят слишком высоко и сгорят у солнца.

Ллойд покачал головой.

— Твои слова — полное дерьмо, Аттон, — сказал он. — Женщины умеют гораздо больше, чем мужчины. И они берут на себя многое, потому что такие, как ты, только и могут, что ноги об них вытирать и ни во что не ставить.

Аттон погрозил пальцем.

— Это ты зря, дружище, — поцокал он. — Общение с Оливией на тебя плохо влияет. Функция женщины — деторождение. А не защита государства и ведение бизнеса. О, а что будет если к власти придет женщина? Только представь себе. И это хорошо, что у нас Общий мир. А то бы устраивали войны каждый раз, как увидели соперницу в таком же платье, — Аттон рассмеялся.

Моргану не хотелось спорить. Он был слишком слаб, чтобы просто слушать бред того, кто до сих пор находился под сильной дозой обезболивающих препаратов. Да и спорить с Аттоном — себе дороже. Он свято верил в то, что говорил. Переубедить его в обратом было бы очень сложно. Если вообще возможно. Ведь перед его глазами было множество примеров сильных женщин, которые не будут кроткими, которые не устраивают драк из-за одинаковых нарядов, и которые выполняют свою работу так же хорошо, как и мужчины.

Аттон все равно закрывал это глаза, убеждая себя и других, что этого не достаточно.

— Я полагаю, ты пришел узнать, как я себя чувствую, — недовольно произнес Ллойд. — Спасибо, хорошо. А теперь иди. Тебе наверняка нужно готовиться к имплантации.

— Ты прав, — кивнул киборг, поднимаясь с кресла. — Тебе тоже есть чем заняться. Насколько я знаю, Вегу ты не устранил и девчонку не нашел. Приходи в норму, дружище. Да пусть жизнь подарит тебе хороший секс, а то ты какой-то злой. Точно как баба.

И он, веселясь от своих же высказываний, в развалку поковылял прочь.

Ллойд снова упал на подушку, слыша, как в палату заезжает медицинский робот. Пока тот молча возился с новой порцией геля и записью показаний жизнедеятельности, Ллойд думал. О том, что произошло. И о том, как же ему все это надоело.

Никогда в жизни у него еще не было такой навязчивой мысли все бросить. И теперь, раз Вега отстал от него, пригрозив расправой, если наемник пойдет по его следу, Моргана ничего не удерживало от решения забрать оставшиеся цифры, коих точно в итоге получилось крайне мало, и уехать из этого города.

Так он и решил поступить. Сразу же, как робот установил, что Ллойд в полном порядке, он, не дожидаясь выписки и коллег, вызывал такси прямиком до башни Блэкмана. Еще не видел, кого назначили на место временного или уже официального начальника отдела, но знал, что разговор с ним будет коротким.

В башне после пропускного пункта его встретила голограмма Амелии и возложенные к ней цветы. Несколько людей стояли рядом, с сожалением глядя на изображение, где прежняя начальница, гордо подняв голову, стояла в непоколебимой уверенной позе.

Ллойд, не останавливаясь, поднялся на нужный ему этаж. Подошел к кабинету и по привычке и чрезмерной наглости без стука вошел внутрь. К нему спиной, откинувшись в кресле, сидел некто. Он общался с кем-то по браслету. Голос грубый и низкий, роботизированный.

— Я перезвоню, — сказал он, поворачиваясь. Взгляд его был жестоким и совершенно холодным. Мужчина средних лет с длинными волосами, собранными в хвост. Его лицо было покрыто мелкими шрамами, как от стекла, впившегося в кожу. По бокам, сдерживая челюсти вместе, нагромоздилась массивная конструкция. — Я не теплю, когда ко мне в кабинет входят без предупреждения. На первый раз прощу такую наглость.

Ллойд отметил, что он не двигал губами, когда говорил. Всю работу за него выполнял встроенный в гортань динамик. Выглядело жутко и по-своему занимательно.

— Я хочу связаться с Блэкманом, — прямо сообщил наемник.

— Ллойд Морган, — медленно произнес мужчина. — Я оценил твою работу здесь и пришел к заключению, что Уиг держала тебя здесь зря. Не знаю по каким причинам, но, очевидно, это стоило ей жизни. Готов поспорить, ты умело очаровываешь женщин, но я, как можно заметить, не женщина. Поэтому закрывать глаза на твои проступки я не буду. По моим подсчетам, имея в распоряжении информацию, которую тебе предоставила Безопасность, можно было справиться со всем в два раза быстрее. Мои аналитики полностью изучили каждый твой шаг. Нашлась и занимательная информация. Тайный роман с главной целью, высвобождение заключенного, мягкотелость и сочувствие врагам.

— Откуда?..

— Мы живем в мире, где камеры есть на каждом углу, — качнул головой он. — За нами идет тотальная слежка, и только Сопротивлению как-то удается скрываться до сих пор. Получить доступ к твоему РП и прослушать все ваши разговоры так же не составило труда. Я уже распорядился о завершении твоей работы на нас в качестве наемного рабочего. Сдай пропуск и ожидай, когда цифры за потраченное время от мистера Блэкмана поступят на твой счет.

Ллойд усмехнулся.

— Ладно, — кивнул он и развернулся.

— И да, чуть не забыл. Передай своей сговорчивой напарнице о том, что она так же уволена, — сказал он напоследок.

Морган остановился, напрягся.

— А ее за что? — спросил он, подойдя к столу.

— За сговорчивость, — с совершенно непроницательным лицом ответил мужчина. — По-хорошему ее должен ожидать суд. Но я заступился за нее из-за ее репутации и производительности. Поэтому мистер Блэкман позволил ей просто уйти. С сохранением долга компании, разумеется.

Морган прыснул. Еще раз глянул на нового начальника отдела и на сей раз ушел, не оглядываясь. Понимал, что продуктивность отдела Безопасности вместе с этим человеком возрастет в разы за несколько месяцев. Если не дней.

И Аттону он точно понравится.

***

Ллойд ожидал зарплаты до наступления дня Единства.

Он не созванивался с Лив, не знал, как у нее дела. Она наверняка узнала об увольнении от самого начальника, ведь наемник так ей ничего и не рассказал. Не хотел видеть ее разочарования и отчаянья. Не хотел становиться причиной ее горя, ведь, на самом деле, сам и был виноват в увольнении.

— Простите, Ллойд, — сказал Кью, появляясь на экране. Морган поднял на него взгляд. — Я совершенен в руках своего создателя. Он имеет полный доступ ко всем нашим разговорам. Я не знал, что так получится.

— Конечно, знал, — дернул щекой наемник. — Мне не нужно было тебя обновлять. Ты заставляешь себе сочувствовать, когда выражаешь раскаянье.

— Как вы говорили с Оливией, люди, возможно, тоже лишь выражают свои эмоции так, как требует ситуация, — ответил РП. — Не сочтите это притворством, но за время, пока я работал для Вас, вы стали мне настоящим и единственным другом. Я понял суть многих вещей, которые мне обязательно пригодятся в будущем.

— Тебе сотрут память перед новым жильцом, — сказал Ллойд, поднимаясь с заправленной кровати. — Сделай одолжение: не притворяйся живым человеком. По крайней мере, пока я в этой квартире.

— Можно ли попросить Вас о встречном одолжении? Позвольте сделать для Вас что-то на прощание.

— Ты и без того хорошо поработал, Кью, — качнул головой наемник. — Включи какой-нибудь дурацкий фильм, чтобы отвлечься.

Ллойд понимал, что уехать из города вдень Единства ему вряд ли удастся. Все дороги будут перекрыты, а движение транспорта станет ограниченным как по времени, так и по траектории. Поэтому он планировал отсидеться дома до заката солнца, а после пойти в ближайший бар и там напиться. Но ему не хотелось о чем-то думать. Поэтому занять голову каким-нибудь низкосортным фильмом показалось привлекательной идеей.

Когда фильм уже подходил к концу, раздался звонок. Ллойд, не поднимаясь с кровати, ответил.

— Привет, — тяжело сказала Лив. — Ты дома?

— Да, — лениво ответил Ллойд. — Отлеживаю свою спину и трепетно жду, когда этот парад под окнами закончится.

— У меня есть бутылка хорошего виски. Я могу прийти?

— Снова будешь использовать меня, как защиту от перебора? — хмыкнул он.

— Нет, — вздохнула Оливия. — Мне просто нужна понимающая компания, чтобы напиться.

— Приходи, — согласился Ллойд, жестом приказывая Кью выключить фильм.

Он не успел закончить разговор, как раздался звонок в дверь. Взглянул на панель, там стояла Лив. Она быстро поднялась на этаж, позволила Кью снять с себя пальто и быстрым шагом прошла на кухню. По-хозяйски достала бокалы и поспешно их наполнила. Упала на стул и сделала несколько глотков.

Ллойд сел напротив, повторяя те же действия. Виски действительно был хорошим.

— Быстро ты, — отметил Морган.

— Если честно, я уже была у твоего дома, — ответила Лив. — Но подумала, что прийти без предупреждения будет дурным тоном. Ты как?

— Правильнее будет спросить об этом тебя. Я все равно шел увольняться, — Ллойд усмехнулся. — Но мне облегчили задачу.

Лив грустно улыбнулась. Сделала еще глоток, проглатывая жгучую жидкость даже не морщась.

— Я ненавидела эту работу, — призналась она. — Я, наверно, как и ты. Слишком падкая на цифры.

— У тебя есть на это причина, а у меня нет, — отметил наемник.

— Это называется продажность, — эмоционально выпалила она.

— Не буду спорить, — согласился Ллойд. — Прости, что втянул тебя во все это. Я не должен был...

— Ты меня вообще слышишь? — распахнула она глаза. — Я ненавидела эту работу. Я сама ввязалась в это. Была бы прилежной работницей, как Аттон, послала бы тебя туда, где спина теряет свое благородное название. А так... Знаешь, мне уже плевать, что нас прослушивают. Я согласилась помочь тебе освободить Юджина не только потому, что ты попросил, а еще потому, что искренне сочувствую Сопротивлению. Я через силу закрывала глаза, продолжая работать и откладывать деньги на то, чтобы нанять частного детектива и попробовать отыскать свою семью. Но теперь мне придется отдать все это, чтобы погасить долг перед Блэкманом. И то только часть. Ведь я ему теперь должна за лечение и за эту руку, — она взмахнула имплантатом. — Кто вообще выбрал это орудие убийства? Я чуть не проломила Лексу голову!

— Мы с Аттоном, — небрежно бросил Ллойд, поднимая бокал. — И еще извини за то, что пострадала от того, в чем был виноват только я. Вот тут уж точно не отвертишься сочувствием к Сопротивлению.

— Не буду спорить, — согласилась Лив. — Но ты просто выполнял свою работу. Мне не повезло находиться к тебе слишком близки. Так какие у тебя планы дальше? Заживете с Синеллой долго и счастливо?

Ллойд рассмеялся.

— Мы, вроде как, расстались, — ответил он, напоминая себе о существовании женщины. — Хотя теперь мне ничего не мешает, но... Я хочу уехать из города, а она — поднять здесь революцию. Наши пути как-то расходятся.

— Завяжешь с работой наемником? — наклонила голову Лив.

— Еще не знаю, — нахмурился Ллойд и сделал несколько глотков. — Может, остепенюсь и устроюсь охранником на склад. Работа не пыльная. Главное, не попадаться на глаза, когда Сопротивление придет грабить.

Лив посмеялась.

— Ну, за свободную жизнь от Блэкмана, пусть это и не правда, — поднял бокал Ллойд, стараясь звучать оптимистично.

— Да, за это, — ответила Оливия и чокнулась бокалом о бокал.

Они выпили и замолчали. Не знали, о чем еще можно поговорить. Ведь теперь можно было обсуждать все, что угодно. Однако тем слишком много, чтобы выбрать из нее ту, что станет первой. И все же тишина их продлилась не долго.

— Ллойд, — обратился Кью, перемещаясь на панель на холодильнике, — я думаю, вам стоит это увидеть.

Он исчез, вместо себя включая прямую трансляцию с главной площади нижнего города. Там, с большого экрана, вещала Йени. Она выглядела уверенной в своих словах, говорила громко и четко.

— Пап, расскажи людям, бедным и угнетенным людям Общего мира, что государство собирается делать. Расскажи всем мета-людям и «обыкновенным», что их всех собираются убить. Расскажи всем: мужчинам, женщинам и детям. Скажи, что мета-кризис, о котором кричит Правительство, не больше, чем средство для контроля. Признайся, что ненавидишь мета-людей лишь за то, что они борются за сохранение человеческого начала, а не поддерживают внедрение машин.

Скажи людям, что ты и твои друзья из верхнего города придумали историю о том, как Сопротивление уничтожает людей. Ведь на самом деле ваша автоматизация производства и идеализированный мир будущего, где андроиды позволят людям постоянно отдыхать, лишь иллюзия. Расскажи им, как это убьет их.

Скажи людям, что вы выкинули их из верхнего города лишь потому, что они не могут позволить себе ту роскошь, которая считается для вас нормой. Скажи им честно, что верхнему городу, правительству, полиции плевать на них.

Скажи, папа, что уничтожение уже началось. Наркотики, имплантаты, вечный контроль — все это не приводит к Общему миру, пап. Тотальная слежка за каждым не приводит к доверию. Внедрение наркотиков не приводит к подчинению.

Скажи, папа, что новая война уже началась. И мне дали выбор: отсиживаться в безопасности, прячась за спинами других людей, невинных людей или присоединиться к силам Освободительной армии, которую вы так ненавистно именуете Сопротивлением. Но наше терпение на исходе, как и многих других, кто сейчас прикован к экрану. Мы не будем сопротивляться, мы будем освобождать. Будем бороться за свободу мета-людей, свою свободу и свободу угнетенных.

Я решила остаться и бороться. Мои товарищи дали мне имя Юность. И я буду сражаться под этим именем даже не имея способностей, как мои друзья. Эта война не о превосходстве машин над мета-людьми или наоборот, как вы считаете. Освободительная армия обещает лучший мир, ведь в отличии от тех, кто его однажды уже дал, мы не имеем ни денег, ни высокого положения.

Ллойд и Оливия тревожно переглянулись, отставив бокалы в стороны.

— Они собрались устраивать демонстрацию, — повторил Кью надпись, показанную после речи Йени. — Это... занимательно.

— Их перебьют, — встревоженно заявила Лив. — Я работала с Петиром несколько лет. Он давно претендовал на место Уиг. Если Амелия сомневалась в предложении Аттона пустить в толпу подставных провокаторов, то Петир не будет даже думать.

— Отвратительное имя для такого грозного человека, — с наигранным безразличием ответил Ллойд, потянувшись за бокалом.

— Ты не понимаешь? — возмутилась Оливия. — Они устраивают демонстрацию, чтобы склонить мирных людей на свою сторону. Если тебе плевать на Сопротивление, в чем я сомневаюсь, то подумай о том, сколько жертв понесут гражданские.

Ллойд прикрыл глаза и тяжело вздохнул.

— И что ты предлагаешь? Пойти и остановить их? —раздраженно спросил он. — Я не хочу ввязываться в это. Мы ничем никому не поможем. Сопротивление наверняка знает все риски. Они не боятся смерти, верят в то, что бессмертны. Я и сам чуть не поверил, когда открыл глаза в больнице после взрыва на фабрике. Это не наша война.

— Ты можешь хоть раз перестать думать стандартами, к которым привык? — повысила голос Лив. — Я вижу твой обеспокоенный взгляд. Думаешь, я не вижу, что ты переживаешь за Синеллу? Подумай сердцем.

— Сердце лжет, — фыркнул Ллойд, не имея в себе сил признать, что Оливия все-таки права. — Я не смогу остановить ее, как бы сильно не переживал. Это ее выбор, она взрослая и сама в состоянии решать, как умирать. Если ей хочется умереть, борясь за свою свободу, то это достойная смерть.

Оливия напряглась, тяжелым взглядом смотря на наемника. Он старался не встречаться с ней глазами, переводя внимание на бокал с виски.

— Как знаешь, — резко поднялась она на ноги. — Можешь оставаться здесь и дальше терпеть всю несправедливость системы, — Ллойд все же посмотрел на нее. Заметил, как ее глаза загорелись не здоровой идеей. — А я пойду туда.

— Жить надоело? — покачал головой Морган. — Сама же сказала, их перебьют.

— Я не хочу терпеть то, что происходит в мире, — решительно заявила она, говоря уже из коридора. — Чем больше людей выйдет сегодня, тем громче будет их позиция. Необходимо показать, что мы не боимся.

Ллойд налил себе еще, пытаясь подавить желание подняться. Он услышал, как закрылась дверь. Как в квартире стало тихо. Лишь едва заметно гудел холодильник.

Сделал несколько глотков, громко поставил бокал на стол и все же поднялся с места.

— Активируй сброс системы, — бросил он РП, проходя в коридор.

— Необходимо подтверждение, — ответил Кью. — Может, не стоит?..

— Подтверждаю, — ответил Ллойд, быстро надевая пальто. — Рад был работать с тобой, Кью.

— Сброс системы начнется через десять, девять, восемь...

***

Слившись с толпой, Освободительная армия разделилась. Чтобы не привлекать к себе внимание раньше времени, они компаниями по несколько человек постепенно приближались к месту встречи. Улицы были наполнены людьми больше, чем обычно.

Людям, как воздух, был необходим этот праздник. Для большинства лишь для того, чтобы получить выходной и вдоволь навеселиться. Любое празднование имело под собой потребность подытожить рутинные будни. Людям хотелось услышать похвалу в свою сторону — за их работу, за преданность Президиуму, за труд во благо всего мира. Хотелось услышать мотивационные речи, которые должны заряжать на целый год. Но по итогу этой бодрости и желания работать еще больше хватит на несколько дней все так же одинаковых будней. Если не на несколько часов.

Несмотря на то, что в день Единства запрещено было пить в общественных местах, этим правилом активно пренебрегали. А полиция, заинтересованная лишь в угождении желаниям жителей в столь значимый день, закрывала на это глаза и вмешивалась лишь тогда, когда кто-то начинал распускать руки.

Атмосфера на улицах стояла под стать празднику. Люди, выйдя из своего отчуждения, собирались вместе, общались, танцевали. Ощущали себя творцами истории, ведь еще один год позади, еще один год, полный бесценных вкладов в общее дело.

Однако внутри толпы, а не со стороны, чувствовалось тревожное ожидание. Те, кто пил больше всех, активнее всех и говорили о политике, стараясь шептаться и не перекрикивать музыку, которая глушила их неудобные системе слова.

Как печально, что Освободительная армия нарушила идиллию, в которой идеалы общества должны были проявиться, подтвердиться и закрепиться в этот день солидарности.

Топаз, Юность и Тропа остановились недалеко от площади, в стороне от всей толпы. Их головы были покрыты париками или капюшонами, чтобы хоть немного отличаться от себя в базе данных. Юность держала Топаза под руку, нервно сжимая его плечо. Он тоже переживал, но старался держаться спокойно. Тропа же, словно ее подменили, была совершенно безмятежной.

Она взглянула на табло, где показывалось время, и переступила с ноги на ногу.

— Я могу кое-что спросить? — обратился к ней Топаз. Та повернула к нему голову, заинтересованно подняв брови. — Между вами с Громом... какое-то напряжение.

— Это старая история, — ответила она. — И она никак не связана с Громом. Просто... у меня неприязнь к киборгам, даже страх, можно сказать. Гром хороший парень, он ни раз это доказывал, но наедине с ним или просто слишком близко к нему, я ощущаю себя загнанной в угол.

Одиннадцать лет назад. Где-то в Общем мире

Рюджин, волоча Юджина за руку, забежала за угол. Она чувствовала, как в любой момент может просто разлететься на части, оставив своего шестилетнего брата одного в неизвестном месте. Наверно, лишь забота о младшем и заставляла ее атомы держаться вместе, не поддаваясь панике и нарастающему страху.

Они бежали долго, петляя между домами, пока не наткнулись на склад контейнеров. Там, грея руки у подожженных бочек, собрались все бездомные, одичалые и забытые жизнью люди. Рюджин остановилась, крепко сжимая маленькие пальцы Юджина.

Мальчик, несмотря на свой возраст, не вредничал и вел себя спокойно. Она понимала, что он попросту растерян. Его детский разум еще не понимал всего, что происходило. Не понимал, почему они бежали. Не понимал, почему прятались. Он часто задавал вопросы о том, где же их родители, почему они совершенно одни. Почему вынуждены воровать еду и ночевать под мостами, прижавшись друг к другу.

А Рюджин никак не могла подобрать слов, чтобы объяснить ему. Каждый раз, как он говорил о родителях, она вспоминала тот злополучный вечер. Когда к ним в дом без стука, вышибая плечом дверь, ворвались киборги зачистки.

Она помнила, как блестели глаза одного из них. Не только жаждой крови, но и этим странным, непонятным для нее светом. Лишь потом она поняла, что это были имплантаты. На тот момент — одни из самых лучших в своей линейке.

Ведь иначе киборги зачистки оснащены не могут быть.

Каждый раз, как Юджин спрашивал, где мама, Рюджин давилась собственными словами. Она обнимала себя за колени, пряча слезы, безостановочно текущие по щекам. Их мать несколько лет болела, была прикована к кровати. Отец пропадал на трех своих работах, пытаясь заработать им на жизнь и лечение своей жены, которое грело всю семью ложной надеждой. Ее дни давно были сочтены. Оставалось лишь ждать, когда она устанет сопротивляться неминуемому.

И Рюджин, неся на своих худых слабых плечах всю работу по дому, заботу о брате, который вечно ни с того, ни с сего начинал носиться по квартире, разбрасывая все, что плохо стояло. На ее плечи так же легла забота о матери, которую нужно было мыть, кормить, следить за тем, чтобы она приняла таблетки. Обычное обезболивающее, которое на время помогало ей забыть всю боль, поражающую ее тело.

В один день, когда Юджин снова перевернул весь дом вверх ногами, Рюджин вспылила. Это был день того дня, как за ними пришли. И последнее, что она сказала матери, ведомая гневом, сломленная усталостью, были вовсе не слова любви.

Она и не поняла, как выпалила это в очередной раз, как мать отказывалась принимать лекарство.

«Когда же ты уже умрешь!»

Эти слова стояли в ушах каждую минуту.

Последнее, что услышала мать от собственной дочери перед тем, как навсегда с ней проститься, были столь ужасные и мерзкие слова.

Рюджин ненавидела себя за это. Ее ни один раз на мост вела мысль о том, чтобы все это бросить. Она дожидалась, когда Юджин заснет, накрывала его своей тонкой курткой, оставляя все содержимое в карманах, и уходила. Но, стоя там, смотря вниз, она понимала, что это не выход.

Она потеряла родителей, потеряла дом и шанс на спокойную жизнь. Но у нее все еще был брат. И Рюджин не простила бы себя, падая с моста, за то, что поступила так мерзко не только с матерью, но и с совсем маленьким, напуганным Юджином.

— З-здравствуйте, — поздоровалась она с одним из стоящим около бочки мужчин. Не расчесанный, в грязной рваной одежде, от которой пахло помоями и собаками, с длинной плешивой бородой.

— Как вас сюда занесло, детишки? — спросил он, уступая место у костра для замерзшего Юджина. Тот робко подошел, протянул маленькие ладошки и расплылся в довольной улыбке, пустым взглядом глядя на скачущее пламя.

— А Вы... Вы не подскажите, куда идти, чтобы попасть в Сейн-Сити? — спросила Рюджин, нервно теребя шнурок на куртке.

Столица — их последняя надежда. Большой город, в котором легче всего будет потеряться. Если повезет, можно найти детский дом и приютится там. К тому же, Рюджин слышала о Сопротивлении, которое обосновалась там. Не знала, как их найти. Но надеялась на то, что в лучшем случае им удастся найти их. Таких же, как они сами. Мутантов.

— Это туда, — махнул он рукой вперед. И начал объяснять, как пройти, как обойти охрану на выходе из города, где можно переночевать, где найти бесплатную помощь от волонтеров. Перекусить, поспать, найти одежду. Пусть и не по размеру и совсем старую, но теплее того, что на них было надето сейчас. — И вот, там потом будет тропа. По ней идите на север. В конце концов и придете.

Они переночевали в одной из контейнеров. На утро, обнаружив рядом с собой мешочек с едой, перекусили. Не нашли того мужчину, который позаботился о них, поэтому и ушли не попрощавшись.

Шли долго, вздрагивая от каждого звука. Но одна мысль заставляла двигаться дальше.

Тропа на север.

Настоящее время

Топаз понимающе покивал головой. Он не стал расспрашивать о том, что случилось. Ему хватило и такого ответа. Понимал, что об этом может быть неприятно говорить и больно вспоминать. Ему просто стало интересно, как можно жить в напряжении столько лет, находясь с человеком под одной крышей.

До начала оставалось десять минут.

Топаз взглянул на время. Потом на людей, которые начинали волноваться. Их безмятежность куда-то пропала: они озарялись по сторонам, кто-то начинал поднимать плакаты в поддержку Освободительной армии. Те, кто не хотел быть в гуще событий, спешно покидали площадь. Те же, кто хотел принять участие в событии, которое действительно войдет в историю, наоборот старались подобраться как можно ближе.

По краям площади начали выстраивать киборги Безопасности. Невозможно было не заметить их, ровно идущих друг за другом, и как по команде замирающих на месте. То, что задумала ОА — противозаконно по всем аспектам. Они и сами вне закона.

Поэтому контроль со стороны власти был понятен. Настораживало лишь то, что киборги были вооружены. И все же — ожидаемо.

Тропа подняла глаза на время, потом поглядела над толпой. Там можно было заметить светлую макушку Грома. Значит, с ним и Эпоха, и Север. Они двигались вперед. Гром повернул голову, встречаясь с Тропой взглядом. Кивнул ей, она — ему.

— Пора, — сообщила Тропа, сделав шаг вперед.

Юность крепко сжала плечо Топаза, оставаясь на месте тогда, когда он начал движение. Он повернулся к ней, коснулся щеки, поднимая ее лицо так, чтобы посмотреть в глаза.

— Все будет хорошо, — заверил он. — Я буду рядом. И все остальные тоже. Ты стала символом революции, поэтому тебе нельзя бояться.

Она постаралась улыбнуться, но получилось неуверенно. Он взял ее за руку, крепко сплетая их пальцы. И двинулся вперед, обходя людей, подбираясь ближе к площади, к своим товарищам. Люди, смотря на них, узнавали девушку с экрана. Они начинали скандировать ее имя, поднимать плакаты вверх и расступаться, чтобы дать символу революции присоединиться к своим.

Так и начался — под разнотонные голоса людей, под музыку, пытающуюся их перекричать — поистине исторический вечер, который останется в памяти людей еще очень надолго.